Автор: Alamirata
Бета: Qris
Фэндом: Hellsing, Type-Moon
Персонажи: Hellsing: Алукард (main), Интегра Ф. В. Хеллсинг, Уолтер К. Дольнез, Виктория Церас, Энрико Максвелл, Александр Андерсен, Хайнкель Вольф, Юмико Такаги, Пип Бернадотте (упоминается); Type-Moon: Арквейд Брюнстад (main), Элезия Сиэль, Сион Эльтнем, Аозаки Аоко, Аозаки Токо, Мистер Рассвет, Неро Хаос, Роа Вальдамьонг, Мерем Соломон, Татари (упоминается и подразумевается)
Рейтинг: R
Жанры: AU, Драма, Джен, Мистика, Вампиры
Предупреждения: OOC
Размер: Макси
Статус: закончен

Описание:
Лондон, 1999 год. Столица Соединенного Королевства находится на грани войны. Но войны необычной: здесь чудовища встречаются в битвах с себе подобными. В это неспокойное время в город прибывает необычная странница. У нее здесь своя цель — найти и уничтожить старого врага, много веков назад ввергнувшего ее в кровавый ад. Имя ее — Арквейд Брюнстад. Ей предстоит столкнуться с хозяином здешних ночей — Князем Нечисти Алукардом...

Посвящение:
Выражаю особую благодарность Максу Варвару за неоценимую помощь в написании некоторых сложных для меня эпизодов.

Публикация на других ресурсах:
На вашей совести, я не против.

От автора:
За сюжетную основу в этом фанфике взята вселенная Hellsing, и уже к ней добавлены некоторые мотивы из вселенной Type-Moon, включая и главную героиню Tsukihime (русск. Повесть о Лунной Принцессе) — Арквейд Брюнстад. Поскольку у вселенной Коты Хирано поклонников больше, а сам автор убежден, что лучше быть Арквейд в Hellsing’e, чем Алукардом в Type-Moon (ну да, давайте называть вещи своими именами: автору лунная принцесса просто больше импонирует ), то и на мир читатель будет смотреть по большей части глазами мисс Брюнстад. Все несоответствия и спорные моменты я постараюсь свести к минимуму, хотя автор на идеал не претендует. Скажу также, что я вдохновлялась многими вещами разом, не только, собственно, оригиналами, но и другим фанфикшеном и фан-артом на две эти вселенные, а за основу взяла собственный отыгрыш Арквейд в РИ по Хеллсингу. Впрочем, автор старался по мере сил своих не плагиатить особенно, и надеется, что у него это все-таки получилось.
Вероятно, будет продолжение (в смысле, сиквел).

Март — Сентябрь 2011

I

Маленькие каблучки бойко стучали по мощеному камню улиц. Туманы вечернего Лондона не могли поглотить этот радостный звук, напоминавший резвый перестук сердца. Фонари, зябко кутавшиеся в городской смог, едва-едва освещали изящную фигурку некоей путницы в невзрачном темно-сером плаще, неизвестно какими ветрами занесенной в спящий город. Здесь, в промышленном районе, никто не заботился о яркости освещения, и лишь иногда мигающему сиянию какого-нибудь особенно удачливого фонаря удавалось выхватить из мрака то золотистый блеск пряди волос, то скудный блик — отсвет в глазах. Но более — ничего. Вечерний сумрак, набиравший силу с каждой минутой, оставлял за собой право скрыть незнакомку от хищных взглядов фонарей.
Но вот повеяло речным ветром, и освещение стало ярче и как-то праздничнее, — странница подходила к центру города. Впереди показался силуэт знаменитой часовой башни, и тогда перестук каблучков стих, — незнакомка остановилась, разглядывая открывшийся вид. Ночной Лондон был прекрасен, однако ее, похоже, волновали и тревожили вовсе не поэтические красоты местных пейзажей. Темно-багровые глаза, сощурившись, неотрывно смотрели на Биг-Бен.
«Нельзя, чтобы Ассоциация узнала о том, что я здесь, — подумалось путешественнице. — Хватит с меня и вечных конфликтов с Церковью... Мало ли что придет в голову этим фокусникам... Лучше держаться от них подальше и не попадаться лишний раз на глаза».
С этими мыслями она повернулась к башне спиной и пошла по берегу Темзы в сторону Тауэрского моста. В Лондоне она, кажется, была впервые за всю свою долгую, очень долгую жизнь. Хотя в любом случае, сколько бы раз она ни посещала какой-либо город, ей все равно вряд ли удалось бы так просто вспомнить это. Но здесь путешественница была уверена — никаких подспудных воспоминаний, тенями всплывающих в сознании подобно déjà vu, не было, никаких намеков и полунамеков на то, что она знает, куда идет... В общем, ничего такого, чего она ни вычитала бы в какой-нибудь брошюрке для вездесущих туристов. Все, что она знала о Лондоне, не являлось достоянием человека, когда-то жившего в этом городе или даже просто посещавшего его. Странница даже не могла сказать, какое сейчас время года. Вечерний сумрак принес с собой прохладу, и потому она накинула на плечи плащ, но даже он не выделял ее из числа редких прохожих.
Вскоре она вновь свернула в сторону. За полночь улицы Лондона совершено обезлюдели.
Собирался дождь, — путница явственно чувствовала его в воздухе. Где-то на востоке глухо прогремел гром, и девушка встрепенулась, подняв темно-красные глаза к нахмурившимся небесам. Ей на щеку брызнула ледяная морось, предвещавшая скорый ливень.
«Следует отыскать место для ночлега, — в который раз подумала она. — Какую-нибудь гостиницу попроще, только чтоб без клопов в постели. А то если так пойдет и дальше, я вымокну под этим дождем... А это, конечно, не есть хорошо».
Путница ускорила шаг, и вскоре мощеная улица, слегка блестевшая от воды и слабого света фонарей, вывела ее к какому-то заведению. На щербатой, под старину, деревянной вывеске странница с трудом разглядела какую-то фигуру — шагающий человек или что-то похожее. Оставалось надеяться, что это действительно гостиница. Незнакомка вздохнула и, поднявшись по каменным, скользким от дождя ступеням, толкнула тяжелую дверь, из-за которой дохнуло сухим теплым воздухом. На темный камень крыльца хлынул поток света. Едва девушка заглянула внутрь, успев только рассмотреть зал со стойкой администрации гостиницы, как за ее спиной полыхнула молния, сдобрив появление путницы ненужным, но ярким эффектом.
Похоже, и саму пришелицу напугала неожиданная вспышка и последовавший за ней мощный раскат грома. Она поспешила переступить порог, осторожно затворив за собой дверь, и остановилась, оглядываясь. Словно что-то решив, она направилась к стойке администратора. Скучающий полусонный парень уставился на нее как на диво дивное.
«Быть может, это и не портье вовсе?» — подумалось незнакомке. Так или иначе, она отсюда уже не уйдет, — на улице дикий дождь, а ей вовсе не улыбается бродить по ночному незнакомому городу, да еще во время грозы, словно мокрая бездомная собака. И потом, разве гостиницы не работают круглосуточно? Или дело в чем-то другом?
Здесь, в ярко освещенном холле, незнакомку можно было разглядеть во всех подробностях. Среднего роста, женственно сложенная, она являла собой создание необычайно очаровательное: прямые светлые, с челкой, волосы коротко подстрижены, глаза странного темно-красного цвета; простая одежда — из-под плаща выглядывал подол длинной, ниже колен, бордовой юбки, а также виден был широкий ворот белого бадлона. На ногах у нее были туфли, совершенно не пригодные для сырой погоды.
Стараясь не выдать растерянности, она обратилась к портье, если, конечно, сей молодой человек являлся им:
— Здравствуйте. Могу я заказать у вас комнату?
У незнакомки был легкий, почти незаметный акцент; становилось ясно, что английский не ее родной язык. Впрочем, распознать, на каком наречии она говорила изначально, было невозможно для людей без лингвистического образования, хотя, вероятно, и для них тоже.
— Разумеется, — откликнулся человек, натягивая на сонное лицо профессиональную улыбку. — Позвольте узнать ваше имя, мисс.
— Арквейд Брюнстад, — сказала путешественница, очаровательно улыбнувшись и откинув с лица золотистую прядь волос. Некоторое время портье смотрел на нее, наверняка удивленный столь необычным именем, но затем снова расплылся в улыбке, свойственной работникам сферы услуг всех времен и народов. На секунду он повернулся к ней спиной, окинув взглядом полку с ключами, а затем, вновь посмотрев на позднюю клиентку, сказал:
— Что ж, мисс... Брюнстад, — он выговорил ее фамилию так четко и ясно, будто боялся ошибиться в каком-нибудь звуке. — Какая комната вам нужна? У нас есть прекрасные номера с видом на...
— О, прошу вас, просто комнату на одного человека, без особых изысков, пожалуйста, — перебила его Арквейд.
— И на какое время вы желаете остановиться у нас?
— Думаю, я не буду оставаться в Лондоне слишком долго, — задумчиво откликнулась девушка, а затем добавила: — Оформите пока на три дня, а дальше посмотрим.
Портье тут же склонился над тетрадью, записывая размашистым почерком данные, затем выбрал подходящий ключ и подал его Арквейд, сказав:
— Добро пожаловать в наш отель, мисс Брюнстад. Ваш номер — восьмой, пройдите на второй этаж, пожалуйста. У нас есть небольшой ресторанчик прямо в здании гостиницы, но он открывается только полдевятого утра. Горничная приходит в полдень. Если будут проблемы или возникнут какие-то вопросы — звоните сюда, номер найдете в буклете возле телефона. Надеюсь, вам понравится у нас.
— Спасибо, — Арквейд взяла протянутый ключ и вновь улыбнулась, с видимым облегчением. И добавила: — Доброй ночи.
— Доброй ночи, — откликнулся портье, устраиваясь в кресле поудобнее. Видимо, его ночным бдениям все-таки пришел конец. Арквейд же поднялась по лестнице на второй этаж. Там она довольно быстро отыскала восьмой номер, вставила ключ в замочную скважину и легко повернула его. Дверь бесшумно отворилась, и девушка, наконец, смогла оценить убранство комнаты, в которой собиралась провести ближайшие дни. Особенных удобств ей не требовалось: лишь постель и горячая вода. Мисс Брюнстад бесшумно прошла в ванную. Здесь было все необходимое — полотенце, мыло, помеченное эмблемой гостиницы — шагающим человечком, шампунь и халат... Не устояв, Арквейд все-таки решила принять душ на сон грядущий, чтобы смыть многодневную пыль утомительного путешествия. Быстро скинув одежду, она нырнула под душ, сначала обжегший ее холодом. Настроив подходящую температуру воды, девушка не дала себе долго наслаждаться душем, — час был поздний, а ей следовало выспаться. Завтрашний день обещал множество хлопот... Так что вскоре она накинула на себя халат и, оставив одежду валяться на полу в ванной, отправилась осматривать кровать.
Постельное белье было чистым, а большего Арквейд не требовалось. Она быстро забралась под одеяло и заснула раньше, чем голова коснулась подушки. Сны ее были рассеянными и смутными, и она их совершенно не запомнила.


Ночь стояла ненастная. Улицы заливало холодным ливнем, и в небе бесновалась неукротимая гроза. Часто били молнии, и им вторил неумолчный гром. Однако здесь, в поместье Хеллсинг, было тихо и спокойно, и в камине в гостиной весело потрескивало заботливо подкармливаемое сухими поленьями пламя. В этот поздний час хозяйка поместья, Интегра Хеллсинг, не спешила отправляться в теплую постель. Попивая дорогой цейлонский чай из фарфоровой чашки с изображением герба Хеллсинг, она расслабленно сидела в кресле. За спинкой, по ее правую руку, стоял верный дворецкий Уолтер. Танцующее пламя бросало на его испещренное старческими морщинами, худое благородное и спокойное лицо странные тени. Он держался прямо, — годы не согнули его гордой осанки. Черные, прореженные сединой, жесткие волосы дворецкого были аккуратно зачесаны назад и перевязаны в «конский хвост». Тонкие бескровные губы были крепко сжаты, но при этом растянуты в легкой, едва заметной усмешке. На бледном лице хо́лодно поблескивал монокль. Весь его вид излучал достоинство и хладнокровие.
Его хозяйка тоже имела яркую внешность. Смуглокожая, но с удивительно густыми, длинными светлыми волосами, укрывавшими, словно шатер, свою обладательницу. Слегка прикрытые, блестящие из-под ресниц глаза ее были светло-синими и не по-женски холодными, даже, наверное, бесчувственными. Впрочем, было в ней, такой неподвижной, и нечто, не поддающееся здравому анализу; словно небрежная клякса или дерзкий рисунок среди математических формул проглядывала в ней эта черта, до поры до времени скрытая, но способная в любую минуту прорвать баррикаду холодной отчужденности и вылиться в мир обжигающим потоком. Таковой был Интегра Хеллсинг.
Тикали большие часы на каминной полке, за окнами грохотал гром. Потрескивало пламя, и озверевший ветер остервенело бросал в стекла пригоршни дождевой воды. И только два человека хранили невозмутимое молчание. Но вот чашка опустела, и Интегра отдала ее Уолтеру.
— Пожалуй, пора спать, — проговорила она негромко низким, с легкой хрипотцой, как у мальчишки в подростковую пору, голосом. Дворецкий кивнул, приняв протянутую посуду.
— Спокойной ночи, сэр, — откликнулся он в тон своей хозяйке, но с улыбкой, которой не было на ее лице. Она не так уж часто улыбалась, эта удивительная женщина. Еще реже она улыбалась искренне. Времена были не те...
— Спокойной ночи, — небрежно сказала Интегра. Она поднялась и широким шагом уверенного в себе человека направилась к двери. Но что-то остановило ее: прямо на пути выросла высокая человеческая фигура — мужчина с довольно длинными черными волосами, падающими неровными прядями ему на глаза. На носу его низко сидели круглые очки с желтыми линзами. Одет мужчина был в строгий темно-серый костюм. Он улыбался.
— Что же ты, хозяйка, не пожелаешь спокойной ночи своему доброму слуге? — поинтересовался он, явно иронизируя. Меж бровей Интегры пролегла глубокая складка, — она нахмурилась. Ее последующие слова могли бы показаться излишне грубыми, но госпожу Хеллсинг, похоже, это нисколько не волновало:
— Чего тебе нужно?
Мужчина осклабился. Было в нем что-то жуткое, запредельное; алые, глубоко посаженные глаза его сверкали из-под прядей черных волос, словно пара про́клятых рубинов. Он говорил баритоном; сей глубокий голос, казалось, многое унаследовал от той грозы, что бесновалась сегодня за окном. Вампир ответил с нарочитым апломбом:
— Думаю, пара ласковых слов успокоила бы мое сердце этой ненастной ночью, — он взглянул на Уолтера и проговорил, патетично разводя руками: — Как думаешь, мой старый друг, достойно ли чудовище ласкового слова?
— Смотря какое чудовище, — с усмешкой откликнулся дворецкий. — Но если говорить о тебе...
— Хватит! — перебила Интегра. Она прорычала, обращаясь к явившемуся человеку: — Говори, что тебе нужно, Алукард, или катись отсюда.
Казалось, резкость хозяйки лишь раззадорила мужчину. Впрочем, он не стал развивать эту тему. Выражение его лица не изменилось, — улыбка оставалась все такой же саркастической и жутковатой, однако что-то в нем заставляло думать, что следующие его слова были абсолютно серьезны. Он кивнул.
— Да, Интегра. Раз уж ласкового слова от тебя все равно не дождешься... — Алукард сделал паузу, глядя прямо в посветлевшие от ярости глаза хозяйки, а затем продолжил: — До меня тут дошли интересные слухи. Я подумал, что тебе будет интересно послушать. Как тебе должно быть известно, число странных смертей, шокирующих своей жестокостью, — его усмешка стала чуть шире, когда он кивнул на газету, что лежала на журнальном столике за спиной хозяйки, — в Лондоне и его окрестностях за последнее время увеличилось. Безусловно, мы совсем недавно встречались с вампирами, плодящими упырей; тот священник, например, убивший команду Полицейской, или та жалкая парочка, которую мы уничтожили несколько дней назад... Но то были вампиры иного уровня, и речь не о них. Мое чутье подсказывает, что недавно в Лондоне объявился вампир достаточно высокого уровня, чтобы составить конкуренцию даже мне. Ну как? Доверяешь ты моему чутью?
Интегра опустила взгляд, раздумывая над его словами. Наконец, она ответила, вскинув голову и глядя прямо в глаза Алукарду:
— Доверяю. Задача нашего Протестантского Ордена состоит в том, чтобы истреблять всех без исключения порождений ада. Посему, Алукард, слушай мой приказ: выследи этого вампира, кем бы он ни был, и...
— ...И уничтожь его? — закончил за нее мужчина, понизив голос почти до кровожадного шепота. Интегра поморщилась, поправив очки, но все же кивнула.
— Да. Не дело этому отродью бродить по улицам нашего города и убивать невинных граждан. Если так не терпится, можешь отправляться хоть следующей ночью, сразу после захода солнца. Пожалуй, так даже будет лучше; новые смерти могут спровоцировать ненужное внимание псов Ватикана. Я знаю, что ты никогда не откажешься от битвы с Искариотами, но нам, протестантским рыцарям, этот конфликт в данный момент невыгоден.
Алукард выслушал речь хозяйки молча, не перебивая. Он бросил взгляд на Уолтера — тот был спокоен, как и всегда. Тогда бывший граф, в своей излюбленной патетичной манере, опустился перед Интегрой на одно колено и, склонив голову в почтительном, но не лишенном мрачной шутливости поклоне, проговорил хриплым от едва сдерживаемого нетерпения голосом:
— Слушаюсь, моя госпожа.
Затем он встал и, ничего более не говоря, отступил куда-то в тень, исчезнув так же внезапно, как и появился. Интегра взглянула на дворецкого, спокойно стоящего за ее спиной, и вздохнула.
— Думаешь, это правда? Есть еще один вампир, столь же могущественный, как Алукард?
— Мы оба знаем, — ответил негромко Уолтер, — что наш Алукард всегда склонен преувеличивать силу своих противников — это доставляет ему какое-то особенное удовольствие, если позволите так выразиться. Однако то, что возможности тьмы практически безграничны, тоже не вызывает сомнений. Под этим небом полно всяческих чудес, прекрасных и ужасных, моя юная леди. С какими-то мы уже встречались, с какими-то — никогда не встретимся, и слава всемогущему Господу. Но с чем-то нам встретиться суждено будет самим роком; и вы ничего с этим поделать не сможете. Так что не сомневайтесь — в мире много еще такого, что способно удивить не только нас, людей, но и самого Алукарда, Князя Нечисти. И хорошо еще, что для нас, по крайней мере, это не стало неприятным сюрпризом... Верно?
— Верно, Уолтер, — Интегра кивнула. Дворецкий улыбнулся ей почти нежно.
— Хорошо же, юная госпожа. Не пора ли вам отправляться в постель? Час уже поздний, а завтра, как всегда, много дел, — Вместо ответа Хеллсинг открыла дверь и быстрым шагом вышла из гостиной, направившись в спальню. Уолтер поклонился беззвучно закрывшейся двери и прошептал: — Сладких снов, маленькая госпожа...


На следующий день Интегра встала как всегда рано — было как раз без двадцати семь утра. Посвятив четверть часа скромному завтраку, она уединилась в своем кабинете, разбирая кое-какую документацию. Погода в городе, кажется, наладилась, и сей факт внушал в сердце Интегры надежду, что сегодня ненастий больше не будет. Днем ей предстояло съездить кое-куда по делам, и она не хотела бы по дороге попасть под дождь вроде того, какой был вчера.
Семья Хеллсинг занималась не только охотой на демонов и вампиров. Обладая благословением и любовью королевского дома, могуществом и знатностью рода, они располагали большим влиянием в политической и экономической сферах жизни не только отдельно взятого Лондона, но и в пределах всего Соединенного Королевства. Не зря же десять лет назад Ричард Хеллсинг, дядя Интегры, так хотел заполучить кресло главы семейства, что был готов убить собственную племянницу. Это место было, условно говоря, действительно намазано медом. Но на плечи занимающего должность главы организации с такими масштабными целями человека ложились не только награды, почет и любовь Ее Величества, но и огромная ответственность. Игры с нею не приведут ни к чему хорошему, — сию простую истину Интегра усвоила слишком хорошо, чтобы когда-нибудь о ней забыть или выкинуть ее из головы.
Так и выходило, что дел у Интегры всегда было полно. Можно было работать с утра до поздней ночи, не разгибая спины, хотя в этом и не было большой необходимости. Механизм организации был отлажен до идеальной точности, словно швейцарские часы, — нужен был какой-то очень весомый внешний фактор, чтобы разрушить годами формировавшийся уклад. Впрочем, от работы Интегра не отлынивала никогда, внимательно отслеживая все, что происходит в организации. Она считала это еще одним своим долгом, сродни защите Англии и поддержке протестантской веры.
От работы ее отвлек деликатный стук, по которому можно было легко распознать Уолтера. Он всегда стучался именно так и никак иначе — три осторожных, легких удара, и скрип открывающейся двери. Вот и сейчас на пороге появился дворецкий — в своей обычной одежде, с моноклем в глазу, со стянутыми на затылке темными седеющими волосами и легкой улыбкой на лице. В руках у него был поднос с кипой утренней корреспонденции. Интегра взглянула на него из-под своих круглых очков.
— Что там? — спросила она небрежно, как и всегда.
— Отчет из бухгалтерии, — ответил дворецкий, подавая хозяйке соответствующую бумагу. — А здесь — квитанция из той компании, где я заказывал новое оружие для Алукарда и мисс Церас, а также личное письмо от ее главы — мистера Клеменса.
— Давай сюда, — распорядилась Интегра, протянув руку, не отрываясь от изучения отчета.
— Есть еще кое-что интересное, — все с той же неизменной улыбкой проговорил Уолтер. Интегра бросила на него взгляд и выжидающе приподняла тонкие светлые брови. — Письмо, — дворецкий сделал торжественно-ироничную паузу, — из Ватикана.
Сэр Хеллсинг мгновенно встрепенулась, порывисто наклонившись вперед. Сигара едва не выпала у нее изо рта, а голос стал более хриплым от еле сдерживаемого напряжения, когда она переспросила:
— Что? XIII отдел? Искариоты?
— Нет, — сохраняя обычное свое спокойствие, ответил Уолтер. — Это не Максвелл. Здесь папская печать, — и он, театрально взмахнув рукой, подал хозяйке нераспечатанный конверт. Та взяла его и вскрыла, не пожалев красивой восковой печати с оттиском перстня Папы Римского с изображением герба Ватикана. Из конверта выпал белый лист, текст на котором был написан от руки. Почерк писца — Интегра сильно сомневалась, что им являлся сам Папа, — был мелким и страдал избытком многочисленных витиеватых завитушек, но в целом удобочитаемым. Письмо гласило:

Бенедикт XVII
Римский Папа
Ватикан
Вторник, 24 августа 1999 года

Сэр Интеграл Фэйрбрук Вингейтс Хеллсинг
Рыцарь Ее Величества
Англия
Лондон
Особняк Хеллсинг

Дорогой сэр Интеграл Хеллсинг,
Надеюсь, что Ваши дела пришли в норму, и Вы не держите зла на Ватикан за недавний конфликт с XIII отделом, носящим имя Иуды Искариота. В ближайшее время я собираюсь поговорить с Э. Максвеллом относительно сложившейся ситуации, дабы пресечь подобные инциденты в будущем, а пока я приношу свои глубочайшие извинения и смиренно надеюсь на Ваше милосердное прощение. Вы должны понимать, что конфликт с Вами ни в коей мере не одобряется мной, и я скорблю о том, что наши конфессии не могут сосуществовать мирно. Надеюсь, Ее Величество Королева разделяет мою заботу.
Так случилось, что сейчас в Лондоне необходимо присутствие служителя Ватикана. Это письмо призвано защитить посланника в случае, если Вы решите, что он представляет для Вас какую-либо угрозу. Смею Вас заверить, что ни с деятельностью Вашей организации, ни с XIII отделом это никак не связано. Искренне надеюсь на Ваше понимание.
Пользуясь случаем, хочу засвидетельствовать Вам свое глубочайшее почтение. Ваше дело заслуживает восхищения. Да поможет Вам Всемогущий Господь.
С искренним уважением,
Бенедикт XVII, Episcopus Romanus.

Далее следовала размашистая сложная подпись, дата и еще одна восковая печать, призванная заверить адресата в абсолютной подлинности письма. Интегре же она показалась издевательством — эту печать с гербом Ватикана ломать не было никакой необходимости.
Она перечитала письмо дважды. Сэр Хеллсинг никак не могла справиться с эмоциями и в то же время не знала, как реагировать на столь наглое — даже для Ватикана — сообщение. Что значит «в Лондоне необходимо присутствие служителя Ватикана»? Это уже ни в какие ворота не лезет. Интегра затушила одну сигару, и тут же Уолтер зажег ей новую. Откинувшись на спинку кресла, с сигарой в одной руке и письмом — в другой, она затянулась и выдохнула клуб ароматного дыма. Наконец глава организации обратилась к дворецкому:
— Знаешь, каково содержание этого письма? — она помахала бумагой перед лицом, словно отгоняя неприятный запах. Похоже, ее нисколько не смущал тот факт, что печать на конверте была цела, когда Интегра вскрывала его. В конце концов, Уолтер не был бы Уолтером, если б не знал абсолютно всего, что происходит во вверенном ему поместье.
— Только в общих чертах, — откликнулся дворецкий с вежливой улыбкой.
— И что ты по этому поводу думаешь? — синие глаза Интегры изучали лицо Уолтера через стекла очков. На ее лице появилась мрачная, не предвещавшая ничего хорошего ухмылка. Тем не менее, взгляд оставался холодным и бесстрастным.
— Я оставлю свои мысли при себе. Кстати, к вам посетитель — тот самый посланник, о котором говорится в письме. Возможно, он сможет пролить свет на смущающие вас загадки, юная леди.
— Вот как? — Интегра прикусила покровный лист сигары так, что он даже слегка деформировался. — Что ж, впусти его, Уолтер. Послушаем, что он скажет.
Дворецкий поклонился и вышел из кабинета, но всего через пару мгновений вернулся. Он открыл дверь и, придерживая ее одной рукой, сделал приглашающий жест кому-то, кто стоял в коридоре.
— Прошу, мадемуазель, — проговорил он негромко. И тогда незнакомец зашел внутрь.
Посланцем Ватикана оказалась юная девушка, едва оставившая позади подростковый возраст. На вид ей было семнадцать-восемнадцать лет. Темные волосы ее были коротко пострижены, из-под небрежно уложенной челки поблескивали темно-синие глаза. Она была одета в синее скромное платье с длинными рукавами, с вышитыми черными крестами на белых манжетах, и белым же воротником-накидкой, подтверждающим ее принадлежность к Церкви Ватикана. Впрочем, из общего монашеского стиля выбивалась обувь посланницы — сапоги военного типа со шнуровкой. Держалась она спокойно и, зайдя в кабинет, остановилась перед столом Интегры. Уолтер живо подвинул ей стул, и гостья села, скромно сведя колени вместе.
— Я Элезия Сиэль, представитель Агентства Погребения, — сказала она, устраиваясь поудобнее под холодным взглядом Интегры. — В этом письме говорится именно обо мне.
— Да, я поняла, — сэр Хеллсинг затушила сигару; курить в присутствии ребенка у нее никак не выходило — всякое удовольствие пропадало. — Итак, поведаете ли вы о цели своего приезда, или же предпочтете сберечь тайну, как это сделал Его Святейшество Папа?
— В этом нет никакой тайны, — ответила Сиэль. — Возможно, Его Святейшество рассчитывал, что я сама смогу развеять все сомнения, и описывать в письме все подробности не обязательно...
— Ну, раз уж он так боится повторения конфликта, как это было с XIII отделом, — Интегра поставила локти на стол и скрепила ладони замком, положив на них подбородок, — то мог бы и расписать подробности. Не находите, что здесь есть какое-то несоответствие?
— Я не особенно осведомлена о том, что вы не поделили с Искариотами, — Сиэль покачала головой. — Поверьте, я не собираюсь с вами враждовать — это было бы чистым безумием, согласитесь, сэр Хеллсинг. У меня и у Агентства совершенно другие цели. Искариоты славятся своими сорвиголовами, но у нас мозги на месте. Я не буду отбирать у вас ваш хлеб. Я прибыла сюда потому, что сейчас в городе объявился некий вампир, следить за которым — долг Агентства Погребения. Однако чтобы вести здесь официальную деятельность, мне нужно разрешение Протестантской Церкви. Вот зачем я здесь.
— Интересно. Почему же раньше Ватикан не спросил нашего разрешения? — Интегра прищурилась, разглядывая девушку. Было в ней что-то странное, но сэр Хеллсинг никак не могла понять, что именно. — Ладно. Расскажите поподробнее, что это за вампир такой, мисс, тогда и решим, как нам поступить.
В ее голове пронеслась мысль, что Ватикан заинтересовался Алукардом. Ну еще бы... Такое могущество, и сосредоточенное в руках «протестантских еретиков». Интегра едва заметно улыбнулась.
— Ее имя Арквейд Брюнстад, — ответила Сиэль. — Она последняя из истинных предков.
— Истинных предков? — переспросила Интегра. Это что-то новенькое.
— Да. В древности, когда человечество только начинало свой путь, существовала раса с таким названием. Еще их называли «лунным народом», поскольку по легенде они являлись детьми Багряной Луны, божества, от которого унаследовали жажду человеческой крови. То были истинные, первые вампиры, могущественные и непобедимые. У них был только один порок — их жажда. Если истинный предок не справлялся с нею, он превращался в чудовище, неконтролируемо уничтожающее все живое. Вторичные вампиры, рожденные из людей, которых укусил истинный предок, назывались мертвыми апостолами. Сейчас на свете, по информации Ватикана, остался только один живой истинный предок — Арквейд Брюнстад.
— И сейчас она в Лондоне, так? — уточнила Интегра. — И что же ей понадобилось здесь?
— То же, что и Агентству, — ответила Сиэль. — Белая принцесса, как называли ее прочие истинные предки, ищет здесь другого древнего вампира — Роа Вальдамьонга. Точнее не его самого, а его новую инкарнацию, поскольку настоящий Роа был убит восемьсот лет назад совместными усилиями Арквейд Брюнстад и Святой Католической Церкви, то есть Агентства Погребения.
— Так значит, вы союзники? — осведомилась сэр Хеллсинг. Она бросила взгляд на Уолтера — тот достал ручку с блокнотом и что-то записывал. Видимо, можно считать это протоколом, ведь встреча проводится на официальном уровне.
— Нет, не совсем. Арквейд Брюнстад не пьет крови уже восемьсот лет — если верить документам Ватикана, конечно, — однако это не меняет ее природы. В любой момент последняя из истинных предков может потерять власть над жаждой, как ее сородичи, и устроить сущий ад на Земле. Она очень, очень могущественна, но тратит больше половины сил только на сдерживание усиливающейся с каждым годом жажды. Однако убийство Роа Вальдамьонга также входит в наши интересы. Да и в ваши должно, поскольку этот вампир весьма силен.
Тут Интегра все поняла. Она вспомнила ночной разговор с Алукардом. Так вот о ком он говорил! Вряд ли он имел в виду эту Арквейд Брюнстад — раз уж та не пьет кровь (в чем Интегра все же сильно сомневалась — слишком уж хорошо она знала вампиров), то и не имеет к убийствам никакого отношения. Значит, он имел в виду этого самого Роа, кем бы он ни был. Дело принимает интересный оборот.
— Что ж, я склонна поверить вам, — Интегра вновь откинулась на спинку кресла. — В ближайшее время я обращусь к Королеве с прошением о неприкосновенности для вас. Однако у меня есть некоторые условия. Вот одно из них: вы будете посвящать меня во все подробности относительно этого дела. Второе — вы не у себя дома, и ваши возможности ограничены; помните об этом. И, наконец, третье — не делайте глупостей, держитесь подальше от лондонцев; воинственных католиков здесь не любят. вы со всем согласны?
— Да, пожалуй, — Сиэль встала, и Интегра протянула ей руку для пожатия, с удивлением отметив неожиданную силу столь юной на первый взгляд девушки.
— В таком случае, до скорой встречи. Оставьте Уолтеру ваши координаты. Я вышлю вам разрешение Ее Величества в ближайшее время. И напишите ответ Episcopus Romanus’у сами, — она проговорила последнюю фразу с неприкрытым сарказмом. — Пожалуйста.
— Хорошо. До свидания, — ответила Сиэль. Уолтер открыл ей дверь, и она покинула кабинет. Интегра же с облегчением закурила новую сигару. Какое-то время она сидела без движения, вдыхая и выдыхая ароматный дым, а затем все же вернулась к работе, запихнув письмо из Ватикана вместе с конвертом и обломками печати подальше в стол.

Арквейд проснулась от того, что на лицо ей упал лучик солнечного света. Ночью она не потрудилась задернуть шторы на окнах, и теперь свет, не встретив на пути никакого препятствия, весело играл на закрытых веках девушки, тревожа ее и без того хрупкий сон. Она тихонько застонала и, зевнув, потерла глаза, словно пытаясь согнать с них надоедливый свет. Когда же у нее этого не получилось, принцесса разлепила веки и огляделась, вспоминая, где она находится.
Ее номер, от окоема до окоема, был залит золотистым солнечным светом. Часы на прикроватной тумбочке показывали без пяти одиннадцать. Арквейд припомнила слова портье о том, что в двенадцать придет горничная. Значит, у нее есть только час, чтобы привести себя в порядок. Пора вставать.
С далеко немузыкальным кряхтением Арквейд оторвала голову от подушки и села на постели. Пелена света соскользнула с ее лица вниз. Девушка вздохнула почти с облегчением и, спустив ноги на пол, наконец, встала. Босиком пройдя в ванную, она обнаружила там оставленную вчера на полу одежду. Сполоснув лицо холодной водой, леди подобрала вещи и вернулась в комнату. Там она не спеша оделась и, усевшись на кровати, задумалась.
Арквейд, несомненно, не была обычной туристкой; она прибыла в этот город с определенной целью, и, чтобы правильно понять ее задачу, нужно уяснить одну простую — или же наоборот, непростую, — истину: Арквейд Брюнстад являлась вампиром.
Она принадлежала к древнему народу истинных предков и была, возможно, их последним представителем. В далекие годы расцвета их цивилизации, более восьмисот лет назад, она была создана своей расой как идеальное оружие для борьбы с падшими, поддавшимися великой жажде крови истинными предками, и их вольными или невольными творениями — мертвыми апостолами, вампирами, когда-то бывшими людьми. Тогда еще Арквейд была абсолютно безгрешна и не знала никаких вампирских импульсов. Она была лишь палачом, лишенным чувств и мыслей. Вся ее жизнь была подчинена лишь одной цели — убийству очередного врага. Истинные предки восхваляли ее именем своей белой принцессы, однако избегали тесного общения с нею; бо́льшую часть жизни в те времена она была отчаянно одинокой.
Но однажды ее одиночеству пришел конец. Служитель Церкви — Михаэль Роа Вальдамьонг, очарованный ее красотой и могуществом, предложил Арквейд свою любовь. Впрочем, намерения Роа были вовсе не так честны, как казалось наивной принцессе; могущественный чародей, этот человек уже долгое время искал вечного бессмертия и в стремлении своем достиг пределов возможностей тела. Тогда он возжелал обрести вечную жизнь иным способом — стать мертвым апостолом. Во все времена обрести вампирскую сущность человек мог лишь двумя методами — магическим и с помощью укуса истинного предка. И поскольку Арквейд все равно принадлежала к этому роду, Роа решил воспользоваться вторым.
Однако Арквейд, как упоминалось ранее, не ведала вампирских импульсов и сводящей с ума жажды; она была полностью лишена этого проклятия. Чтобы сохранить эту чистоту, от нее требовалось лишь только никогда не пить человеческой крови. До сих пор она не знала жажды.
Роа же желал получить бессмертие только лишь от нее одной, как самого могущественного истинного предка из всех, когда-либо встречавшихся ему. Хитростью он, названный «Змеем Акаши», заставил ее выпить своей крови. Не зная о запрете, Арквейд испила ее, и стоило только крови коснуться ее губ, как Брюнстад обуяло страшное безумие. В тот день она уничтожила многих истинных предков; а желание Роа исполнилось — он стал мертвым апостолом, украв при этом бо́льшую часть сил белой принцессы. Впоследствии он и его соратники довершили свое черное дело, расправившись едва ли не со всеми оставшимися в живых истинными предками. Арквейд же, лишь придя в себя, сломленная и убитая горем, смогла призвать замок Брюнстад и укрылась в его подвалах, приковав себя к трону тысячью цепей и смирив, таким образом, бесконечную жажду. Позже ей удалось выследить и убить Роа; однако и здесь она потерпела неудачу, поскольку бывший церковник овладел таинством реинкарнации. Отныне он возрождался едва ли не дважды в столетие, выбирая для своих целей детей, одаренных магическим талантом, из семей богатых и знатных. Таким образом он сменил за последние восемьсот лет семнадцать инкарнаций. Ребенку, в котором пробудилась сущность «Змея Акаши», передавались все его способности и магические цепи. Но каждый раз Арквейд неизбежно настигала возрождающегося вампира и убивала вновь. Так она мстила ему за свое разрушенное прошлое и исполняла долг, возложенный на нее еще во времена ее далекой молодости — долг убивать безумных вампиров.
Итак, Арквейд прибыла в Лондон не с целью осмотреть местные достопримечательности. Она была практически уверена, что именно здесь вновь пробудился ее старый враг. И действительно — этот город насквозь пропах какой-то чертовщиной, как это бывает со всеми местами, где появляется один из мертвых апостолов. Арквейд слишком часто приходилось ощущать этот тяжелый запах, чтобы перепутать его с чем-либо другим.
Роа уже, вероятно, знает — или, по крайней мере, догадывается — о том, что она, Арквейд, явилась за ним в этот город. Возможно, он захочет опередить ее и напасть первым, если, конечно, силы выбранной им ипостаси позволят. Следует остерегаться хитрости «Змея Акаши»; один раз он уже обманул ее, — больше она подобному случиться не позволит.
Но не стоит забывать и о других факторах, могущих повлиять на результат этой кампании. Факторов этих всего два, но и они внушают опасения. Первый — это, конечно, Церковь. Отношения с Ватиканом у принцессы Шинсо всегда имели сложный характер. Поскольку Арквейд являлась вампиром, хоть и не выпившим ни капли крови за последние восемьсот лет, она выглядела в глазах Церкви опасным чудовищем, «нечистью», «еретичкой», как они называли ее, и безусловным врагом, а, следовательно, она подлежала уничтожению. Арквейд и сама понимала, что потеряв стабильность, она несет огромнейшую потенциальную угрозу человечеству, что стоит ей только утратить контроль над жаждой, как она сотрет этот мир в кровавую пыль. Именно поэтому Церковь неусыпно наблюдала за ее, Арквейд, состоянием; даже и сейчас бывшая белая принцесса была уверена, что за ней следят, и что воины-экзекуторы Ватикана, то есть ребята из Агентства Погребения, готовы уничтожить ее, если вампирский импульс одержит над ней верх.
В ее конфликт с Роа Церковь предпочитала не вмешиваться. Тем не менее, она даже помогала Арквейд в самом начале, потому что могущество, украденное «Змеем Акаши» у белой принцессы Шинсо, безусловно, угрожало всему человечеству и Ватикану — в том числе.
Вторым же фактором, который определенно мог повлиять на складывающуюся ситуацию, была Ассоциация магов. Ранее Арквейд никогда не сталкивалась с волшебниками лицом к лицу; они предпочитали избегать ее, будучи осведомленными о той силе, что она хранила в себе, а она, в свою очередь, сторонилась их. Но сейчас все было иначе. Здесь, в Лондоне, находится главный штаб Ассоциации. Он располагается в часовой башне Вестминстерского дворца на берегу Темзы — в Биг-Бене, мимо которого Арквейд вчера проходила. Возможно, они даже и не обратят внимания на вампирские склоки, но... Кто ж их знает, этих непредсказуемых фокусников? Что может прийти в их головы? Арквейд даже задумываться об этом не желала.
Впрочем, она упустила еще один важный фактор, достойный внесения в ее списки. Что, собственно, происходит в самом Лондоне? Кто правит здешними ночами, на чью территорию занесло Арквейд, и как этот некто отнесется к их с Роа танцам? Арквейд, бо́льшую часть жизни проведшая во сне, собственноручно прикованная к трону, плохо представляла текущую ситуацию не только в мире светлого дня, но и в мире тьмы. Она не знала даже, чего ей ждать от этого города, встретившего ее холодным ливнем и грозой, а сейчас кутающего в золотистый утренний свет. У кого она может попросить помощи в случае чего, а от кого ей следует держаться подальше?
Ответов на все эти вопросы Арквейд пока что не знала. Да и что тут впустую размышлять, если очень скоро она все увидит сама, стоит только ей повстречаться с Роа и закатить веселую ночную вечеринку. Следует думать, что на огонек к ним, встревоженные шумом, мигом сбегутся и церковники, и волшебники, и вся местная нечисть, и мало ли кто еще. Мир, лежащий за пределами естественного, очень чувствителен к любым изменениям. Арквейд хорошо знала Роа: тот всегда любил окружать себя множеством мертвецов, превращенных им из местных жителей. Наверняка «вампирские» смерти уже стали достоянием общественности. Будет странно, если никто не зашевелится, встревоженный этими происшествиями.
Арквейд перевела взгляд на часы. Двадцать минут двенадцатого. Она вздохнула. До ночи, когда придет время охоты, еще далеко. Незачем сидеть в номере; стоит хотя бы пойти прогуляться, раз уж погода наладилась. Арквейд встала и подошла к окну, сощурив темно-красные глаза. Свет никак не мог ей повредить, однако она все-таки была вампиром и чувствовала себя неуютно под неусыпным оком солнца. Как бы то ни было, это не имеет никакого значения. Возможно, она сумеет почувствовать присутствие Роа в городе... и хоть немного отдохнет и приведет мысли в порядок перед грядущим боем.
Погода на улице была хорошей, солнце отражалось в лужах, разбрызгивая кругом пригоршни света. Девушка покинула номер и, спустившись в холл, оставила ключ на стойке администратора, заверив того, — сегодня это был кто-то другой — что скоро вернется. Действительно, долго гулять она не намеревалась. Затем мисс Брюнстад вышла на улицу.
И первым делом оглянулась, пытаясь вспомнить, как сюда добралась. Спустившись по лестнице, она зашагала куда-то по улице. Прохожих попадалось не очень много; в раздумье она вообще не замечала окружающих людей. Время шло медленно, прогулка затягивалась, и к концу второго часа Арквейд начала уставать. Ноги сами принесли ее обратно к гостинице. Она зашла в холл и, забрав ключи у портье, отправилась в номер, где улеглась на застеленную кровать и практически сразу заснула прямо в одежде. Проснулась же она только вечером, на закате. В комнате было темно, хоть глаз выколи, поскольку окна выходили на восток. Тем не менее, темнота ей не слишком мешала — ее по-кошачьи чувствительные глаза легко приспосабливались к любому мраку. Арквейд медленно встала и, потянувшись, подошла к окну. Город за стеклами дышал ночью. Уже начинали зажигаться фонари, и в окнах жилых домов тоже включали свет. Еще чуть-чуть — сейчас солнце скользнет за горизонт, погаснет окончательно вечерняя заря, — и настанет время тьмы и ее многочисленных слуг.
Арквейд чувствовала себя отдохнувшей. Близилось полнолуние, а в это время ее силы, как вампира и как истинного предка, многократно увеличивались. Такова была ее природа: в темное время суток она становилась практически неуязвимой, а полная луна питала ее могущество своим сиянием. Через три дня и она, и Роа достигнут пика своих сил. Это будет самый удачный момент для битвы. Если Арквейд потерпит поражение, Церкви придется ждать еще полмесяца, пока не наступит новолуние, которое неизбежно уменьшит — и значительно — силы Роа. Но кто знает, что может произойти за пятнадцать дней? Медлить нельзя.
В общем-то, Арквейд готова была отправляться на охоту. Взяв с собой плащ, она не стала утруждать себя спуском в холл и сдачей ключей портье — девушка просто раскрыла окно и прыгнула в темноту. Сейчас, ночью, никто не станет ломиться к ней в номер и удивляться ее отсутствию. Как бы то ни было, церковников, сидящих у нее на хвосте, таким дешевым трюком все равно не обманешь, да Арквейд к тому и не стремилась. Просто ей казалось неуместным тратить время на пустые, никому в этом мире не нужные формальности.
Ее вампирской ловкости могла позавидовать любая кошка. Прыгала она со второго этажа, на мощеный тротуар, но приземлилась так, словно спускалась по лестнице — мягко и изящно, даже стука каблуков слышно не было. Оставалось только надеяться, что никто, кроме лиц сильно заинтересованных, за нею не наблюдал. Она заметила какую-то тень, слишком неясную и быструю, чтобы принадлежать обычному человеку. Легкая улыбка коснулась ее бледного, почти прозрачного лица, — ну что ж, раз уж она принцесса, следует привыкать к эскорту. Пусть даже и непрошенному.
На самом деле, внимание шпионов ее даже как-то успокаивало. Нельзя сказать, что эти ребята вступятся за нее в случае чего, — они и сами будут рады, если Арквейд вдруг не станет; но, по крайней мере, они довершат ее дело и убьют Роа. Она на это надеялась.
Просто идти по улицам Арквейд не хотелось — она уже вдоволь нагулялась за последние дни. Уж лучше избрать более быстрый и экономичный, с точки зрения времени, способ перемещения... Белая принцесса вдруг взмыла в воздух, словно в полете; летать она не умела, однако могла очень далеко и высоко прыгать. С земли она переместилась на крыши домов, и теперь ее легкий силуэт четко был виден на фоне алой от смога, низко висящей практически полной луны.
Беспечность Арквейд вполне могла выйти ей боком — она прекрасно это сознавала. Мало ли кто мог заметить ее среди ночи? Люди, волшебники... Может дойти до того, что утром лондонские газеты напишут о ней, шмыгающей с крыши на крышу. Местные СМИ и так уже ломятся от насквозь желтых статей про многочисленные ночные «вампирские» убийства. Но какое ей, Арквейд, в сущности, до этого дело? Она выполнит свою задачу и вернется в Тысячелетний Замок досматривать цветные сны. Люди забывчивы; через полвека они уже и не вспомнят про подобные сказки. И будут правы — нечего им лезть в дела ночи.
Внезапно Арквейд что-то почувствовала и замедлила бег. Спрыгнув с низкой крыши на землю, она огляделась. «Похоже, здесь недалеко парк, — отметила она про себя. — Вон деревья какие-то... Что здесь не так? Может, магическое поле? Нет, не похоже. Вряд ли это Роа. Пойду дальше». Решив так, девушка уже было хотела развернуться и уйти, как вдруг услышала какой-то странный звук. Она, конечно, не могла знать, что именно с таким звучанием взводится пистолетный курок, но чутье подсказало ей, что сейчас ее атакуют. Только это и спасло ее от незавидной участи быть раненной в сердце освященной серебряной пулей. Для вампира ее уровня такое оружие было, конечно, опасным, но не смертельным. Впрочем, какое-то время, не говоря уж о силах, ей пришлось бы потратить на восстановление — освященное серебро слишком мощная штука, чтобы прямо так взять и исцелиться. Пока она восстанавливалась бы, с ней можно было бы сделать все, что угодно — даже человеку не составило бы труда добить такую Арквейд. А потом... Потратив столько сил, она уже вряд ли сможет драться с Роа на равных и, скорее всего, погибнет... и хорошо еще, если сможет забрать вампира с собой. А ведь он может заставить ее выпить крови. Ужасные перспективы.
— Какая реакция! — проговорил мужской голос низким и хрипловатым баритоном. Арквейд повернулась на звук. Как странно, кажется, выстрел был с другой стороны. Ее враг явно не человек, как ей показалось сначала. Никто не смог бы скрыться от мистических золотых глаз белой принцессы Шинсо. Неужто Роа ударил первым? Что ж, он обучился неплохо маскироваться. — Вы совершенно точно необычный противник.
Тут Арквейд, наконец, смогла разглядеть его — точнее, наверное, это он сам позволил ей себя увидеть. Вот он стоит, на самом краю освещенного круга — высокий темноволосый мужчина в алом плаще и широкополой фетровой шляпе того же цвета, отбрасывающей небрежную тень на бледное лицо незнакомца. Глаза были укрыты за желтыми стеклами круглых очков в тяжеловесно выглядящей оправе. Собственно, только эти очки, словно пара тусклых фонарей, высвечивались из глубокой тени. Арквейд нахмурилась. Она-то думала, что новое воплощение Роа будет моложе — обычно он проявлялся в довольно юном возрасте — семнадцать, восемнадцать лет, может, чуть старше. Но здесь мужчине было явно за тридцать... Может, это все-таки кто-то другой? Но тогда зачем он атаковал? Арквейд очень сильно хотелось задать этот вопрос, но вместо этого она спросила:
— Кто вы?
Она стояла, прямая, как натянутая струна, и явно готовая к битве, но нападать не торопилась. Может быть, здесь какая-то ошибка?
— Здесь меня называют Алукардом, — ответил мужчина. Свет блеснул на металлической поверхности направленного на Арквейд пистолета. — Не соблаговолите ли назвать свое имя, мисс?
Брюнстад вздохнула едва ли не с облегчением. Если уж ее странный противник интересуется ее именем, значит, скорее всего, нападать он уже не станет. Хотя всякое могло случиться, и бдительность она терять не собиралась. Арквейд ответила с лучезарной улыбкой:
— Довольно необычный способ знакомиться, не находите? Сначала вы в меня стреляете, а потом только начинаете разбираться. Черт побери, как это мило. Впервые встречаю такого заносчивого мертвого апостола. Я — Арквейд Брюнстад, если мое имя, конечно, о чем-нибудь вам говорит.
В том, что перед ней вампир, белая принцесса не сомневалась. Она не понимала только, откуда у мертвого апостола может взяться концептуальное оружие, которое скорее подошло бы какому-нибудь церковнику вроде ребят из Агентства Погребения. Получается, что она столкнулась с хищником, предпочитающим кровь своих сородичей... Что ж, всякое бывает. Вон, Арквейд и сама уже восемьсот лет как занимается охотой на себе подобных. Впрочем, у нее на то есть веские причины. А у этого самого Алукарда какое оправдание?
Ответом на ее последнюю реплику было гробовое молчание. Прошло не менее тридцати секунд, пока ее противник-собеседник не нарушил, наконец, тишины. Он сказал:
— Как-как? Мертвый... кто?
— Апостол, — ответила Арквейд, покачав головой. «Какие же необразованные вампиры пошли», — подумалось ей. Она шумно вздохнула и прежде, чем ее новый знакомый успел что-то сказать, спросила: — Так зачем вы напали на меня? Неужто я забрела на чужую территорию?
— Боюсь, что так, — откликнулся Алукард. Он шевельнулся, и когда на его лицо упал тусклый фонарный свет, Арквейд смогла разглядеть широкую хищную ухмылку, напомнившую ей о безумии вкусивших крови истинных предков. От подобных воспоминаний по ее спине побежали холодные мурашки, — вы находитесь на земле под протекцией протестантской церкви и ее рыцарей; я, Алукард, служу семье Хеллсинг.
Это имя, принадлежащее одной из знаменитейших семей охотников на демонов в западной Европе, несомненно, было известно Арквейд. Главным образом, знание это ей обеспечила Церковь — именно она являлась, быть может, и невольно, распространительницей подобных сведений. Так что именно благодаря церковникам, имена охотников — и фамилия Хеллсинг в их числе — были известны даже такой все на свете проспавшей соне, как Арквейд. Были ей знакомы и другие знаменитые фамилии — в основном, они принадлежали семействам восточной Азии; известно, что те народы преуспели в охоте на различных демонов, выработав у себя необычные, сверхъестественные способности. Однако Хеллсинг, в противоположность им, оставались самыми обычными людьми, но успехи их, тем не менее, успели войти в историю. Тем они и прославились.
Британские острова, несомненно, являлись центром свободного протестантского мира. Но и не только. Было повсеместно известно, что Британия спокойно относилась ко многому из того, что католический мир считал греховным и подлежащим немедленному уничтожению. Нет, здесь, конечно, не приветствовали разнообразную нечисть, вроде демонов и вампиров; но та же Ассоциация Магов вполне прижилась здесь, создав необычную атмосферу и еще более усилив дух свободы и протеста в Соединенном Королевстве. Автономная от католического мира, от закоснелых ватиканских взглядов на жизнь и веру, Англия становилась своеобразной Меккой для существ и созданий самых разнообразных видов и способностей. Роа, на сей раз ты выбрал богатейшую почву для своих мерзких планов! Да, безусловно, существовал риск, что против вампира такой силы обернутся все местные фракции и организации; однако и вероятность того, что оные фракции спляшут под его дудку, тоже была весьма большой, и отрицать это было бессмысленно. В общем, в этот раз «Змею Акаши» было где развернуться — его ждала огромнейшая шахматная доска с практически неограниченным набором фигур, полностью в его распоряжении.
— Вот, значит, как, — наконец, проговорила Арквейд в задумчивости. В ее сознании потихоньку начинала складываться интересная картинка, мозаика, состоящая из разных кусочков-знаний. — Понятно. Не слышала, чтобы у семьи охотников на демонов ходили в слугах вампиры. Как это вас угораздило?
— Так вышло, — Алукард неопределенно пожал плечами. Его высокая, закутанная в алый плащ фигура казалась неестественной на фоне ночного мрака. — Вас это в любом случае не касается. Послушайте, мисс: вы — вампир. А я, как мы видим, — охотник на вампиров. Так какого черта мы стоим здесь и без толку мелем языками? Не пора ли нам уже решить, чьей душе нынче ночью суждено отправиться в Ад?
— Не торопитесь, мой враг, наш обмен любезностями еще не подошел к концу, — с очаровательной улыбкой откликнулась Арквейд. — Увы, я совсем не та, на кого вам следует охотиться, а в профессии вашей я скорее ваша коллега, чем противник. Но если вам так хочется на экскурсию к Люциферу, то я, пожалуй...
— Остановитесь! — вдруг потребовал чей-то голос. Арквейд даже подпрыгнула от неожиданности, когда увидела, как из тени появляется чья-то легкая, хрупкая фигура. Но еще более она удивилась тому, что знает, кого сейчас увидит. Когда свет упал на лицо девушки, так вовремя вмешавшейся в их с Алукардом беседу, белая принцесса, казалось, готова была сесть там, где стояла.
— Ты... — негромко, на грани шепота, проговорила она.
— Да, это я, — ответила Сиэль, позвякивая какими-то мечеобразными лезвиями. Она прошла в круг света, встав между Арквейд и Алукардом.
— Но ведь я убила тебя. Роа...
Девушка покачала головой, глядя прямо в алые глаза Арквейд.
— Я вовсе не Роа. Я Элезия Сиэль — дитя, которое было захвачено Роа Вальдамьонгом, «Змеем Акаши», и которое ты убила в конце прошлого века. Увы, до конца умереть у меня не получилось. Не стану вдаваться в подробности и рассказывать о своей жизни после встречи с тобой; скажу лишь, что нынче я работаю в Агентстве Погребения. Я здесь с той же целью, что и ты.
— А, так это ты приходила сегодня утром к Интегре, — догадался Алукард. — Посланник Ватикана, значит...
Сиэль смерила вампира холодным взглядом и проговорила с подчеркнутой серьезностью:
— Вам, слуга Хеллсинг, с Арквейд сражаться нельзя. Она вовсе не тот вампир, за которым вы охотитесь.
— Элезия, я сама разобралась бы... И без твоего вмешательства. Или ты хочешь отомстить мне, когда все закончится? — Арквейд мягко, едва ли не с состраданием, взглянула на церковницу.
— Не строй из себя праведницу, вампир, — Сиэль мрачно опустила глаза. — Тебе прекрасно известно, что Ватикану твоя смерть не нужна. Твое время и так скоро придет. Ты не сможешь сражаться с импульсом вечно, пока Роа продолжает перерождаться, будь ты хоть трижды принцесса истинных предков. Тогда у тебя будет только две возможности: или поддаться жажде и закончить свое существование при вмешательстве Церкви, или навечно заснуть в Тысячелетнем Замке.
— Первый вариант не для меня, — весело улыбнулась Арквейд. — Я буду сражаться до последнего, а когда придет время — уйду, как подобает последней из моего рода. Но не недооценивай меня, Элезия; я вовсе не такая старушка, какой ты себе воображаешь. Я семнадцать раз побеждала воплощения Роа; я сделаю все, чтобы этот, восемнадцатый, раз оказался для него последним. Ну, а если нет — я вернусь. Вернусь столько раз, сколько потребуется, и буду убивать его, сколько бы он ни возрождался. Но к черту эту патетику. Алукард! вы там еще не заснули?
— Нет, — встряхнулся вампир. — Я вижу, у вас тут дружеская встреча. Впервые встречаю служителя Ватикана, спокойно общающегося с порождением тьмы...
— Похоже, Искариоты испортили ваше впечатление о Ватикане, — протянула Сиэль с мрачной улыбкой. — Мы в Агентстве Погребения не так агрессивны, как наши собратья по оружию в XIII отделе. Сами понимаете, темные материи и всякое такое...
— Искариоты? — переспросила заинтересованная Арквейд.
— Да, возрожденная инквизиция, — пояснила Сиэль. — Войско Ватикана, охотники за неугодными Церкви. Настоящие фанатики.
— Славные ребята, — с кровожадной ухмылкой кивнул Алукард.
— Да, что-что, а сражаться они умеют, — девушка закатила глаза. — С мозгами только проблемы... Хотя, я слышала, их лидер весьма хитер. Его опасается даже сам Папа Римский. Максвелл, кажется...
— Энрико Максвелл, — подсказал Алукард.
— Точно. Не так давно, по моим сведениям, произошло столкновение протестантских рыцарей с Искариотами. Руководил операцией Александр Андерсен, один из самых могучих бойцов XIII отдела и всего Ватикана...
— Ха, отличная вышла битва! — вновь оскалил острые зубы в кривой ухмылке Алукард. Его глаза весело и зло сверкнули из-под оранжевых стекол очков. — В этот раз мне отрубили голову...
— Чудесно, — пробормотала Арквейд.
— Не то слово, — покачала головою Сиэль. — В результате, мне сегодня пришлось выпрашивать разрешение Ее Величества у Интегры Хеллсинг. Хорошо тебе, Арквейд, — поскольку ты и так фактически вне закона, тебе не нужно носиться с пачкой документов. Вряд ли к тебе станет приставать констебль с требованием предъявить разрешение на вот эти железки, — девушка-агент звякнула оружием.
— Конечно, я ведь и не ношу с собой ничего такого, — улыбнулась белая принцесса.
— Я думаю, ты поняла, о чем я говорю, — Сиэль явно не разделяла ее настроения. — Впрочем, это все неважно. Надеюсь, вы примете мой совет к сведению и не станете драться друг с другом, пока Роа расправляется где-то с очередной жертвой.
После этой фразы Арквейд тоже резко посерьезнела. Меж ее нахмурившихся бровей пролегла глубокая складка. Повисшую хрупкую тишину нарушил Алукард:
— Роа? Речь идет о Роа Вальдамьонге, я полагаю?
— Именно о нем. Знаете что-нибудь об этой персоне? — встрепенулась Арквейд.
— Интегра мне кое-что рассказала, — признал вампир, взглянув на принцессу. Помедлив немного, он отвесил ей легкий, отдающий иронией поклон. — Приветствую вас, Ваше Высочество.
Арквейд улыбнулась и сделала кокетливый книксен. Сиэль кашлянула:
— Господа, это все, конечно, прелестно, но не могли бы вы устроить обмен любезностями в другом месте и в другое время, хорошо? Как? Отлично. Надеюсь, мы договорились. Что мы решим насчет Роа?
— А что решать-то? — удивилась Арквейд. — Отыщу его и убью — вот и все.
— Мне нравится этот настрой, — отметил Алукард.
— Очень в стиле лунной принцессы, — Сиэль устало потерла переносицу. — Полнолуние будет через два дня, в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое августа... Начнется без пятнадцати двенадцать, если быть точной. В это время силы всех вампиров максимально возрастают — вам это должно быть прекрасно известно. К этому дню Роа уже нужно будет выследить. Если нам ничто больше не помешает...
— Обычно Роа отмечает логово сильным магическим полем. Скорее всего, он захочет уничтожить Лондон, чтобы напитать свое тело силою местных жителей, — Арквейд взглянула на Сиэль, явно ожидая ее реакции. Та кивнула:
— А пока он будет просто убивать и превращать жертв в упырей, чтобы задержать нас.
— Ну, уж с упырями-то проблем точно не возникнет, — с мрачной улыбкой Алукард погладил один из своих пистолетов — серебряный Casull.
— Если он, конечно, не придумает чего-нибудь нового, — задумчиво протянула Арквейд.
— Да, от него этого можно ожидать. Хроники говорят, что семнадцать раз он повторял один и тот же сценарий практически без изменений... Неужто в голову ему не может прийти план поумнее?
— Посмотрим, — белая принцесса позволила себе легкую улыбку. — В конце концов, его традиционность во многом нам на руку. В каком-то смысле она делает его предсказуемым. Фактически, мы уже знаем следующий шаг Роа. Но нужно быть готовыми к неожиданностям.
— Это верно, — Сиэль взглянула в темные небеса. — До рассвета еще далеко. Можно потратить остаток ночи на поиски... Алукард, вы с нами?
— Ох уж этот запах приключений и крови, — изрек вампир со своей обычной ухмылкой. — Конечно, я с вами. В конце концов, охота на вампиров — это моя обязанность. И должен признать, что вы, мисс, — еще один легкий поклон Арквейд, — и вы, юная леди, — учтивый кивок Сиэль, — заинтриговали меня этим вашим Роа. Я буду рад принять участие в этой авантюре, если вы мне позволите.
— Что ж, тогда в путь. Разделимся, — Арквейд указала на запад. — Я пойду в ту сторону. Думаю, что если мы ничего не обнаружим, встречаться нам сегодня смысла нет. Так что доброй ночи, — и она взмыла вверх в немыслимом прыжке и куда-то унеслась по крышам. Сиэль тоже исчезла в темноте — только сверкнули лезвия ее необычных мечей. Наконец Алукард остался один. Постояв еще немного на самой границе света и тьмы, он резко развернулся, так, что его алый плащ красиво завихрился, и словно растворился в ночи.
Никто — ни вампиры, ни агент-экзекутор — не обратил внимания на огромного ворона, сидевшего на погасшем фонарном столбе и наблюдавшего ту сцену, что разыгралась на этой площади перед парком. Казалось, это самая обычная птица, но была у нее одна странная черта — глаза ее светились в ночи тусклым алым светом, как у Алукарда и Арквейд. Когда все ушли, ворон расправил огромные крылья и тоже взлетел, теряя перья. Какое-то время его силуэт еще выделялся на фоне багровой луны, пока он окончательно не исчез в ночном мраке.

Казалось, Лондон в этот поздний час уже спит. Только фонари, эти вечные стражи ночи, неусыпно стояли во мраке, освещая пустынные улицы. Однако город этот даже и не думал о сне. В некоторых местах было очень даже оживленно. Например, сейчас два вампира и один ватиканский экзекутор из Агентства Погребения — вот уж действительно странная компания! — ищут некоего господина, который, как им думается, собирается в ближайшие два дня уничтожить этот огромный город. Этот господин тоже, несомненно, не спит, ведь его планы требуют тщательного осмысления, да и сон ему, в общем-то, не нужен... Но даже если оставить его в покое, в городе найдется, за кем понаблюдать.
Вот по улицам идет женщина. В пропыленном оранжевом плаще с высоким воротом, с внушительного вида несколько старомодным дорожным чемоданом, который она держит за единственную ручку — сразу видно: путешественница. Эта дама и правда проделала очень и очень долгий путь. Но сейчас она возвращалась вовсе не домой; этот город можно было бы назвать лишь ее профессиональной родиной. Впрочем, кто знает, где же находится ее дом. Возможно, его и вовсе нет на этом свете; возможно, она попросту не имеет представления, что это такое. Никто, даже, наверное, она сама, не сможет дать на это точный и осмысленный ответ.
У женщины этой необычные красные волосы, перевязанные на затылке в хвост, длинная челка, падающая на глаза. Под плащом обычная белая блузка и брюки, на ногах — черные туфли, подозрительно чистые, для столь долгого пути. На вид ей нельзя дать больше тридцати лет, и она, несомненно, очень красива. Глаза ее также отличаются необычным цветом — оранжево-красным, как и ее волосы — а еще они светятся хитростью и мудростью; лисьи глаза. Она улыбается и, пользуясь тишиной и безлюдьем, мурлычет под нос какой-то незатейливый мотивчик. И все идет, идет, идет...
Другая женщина — похожая на первую словно сестра — остановилась на берегу Темзы и смотрит на Биг-Бен, о чем-то явно задумавшись. Ее волосы тоже красны, но гораздо длиннее; алой волной они стелятся, подхватываемые ветром, за нею. Глаза же у этой женщины ярко-синие, словно бирюза; на самом дне их плещутся веселые искорки, словно пузырьки шампанского. Она тоже одета в плащ — но другого покроя; плащ распахнут, и под ним видна черная блузка и длинная белая юбка в складку. И еще у ее ног стоит такой же чемодан, тяжелый, большой, старомодный. Вдруг прямо над нею проносится, громко хлопая крыльями, огромный черный ворон. Она поднимает глаза, провожая странную птицу взглядом, и слегка хмурится. Наконец, словно что-то решив, путница переходит мост и идет к часовой башне.
А ворон продолжает полет, пока не находит то, что искал. Это мрачного вида человек. Его седые волосы коротки, и на бледном лице его отчетливо видны жилы. Он не кажется стариком; его черные холодные глаза лишены блеска жизни. Мужчина одет в длинный — едва ли не до пят — темно-синий наглухо запахнутый плащ. Он вздевает руку вверх, и ворон послушно садится на нее. Странный человек подносит птицу к лицу, и она, едва не касаясь его уха клювом, мигает необычными алыми глазами. А затем происходит что-то и вовсе странное: человек подносит ворона к груди, и он приникает к ней, словно растворяясь в плаще. После чего незнакомец еле слышно вздыхает и говорит в ночь:
— Наконец я тебя нашел.
В это время еще одна девушка идет по темным улицам города. Девушка эта одета довольно необычно, да и выглядит соответственно. У нее длинные волосы, заплетенные в косу, которая вполне достает до колен, и неровная, падающая на глаза челка, на голове — лиловый берет; одета она в белую блузку, перевязанную желтым галстуком, сверху — лиловый жакет, отделанный золотистыми узорами, с закатанными широкими рукавами и непонятными эмблемами на плечах, золотистого цвета браслеты на руках; ниже короткая белая юбка и лиловые чулки. Все это не могло не привлечь внимания прохожих. Час был поздний, так что людей на улицах было немного, но на беду девушки она повстречалась с компанией из трех подвыпивших молодых людей. Естественно, они решили познакомиться с симпатичной незнакомкой, всей гурьбой подойдя к ней. Один из них сказал слегка заплетающимся языком:
— Эй, красотка! Чего это ты тут... одна... не хочешь присоединиться к нам? С нами весело!
Девушка словно не услышала парня и собиралась уже пройти мимо, как другой юноша схватил ее за руку и чуть не сорвал золотой браслет с ее ладони. Она остановилась...
...И в следующее мгновение наглец вдруг упал на колени перед нею, хватаясь руками за стянутое невидимыми нитями горло. Его испуганные глаза с мольбой смотрели на девушку, но та лишь бесстрастно взглянула на его друзей. Те, ударившись в панику, бросились бежать, оставив приятеля извиваться от боли у ног незнакомки. Когда парень потерял сознание от удушья, девушка освободила его и пошла прочь. Она не желала убивать, но и прикасаться к себе тоже не могла позволить.
В особняке Хеллсинг также не спали. Интегра в задумчивости сидела за столом, покуривая сигару. Ее синие глаза отражали красноватый свет луны, который бросал на лицо девушки мистические тени. Она обдумывала то, что сегодня произошло, а более всего — появление загадочной особы-агента из Ватикана, этой Элезии Сиэль и связанные с этим происшествия. За Алукарда она не беспокоилась — этот вампир стар, мудр и очень, очень силен. Порою Интегре казалось, что ничто на свете не сможет одолеть его, и в такие моменты ей становилось поистине страшно. Печать Кромвеля — тонкая цепь, удерживающая огромного Цербера в ее руках. Стоит только защите, возведенной ее дедом — Абрахамом Ван Хельсингом — рухнуть, и весь мир окажется беззащитен перед всепоглощающей мощью этого чудовища.
Размышления Интегры прервал тихий скрип двери, которая, сколько бы ее ни смазывал старательный Уолтер, все равно постоянно издавала какие-то посторонние звуки. В проем заглянула по-детски милая головка Виктории Церас, которую в этом доме звали Полицейской. Интегра едва не улыбнулась этому очаровательному и беззаботному созданию, но вовремя вспомнила, что Виктория с недавних пор принадлежит к ночному народу вампиров, хоть и сама не хочет того признавать. Посему хозяйка особняка натянула на лицо холодное выражение и притушила тепло в глазах, надеясь, что юная вампирша ничего не заметила.
— Не спите, госпожа Интегра? — спросила Виктория.
— Не сплю, сержант. Проходи. Что случилось? — Интегра потушила сигару.
— Мастер Алукард куда-то ушел... — Виктория зашла в кабинет и остановилась перед столом хозяйки. — Он не сказал, куда, но по нему видно было, что дело серьезное. Что-то случилось?
— Не сказал, значит? — протянула Интегра. — А я думала, что он возьмет тебя с собой — для подстраховки. Ты ведь не читала газет? Вот, держи, сержант, — и она подала Виктории вчерашнюю газету, раскрытую на странице с «вампирскими» убийствами. Пробежав взглядам по листам, бывшая полицейская заметно побледнела даже для вампира. Ее светло-голубые глаза словно налились свинцом, когда она вернула Интегре газету.
— Ясно, — уныло откликнулась Виктория. Интегра, явно тронутая переживаниями девушки, проговорила, продолжая скрывать улыбку:
— Не расстраивайся, сержант. Я поговорю с твоим Мастером, когда он вернется. В следующий раз Алукард обязательно возьмет тебя с собой, можешь даже не сомневаться.
Лицо девушки мгновенно прояснилось:
— Спасибо, госпожа Интегра. Рада служить вашему дому.
— Иди. Потренируйся в стрельбе, чтобы не опозориться перед Мастером, когда придет время стрелять во врага, — Интегра махнула рукой на дверь. Девушка отвесила ей низкий поклон и быстрым шагом покинула кабинет. Хеллсинг же откинулась на кресло, крутя в пальцах новую сигару. В дверь вновь постучали, и вошел Уолтер.
— Когда госпожа собирается отправляться спать? — спросил он, протягивая ей огонь и зажигая сигару.
— Да сейчас... Докурю только... — пробормотала Интегра. Она обернулась и взглянула на кровавую луну в ночных небесах. Уолтер тоже посмотрел в окно, и улыбка его стала гораздо мрачнее. — Да, вот только докурю... — повторила госпожа Хеллсинг и выпустила облако ароматного дыма, пронизанного лунным светом.


В это время в самом сердце Рима, в Ватикане, Энрико Максвелл не спал тоже, несмотря на то, что разница во времени между Британией и Италией составляла час, и, соответственно, сейчас здесь было более позднее время, чем в Лондоне. Тем не менее, епископу это вовсе не мешало, он как раз заканчивал работу с документами, попутно обдумывая складывающуюся ситуацию. Общеизвестно, что Максвелл является великим трудоголиком, и он не собирался рассеивать сей образ.
Сегодня днем он был вызван к Святому Престолу, где состоялся крайне неприятный разговор с нынешним Римским Папой, Бенедиктом XVII. Очевидно, что старый хрыч был недоволен деятельностью XIII отдела, хотя сам же и приказал Искариотам отправиться в Ирландию и уничтожить там вампиров, в результате чего Андерсен и столкнулся с Алукардом. Еще совсем недавно Папа был удовлетворен Максвеллом, но сейчас, стоило только ситуации чуть-чуть измениться... Вот она, его трусливая политика. Теперь он задабривает эту протестантскую блудницу Хеллсинг и гладит по головке экзекуторов из Агентства Погребения. Трусливая свинья.
В гневе Максвелл стукнул кулаком по столу, испугав стоящего у входа служку. Однако ярость епископа быстро прошла — он тут же взял себя в руки и вернулся к работе. Впрочем, вскоре он отложил документы: на сегодня с него хватит. Пора бы уже выйти на воздух и немного проветриться...
Итальянская ночь, глубокая, полная ароматами цветов и пением многочисленных фонтанов, слегка охладила голову Энрико Максвелла, успокоив его обиду и гнев. Он прибережет ярость и рвение для более значимых дел. Внезапно он разглядел впереди знакомый силуэт. А, неужто в Ватикане нашелся еще один добровольный полуночник, помимо самого Максвелла?
— Доброй ночи, — силуэт повернулся к епископу, и тот смог разглядеть блеск очков в лунном свете. Несомненно, встретившийся Энрико человек являлся преподобным Александром Андерсеном — его выдавали и глубокий низкий голос, и могучее телосложение, каким мог похвастаться не каждый итальянец.
— Да хранит вас Господь, — откликнулся Максвелл с доброжелательной улыбкой, замедлив шаг и подойдя к святому отцу. — Я вижу, вы тоже пренебрегаете дарами ночи?
Андерсен осклабился, почесав широкий шрам на щеке.
— Да уж... Работа, сами понимаете. Я уже до того надышался этой книжной пылью в библиотеке, что, кажется, скоро начну вырабатывать ее сам.
— Понимаю. Вам, вероятно, не просто сидеть на месте, — Максвелл прищурил светлые глаза. Святой отец вздохнул, оскалив зубы в новой улыбке, каковая, по его мнению, должна была казаться печальной, и ответил:
— Вы себе даже не представляете, — с его лица сошла ухмылка, и он продолжил уже вполне серьезно. — Сегодня днем, как я слышал, в тринадцатый отдел поступил приказ от вашего имени. В нем говорилось, что Искариотам временно запрещено покидать пределы Италии. Что-то случилось?
Энрико Максвелл задумчиво пригладил длинные, стянутые сзади в хвост пепельные волосы и, наконец, после недолгого молчания промолвил, едва скрывая горечь в голосе и взгляде:
— Да. Смена политического курса у Святого Престола. Это связано с тем, что Ватикану срочно понадобилось заключить с Британией мир.
— Мир? С протестантами? — брови отца Андерсена сурово сошлись на переносице. — С чего бы это нам, католикам, мириться с грязными еретиками?
Максвелл усмехнулся. Да, тому, кого в былые времена называли Ангельской Пылью, будет сложно понять и принять нынешнюю деятельность Святого Престола и Римского Папы. И, наверное, это даже хорошо; ему, Энрико Максвеллу, не помешает пара единомышленников, особенно таких, как отец Андерсен.
— Понимаю ваше негодование, — епископ кашлянул в кулак, скрывая усмешку. — Но здесь, несомненно, есть вполне уважительная причина. Быть может, вы знакомы с представителями Агентства Погребения и их деятельностью?
— Знаком, — кивнул задумчиво святой отец. — Слышал, что они одни из лучших экзекуторов Ватикана и всего католического мира, — здесь он вновь улыбнулся с иронией. — Говорят даже, что они не уступают нам, Искариотам...
— Не будем сравнивать, — Максвелл поднял руку в миролюбивом жесте, хотя внутри разделял сарказм своего давнего учителя. — И они, и мы — профессионалы в своем деле. Да, наша деятельность порою пересекается. Хотя это бывает нечасто. Но это не столь важно. Так вот. Касательно этого самого Агентства. Вам должно быть известно, что они существуют с XII века. И все это время они, помимо выполнения обширного спектра задач, имеют одну важную цель. Они охотятся на одного вампира...
— Только на одного? — продолжая излучать иронию, святой отец сложил на груди руки. — Да, я слышал что-то такое. Вроде этот вампир, прежде чем стал, собственно, тем, кто он есть сейчас, основал это самое Агентство. Я прав?
— Да, это было более восьми веков назад. Звали его Михаэль — Михаэль Роа Вальдамьонг. Впрочем, вскоре он сошел с праведного пути и превратился известно в кого. И был наказан за это святой католической церковью. Однако же смог возродиться, и возрождался уже, если я не ошибаюсь, семнадцать раз.
— Живучий, — отметил Андерсен. — Так и как это связано с тем, что нам запрещают покидать Италию?
— Вы не дослушали, — укорил его Максвелл. — Дело в том, что этот Михаэль опять возродился, уже в восемнадцатый раз. Больше семидесяти лет о нем не было ни слуху, ни духу, однако же, наконец, он объявился — и не где-нибудь, а в Англии, в Лондоне.
— А, понял. Агентству Погребения все равно, какие отношения связывают католиков и протестантов, так?
— Верно. Выслеживать и убивать Михаэля — это их главная миссия, никто, кроме них, этим и не занимается. Проще говоря, это вне компетенции тех же протестантов. Но возникла небольшая загвоздка: Агентство — все-таки католическая организация, а с Ватиканом у Британии с некоторых пор сложились сложные отношения, хотя когда они не были сложными? В общем, чтобы задобрить Королеву и выклянчить у нее разрешение на пребывание в Лондоне официального представителя Ватикана, Святому Престолу пришлось как-то наказать «виновников» — то есть нас, XIII отдел Искариот.
— Куда катится этот мир, в котором мы живем? — воскликнул оскорбленный отец Андерсен. — За что нас наказывать? Это не мы, а эти еретики из Хеллсинг нарушили закон! Они вообще не имели права появляться в Ирландии, эта территория находится под нашей юрисдикцией.
— Это все понятно, святой отец, — Максвелл покачал головой. — И мне ясна ваша обида, я чувствую то же самое. Но здесь иначе и не выходит. Михаэль Роа — могущественный вампир, если он наберет такую силу, какой владел в двенадцатом веке... Сами понимаете, это угроза всему миру, не только католикам. Здесь Ватикану придется взять меч и встать на защиту творения Господа нашего. Однако наш конфликт с протестантами будет только на руку Роа, сами понимаете.
— Позиция Святого Престола мне понятна, — признал после некоторых сомнений отец Андерсен. — Однако такая несправедливость...
— ...Неподобающа, согласен, — кивнул Максвелл.
— Ха! — вдруг оживился святой отец. — Так выходит, в Лондоне теперь целых два могущественных вампира — Алукард и этот Роа, так?
— Три, — поправил его епископ. — За Роа охотится не только Агентство Погребения. Вы ведь слышали старую легенду об истинных предках и их белой принцессе?
— Было что-то такое.
— Она все еще жива — это Арквейд Брюнстад. Она пробуждается каждый раз, когда Михаэль дает о себе знать, и преследует его. Обычно именно она уничтожает его, а Агентство только помогает ей. У них эдакий тандем, сотрудничество, если можно так выразиться.
— Церковь и вампир? — Андерсен нахмурился. — Пахнет ересью.
— Возможно, — Максвелл пожал плечами. — Однако нам известно, что истинные предки, в отличие от обычных вампиров, которых они называли мертвыми апостолами, кровь не пили. Брюнстад также следует традициям своего рода; согласно архивам Ватикана, кровь ни разу не касалась ее губ на протяжении последних восьми веков. Впрочем, Агентство Погребения следит и за нею, чтобы уничтожить в случае, если она не сможет совладать с вампирским импульсом. Здесь вопрос серьезный. Известно, что если для обычных вампиров кровь — источник жизни, и нужна для поддержания сил, что делает их похожими на обычных хищников, то для истинных предков кровь губительна. Если они поддаются жажде, то впадают в дикое безумие и превращаются в настоящих чудовищ. Их даже называли Демонами-Лордами, потому как от демонов эти обезумевшие создания ничем не отличались.
— Вот как? — Андерсена, похоже, такой ответ не очень устроил. Он был как всегда категоричен в суждениях и считал, что сотрудничество Церкви с детьми ночи — великий грех. — Что ж, я не намерен оспаривать мнение Святого Престола. Но что нам теперь делать? Мы так и будем сидеть здесь, словно псы в конуре, оставив веселье этому самому Агентству?
— Я как раз размышлял над этим, когда встретил вас, — улыбнулся Максвелл. — Не сомневайтесь, соломоново решение Папы оскорбляет меня так же, как и вас. Однако сейчас — не время и не место. Давайте мы обдумаем это завтра. А пока нам обоим нужно выспаться, ведь и у вас, и у меня еще много работы. Я прав?
— Да, епископ, — святой отец кивнул. — В таком случае, спокойной ночи, — и Андерсен повернулся и побрел к приюту, где жил и трудился во имя детских душ.
— Спокойной ночи, — откликнулся Максвелл и тоже пошел к себе.
Почти полная луна склонила печальный лик над Ватиканом, и ее хрустальные слезы бесшумно падали на пустынные улицы, скапливаясь в сияющие лужицы на площадях, и таяли в ночном мраке.

Арквейд прыгала с крыши на крышу, словно пытаясь догнать ускользающий закат. После встречи с Алукардом и Сиэль ее сердце вовсе не успокоилось — теперь оно билось еще тревожнее, нежели чем когда бывшая белая принцесса только прибыла в этот город. Тревога, не оставляющая ее душу, ясно говорила о приближающейся опасности, но Брюнстад никак не могла понять, с какой стороны исходит эта неведомая угроза. Казалось, что весь город задумал против нее какую-то подлость. Такая атмосфера нервировала и пугала Арквейд, ужасно отвлекая от поисков.
Наконец, не в силах справиться с тревогой, она спрыгнула с очередной крыши в темный сквер. Деревья развесистыми ветвями укрывали это место от вездесущего ока алой лондонской луны. Арквейд огляделась и, устало вздохнув, присела на ближайшую скамью, пытаясь привести мысли в порядок. Она не сразу разглядела во мраке пару тускло светящихся неподвижных алых точек среди ветвей деревьев. Девушка едва заметно нахмурилась, но виду не подала.
Несколько минут прошли в полной тишине. Арквейд едва дышала, пытаясь казаться максимально расслабленной и спокойной. Непонятный обладатель алых точек-глаз наблюдал за нею с дерева, не двигаясь с места. Город молчал, бесстрастно взирала с ночных небес увенчанная звездной короной луна. Мир словно застыл в ожидании. Внезапно пара кровавых точек мигнула и сдвинулась с места, и Арквейд задержала дыхание, считая секунды. Неожиданно громко захлопали черные крылья, стряхивая перья и листья с ветвей, и огромная черная птица, хрипло каркнув во мрак, слетела с дерева и, пролетев мимо, куда-то села. Арквейд выпрямилась на скамье, вглядываясь в сумрак. Ей понадобилось все ее вампирское зрение, чтобы разглядеть темный силуэт, едва заметный во мраке. Она вздрогнула, когда странный низкий голос, в котором можно было уловить бессчетное количество отзвуков, проговорил негромко, взрезав тишину:
— Приветствую, Арквейд Брюнстад, белая принцесса Шинсо. Я думал уже, что не смогу отыскать тебя этой ночью.
Он появился из тени: высокий широкоплечий мужчина в темно-синем плаще; суровые глубоко посаженные темно-серые глаза его мрачно взирали на Арквейд с грубо очерченного, словно вырезанного из камня бледного лица. Арквейд узнала его.
— Что понадобилось тебе от меня в такой час, Неро Хаос, десятый прародитель мертвых апостолов, когда-то носивший имя Фабро Рована, — в тон ему спросила она, поднявшись. Плащ соскользнул с ее плеч, оставшись лежать на скамье.
— Странно, что многомудрая принцесса еще не догадалась, — все так же негромко ответил названный Неро Хаосом мужчина. — Я пришел, чтобы поглотить тебя, Арквейд Брюнстад, и присоединить к своей небольшой армии.
После этих слов прямо из его тела непостижимым образом выскочило несколько животных — совы, волки, леопард, — все черные, как самая непроглядная ночь. Сверкая клыками и клювами, звери покорно уселись у ног Неро. Его лицо оставалось бесстрастным, в то время как за Арквейд неотрывно наблюдали кровавые глаза его фамильяров.
— Ты выбрал не самый удачный момент для решения своей проблемы, — Арквейд вздохнула, откинув с лица непослушную золотистую прядь. — Видишь ли, я тут опять охочусь за нашим общим знакомцем — Роа Вальдамьонгом. Почему бы тебе не подождать пару дней? Свидание наше мы можем назначить сразу после того, как я разберусь со своим старым «другом»...
— Чтобы ты досталась мне истощенной битвой с этой змеей? — в прежде хладнокровном голосе Неро прорезался некий намек на возмущение. — Или — что еще хуже — укрылась в своем Тысячелетнем Замке? Можешь поверить мне, принцесса, я не желаю осаждать твою твердыню ближайшие пятьдесят-сто лет. Я рассчитывал поглотить тебя сейчас, пока ты еще в состоянии выдать свой лучший мраморный фантазм.
— Вот еще, тратить на тебя фантазм, — лениво протянула Арквейд. — Не понимаю я тебя. Зачем тебе нападать на истинного предка, профессор Неро? Твои шансы на победу столь малы, что...
— Чушь, — отмахнулся вампир. — Мы оба знаем, что Роа украл бо́льшую часть твоих сил. Для меня сей факт даже печален, ведь получается, что ты в любом случае достанешься мне несовершенной.
— Тебе никогда не удалось бы победить меня, обладай я всей своей прежней силой, — покачала головой Арквейд. — Похоже, в твоей голове что-то перепуталось. Определенно, слияние с сотнями зверушек не пошло тебе на пользу, бывший алхимик. Да и потом, зачем тебе моя сила?
— Тебе известен ответ на этот вопрос, — не обратив никакого внимания на реплики бывшей лунной принцессы, ответил Неро. — Я хочу понять свою природу. Твоя сила поможет мне в моих изысканиях. Пока еще не поздно...
Арквейд понимающе кивнула.
— Ясно. Твое тело больше не может выдерживать мощь Зеркала, верно? А столь большое количество сознаний разрывает твою душу на части... Это означает, что скоро твоему существованию придет конец.
— Увы, — проговорил без всякого сожаления в голосе Неро, пожав плечами. — Думаю, что это действительно так. Мое время уходит. Но перед исчезновением я все-таки хочу понять, что же я такое, чем я стал и во что превратился. Только тогда я смогу признать, что мое существование было...
— ...Не бессмысленным, — негромко закончила Арквейд его мысль. — Что ж, твоя цель мне ясна, профессор. Однако все же я не могу так просто тебе уступить.
— Я был бы разочарован, если бы вышло иначе, — на лице Неро появилось какое-то странное подобие улыбки; она казалась чужой и вскоре исчезла, скрывшись в тени — последнее напоминание о том, что этот вампир — это чудовище — некогда был человеком, алхимиком по имени Фабро Рован. Он ничего не сказал более, не сделал ни одного движения, но звери у его ног вдруг разом поднялись на лапы или расправили крылья. Две совы, ворон, два волка и леопард — шестеро созданий цвета безграничной пустоты разом устремились к Арквейд, оскалив клыки, обнажив когти или разинув в беззвучном боевом кличе острые клювы. Их глаза сверкали в ночи алым потусторонним светом.
Первыми до белой принцессы долетели птицы — две совы бесшумно упали на нее сверху, метя острыми когтями прямо в глаза. Однако Арквейд легко и ловко извернулась, схватив одну из птиц и сжав ее железной хваткой так, что несчастное создание забилось в ее стальных пальцах, закричав жалко, и тут же издохло. Вторая сова последовала за первой практически тут же, сброшенная на землю чудовищным ударом. Впрочем, она все же оказалась более удачливой, сумев оставить на щеке Арквейд глубокую царапину. Алая кровь тонкой струйкой устремилась к подбородку принцессы, но та, кажется, даже не заметила этого, смазав ее ладонью.
Следующим оказался ворон, проживший едва ли дольше своих пернатых сестер. С хриплым карканьем он упал на землю, и тут же рассыпался в прах. Арквейд оглянулась, но не увидела тел сов. Это означало, что...
Додумать свою мысль она не успела, поскольку ее атаковал леопард. Большая кошка бесшумной тенью обрушилась на Арквейд, увлекая ее на землю. Но здесь стальным лапам хищника пришлось столкнуться с вампирскими когтями принцессы истинных предков. Сцепившись в один клубок, кошка и женщина покатились по земле, пока, наконец, не наткнулись на цветочную клумбу. Арквейд удалось подстроить удар так, чтобы он пришелся в основание черепа леопарда. На какое-то время это заставило кошку потерять контроль над ситуацией, и тогда Арквейд, вырвавшись из лап своего покрытого шерстью противника, нанесла удар острыми когтями прямо в его открытое горло. Брызнула черная кровь, и пантера испустила предсмертный булькающий рык. Теперь уже Арквейд ясно увидела, что животные Неро Хаоса, несомненно, не являются обычными зверями; подобно убитым вампирам они распадались в черный прах. Видимо, их сознания возвращались к хозяину, который мог призвать их вновь.
Арквейд вышла из схватки с пантерой без серьезных ран — все-таки на дворе было практически полнолуние. Однако ее поджидал очередной неприятный сюрприз: Неро направил против нее еще двух черных волков. Косматые хищники как раз настигали ее, обходя Арквейд по кругу с двух сторон. Внезапно один из них устремился в атаку, и пока принцесса Шинсо отбивалась от него, второй волк прыгнул и вцепился огромными острыми зубами в руку вампира, едва не вырвав ее вовсе. Арквейд вскрикнула скорее от гнева, чем от боли, но волка это не остановило; повиснув на ней, псина мешала вампиру сражаться с первым ночным охотником. Не удержавшись на ногах, Арквейд опять оказалась на земле. Одна рука была полностью бесполезна, а сама принцесса оказалась придавлена нешуточным весом двоих матерых волков. Положение было безнадежным: чтобы расправиться с одним хищником, Арквейд пришлось бы пожертвовать рукой. Недопустимо!
— Я вижу, битва окончена, — раздался неподалеку голос Неро Хаоса. Из-за того, что косматые волки закрывали ей весь обзор, Арквейд не могла видеть своего противника, но догадывалась, что он совсем близко.
— Не находишь, что использовать в битве фамильяров — это низко, Фабро? — хрипло крикнула она.
— Эти звери — тоже я, — был ей ответ. — Так что, можно сказать, с тобою сейчас сражался ни кто иной, как я сам. Все честно. Хотя, даже если бы оно было и иначе... Ты должна сознавать, что такие мелочи, как благородство, и прочие высокие материи меня совершенно не интересуют.
— Это так в духе мертвых апостолов, — язвительно пробормотала Арквейд. Ее постепенно охватывала паника. Черт побери, как же она могла так попасться?
— Итак, принцесса, приготовься закончить свое нынешнее существование, — снова не обратив на ее реплику никакого внимания, продолжал вещать без всякого выражения Неро. — Пришло время тебе присоединиться ко мне...
«Все, — решила Арквейд. — Прощай, рука. Нельзя так просто сдаваться Хаосу. Лучше я буду продолжать охоту за Роа без одной конечности, чем превращусь в очередного фамильяра этого психопата». Она уже приготовилась нанести разрушительный удар одному из волков, распрощавшись, таким образом, с левой рукой, как внезапно кровавый мрак прорезал новый — уже ставший знакомым — голос.
— Вижу, у вас проблемы, мисс Брюнстад. Может быть, требуется моя помощь?
— Алукард! — не скрывая радости, воскликнула Арквейд.
— Черт побери, не часто мне доводилось слышать, чтоб мое имя произносилось таким счастливым тоном! — хохотнул невидимый вампир. — Я польщен.
— Что происходит? — донесся голос Неро с другой стороны. — Кто здесь?
— Твоя смерть, — откликнулся Алукард, и тут же раздался выстрел. Коротко взвыв, волк, тот, что вцепился в левую руку Арквейд, разомкнув челюсти, исчез в дымке черного пепла. Белая принцесса тут же оказалась на ногах, одним мгновенным движением всадив освобожденную руку прямо в широкую грудь первого волка. Раздался вой, прервавшийся, как только Арквейд нашарила среди ребер животного его сердце и с огромной силой сжала его в ладони. Когда же и этот волк растворился в ночном мраке, Арквейд смогла наконец откинуть с лица измазанные в крови волосы и оглядела открывшуюся ей сцену. Двое вампиров — один в синем плаще, другой — в красном, стояли друг напротив друга. Алукард ухмылялся, нацелив дуло серебристого пистолета прямо в голову Неро Хаоса, помрачневшего еще больше.
— Так кто тут говорил о честности, принцесса? — спросил бывший алхимик, едва ли не оскорбленный исходом битвы.
— Когда даме угрожает опасность, глупо думать о благородстве схватки, — Алукард широко усмехнулся и взвел курок, приготовившись стрелять. Однако Неро как будто не обратил на это ни малейшего внимания, сосредоточив его исключительно на Арквейд. Он сказал без тени улыбки:
— Мы еще встретимся, Ваше Высочество, ибо наша битва не закончена.
— Как скажешь, мистер Рован, — устало улыбнулась бывшая принцесса. — Только лучше бы наша встреча случилась после того, как я разберусь с Роа, а не до... — Впрочем, все равно Хаос не стал ни дослушивать ее, ни дожидаться выстрела Алукарда, исчезнув раньше, чем Арквейд успела закончить свою мысль. — Ну что за манеры, — пробормотала Арквейд, глядя на то место, где прежде стоял один из прародителей мертвых апостолов. Она устало вздохнула и покачнулась.
— Вы ранены, Арквейд? — услышала она вопрос Алукарда, заданный, впрочем, бесстрастным тоном.
— Не беспокойтесь. Я просто слегка недооценила этого Неро. Позволила призраку Роа одурачить себя. Ну не глупо ли? — и она невесело рассмеялась. — Ничего. К завтрашнему вечеру должно пройти. Полнолуние же... — Арквейд хотела было подойти к скамейке и взять свое пальто, но силы оставили ее, и она бы, наверное, села там, где стояла, если бы не своевременная помощь Алукарда, подхватившего ее под руку.
— Оп-па. Говорите, пройдет, да? — переспросил он с обычной для него усмешкой, усадив Арквейд рядом с ее плащом.
— Пройдет, — улыбнулась она, откинувшись на спинку скамьи и вдохнув обжигающе холодный ночной воздух. Для нее, разгоряченной схваткой и пролитой кровью, даже теплая летняя ночь показалась прохладной.
— Будь вы обычным вампиром, я посоветовал бы вам выпить крови, — Алукард развел длинными руками. — Но, как я понимаю, это бесполезно...
— Будет только хуже, — покачала она в ответ головой с грустной улыбкой. — Вам придется охотиться еще и на меня, не только на Роа.
— Да, не вижу в этом ничего хорошего, — согласился вампир. — Так значит, это был тот самый Роа?
— Что? — Арквейд удивленно взглянула на Алукарда и забавно замотала головой из стороны в сторону. — Нет-нет! Это был Неро Хаос, которого ранее знали как алхимика Фабро Рована. Это долгая история; он один из двадцати семи прародителей мертвых апостолов. Понятия не имею, как он оказался здесь.
— Вот как? — Алукард поправил шляпу. — Интересно... И что же ему от вас-то понадобилось?
— Он решил меня поглотить. Думает, что моя сила поможет ему в его научных изысканиях. Так легко он от меня не отстанет.
— Прекрасно, — пробурчал вампир, думая, что этот самый Неро кого-то ему подозрительно напоминает. — Еще один враг на мою голову. Хотя, может, он окажется интересным противником... Как думаете, мисс Брюнстад?
— Более чем. У него более шестисот фамильяров самых разных форм и размеров, и все они, насколько я поняла, умеют регенерировать... В общем, Неро удивителен в той степени, в какой может быть удивительно подобное чудовище.
— Хм-м, вот, значит, как? — протянул Алукард, бросив взгляд туда, где совсем недавно стоял его противник. — Что ж, эта история обещает быть действительно увлекательной. Ладно, я обдумаю ваши слова. Как вы себя чувствуете? Сможете сами добраться до...
— О, не волнуйтесь, — Арквейд вежливо улыбнулась. — Хотя ваша галантность делает вам честь, я все же вовсе не так беспомощна, как вам может показаться.
— Что ж, тогда позвольте откланяться, Ваше Высочество, — Алукард надвинул шляпу на глаза и поплотнее запахнулся в длинный алый плащ. — До встречи.
— До свидания, — откликнулась Арквейд, и тогда вампир в красном исчез, словно растворившись в воздухе. Белая принцесса же устало прикрыла глаза и, кажется, задремала прямо на скамейке под тихий шепот деревьев в темном сквере.


Впрочем, вскоре Алукард вернулся. Вряд ли его вел обратно здравый смысл — скорее, что-то, лежащее за его пределами. В конце концов, здравомыслием сей вампир не отличался никогда, даже во времена бытности человеком; жизненные обстоятельства не позволяли. Вот и получалось, что с точки зрения обычной логики его поступки рассматривать было никак нельзя. Однако и о каких-либо чувствах говорить не приходилось: давным-давно кануло в Лету время, когда Алукард в последний раз позволял эмоциями ослеплять себя. Как ни посмотри, а каждый раз, когда его сердце брало верх над разумом, сам он оказывался в проигрыше. История с Миной — яркое тому подтверждение. Эта рана так и не зажила до конца в душе того, кого ранее величали не иначе как графом.
Обнаружив Арквейд на том же самом месте, где он ее оставил, да еще и спящую сном праведницы, Алукард вздохнул. Долю секунды — всего-навсего долю — он смотрел на нее так, словно увидел саму леди Годиву без ее лошади. В глубине души он, несомненно, подозревал, что она останется на месте, однако голос разума упрямо твердил ему, что никого здесь не будет. Выходило, что Алукард верил в то, чего сам был лишен — в здравомыслие. Но он как-то упустил из виду, что Арквейд тоже, несомненно, вампир. Теперь чутье подсказывало ему, что она, вероятно, не хуже него — а может и лучше, так не угадаешь — умеет выкидывать разные фортели.
Впрочем, на серьезного вампира она ничуть не походила — ни внешне, ни даже повадками. За долгие пятьсот лет жизни Алукард научился разбираться в людях и в чудовищах — и отличать их друг от друга; все-таки не зря его называли королем немертвых и князем нечисти. Он не был ни глупцом, ни доверчивым идиотом; он хорошо знал как историю, собственно, вампиризма, так и историю истинных предков; а если он и позволял Арквейд считать, что сочетание «мертвый апостол» ему ничего не говорит, значит, он действительно — только позволял ей так считать. Без этих знаний ему было бы гораздо сложнее поверить Арквейд и Сиэль. С его-то характером и жизненным кредо «сначала стреляй — потом разбирайся»...
Впрочем, все эти истории об истинных предках для него всегда были чем-то вроде детских сказочек. Алукард родился едва ли не на триста лет позже событий, фактически положивших конец эпохе древних вампиров. О двадцати семи прародителях мертвых апостолов он тоже знал не очень много; в их список он не был включен, несмотря на то, что не уступал в силе ни десятому Неро, ни нулевому Роа. Как бы то ни было, Алукард по этому поводу не переживал совершенно. Ему было, в общем-то, все равно, куда он включен, а куда — нет. Уж мир-то его улыбку точно забудет не скоро...
Сложно было поверить, что сейчас здесь, перед ним, находится та самая знаменитая принцесса Шинсо — создание, когда-то обладавшее поистине разрушительным могуществом. Спящая женщина с лицом ребенка, даже перемазанная с ног до головы своей и чужой кровью, казалась самим воплощением покоя. Окажись на месте Алукарда кто-нибудь другой, менее искушенный жизнью, не столь циничный и не столь мудрый, и голову он бы уже бесповоротно потерял. Противостоять очарованию этой женщины, хранившей на челе красоту ушедшей эпохи — эпохи могущественного и бесконечно гордого народа, чье величие до сих пор тревожит умы посвященных, было просто невозможно. Арквейд Брюнстад являла собой нетленное воплощение той древней, навсегда превратившейся в пыль эры, того великого, благородного, но забытого и не воспетого в песнях времени, что сейчас находит отражение лишь в эфемерных намеках и полунамеках, которые так легко принять за сказки.
И в этом было ее обаяние. Словно призрачная тень, словно отзвук давно отзвучавшей мелодии являлась она в этот мир на несколько кратких ночей, чтобы однажды просто исчезнуть с первыми лучами солнца. Весь ее образ был пронизан лишенной воспоминаний печалью, и эта тоска непреодолимо тянула к ней всякого, с кем сталкивала ее жизнь. Догадываясь о тех отношениях, которые в действительности связывали того, кого раньше знали под именем Михаэля Роа, и Арквейд, Алукард хорошо понимал бывшего церковника. Вот только самому Вальдамьонгу понять себя не давала сначала его непомерная гордыня, а затем — само его сознание, истершееся за время многочисленных перерождений.
Обдумывая все это, Алукард неподвижно стоял в ночной тишине. Наконец, он сделал шаг по направлению к скамье, и Арквейд тут же проснулась. В сумерках ее багровые глаза казались лишенными цвета. Она взглянула на Алукарда так, как он сам недавно смотрел на нее. Вампир в алом плаще нарушил молчание:
— Я вернулся, — проговорил он с напускной небрежностью.
— Зачем? — поинтересовалась Арквейд, не скрывая удивления. Она оказалась намного честнее Алукарда — или наивнее. Бывшая принцесса не делала ни малейшей попытки скрыть изумления.
— Подумал, что до рассвета еще далеко, а вам все-таки может потребоваться моя помощь.
— Вот как? Все же благородства у вас отнимешь, верно? — в ее голосе прозвучала неприкрытая ирония.
— Возможно.
— Что ж, — Арквейд встала практически без усилий. Рукав ее белой кофты был порван — от волчьих клыков не спасла даже прочная синтетическая ткань — и залит уже успевшей подсохнуть кровью. Впрочем, кровью был залит не только рукав... Истинный предок вздохнула, с забавным упорством пытаясь рассмотреть, что творится у нее сзади. Она подобрала со скамьи свой плащ и надела его, застегнув наглухо на все пуговицы. — Надеюсь, никто ничего не заметит. Завтра придется что-то придумать — не могу же я разгуливать по городу в таком виде... — она сделала краткую паузу, а затем предложила с улыбкой: — Ладно. Давайте вы проводите меня до отеля, хорошо? Просто я не знаю, какую еще помощь вы можете мне оказать...
— Договорились, — усмехнулся Алукард, и оранжевые стекла его очков тускло сверкнули во мраке. — Дамы вперед — я все равно не знаю дороги.
— Прошу за мной, — несмотря на ранения, Арквейд двигалась с прежней грацией. Они никуда не торопились. Алукард просто шел следом за своей спутницей и в основном молчал. Истинный предок — тоже; наверное, ей было непросто говорить после того, как ее поваляли по земле пара волков и пантера.
Спустя какое-то время они, наконец, добрались до гостиницы безо всяких приключений. Дорога у них заняла больше часа, в городе уже царила поздняя ночь, однако на улице перед отелем даже для такого времени было слишком уж тихо и темно. Арквейд хорошо помнила прошлую ночь — освещение здесь было исправным, однако сейчас в сумраке видны были лишь тонкие фонарные столбы, ни на йоту не освещенные. В гостинице тоже не горел свет. Почувствовав какую-то невнятную тревогу, Арквейд остановилась рядом с лестницей.
— В чем дело? — негромко спросил за ее спиной Алукард. Затем послышалось его разгневанное, едва приглушенное рычание: — Черт побери!
Арквейд положила белую ладонь на перила и едва успела почувствовать что-то липкое под пальцами, когда к ее горлу подкатил комок, и она вынуждена была отдернуть руку, прикрывая рот. Брюнстад резко шагнула назад и вздрогнула, случайно наткнувшись на своего спутника. Тот едва не споткнулся об нее, столь неожиданно шарахнувшуюся от лестницы, но это, тем не менее, не помешало ему с завидным проворством выхватить из-под плаща оба своих пистолета.
— Останьтесь здесь, — бросил Алукард, обойдя замершую девушку и направившись ко входу. Взойдя по лестнице, он толкнул дверь, однако ему что-то помешало. Пришлось нажать посильнее, чтобы дверь, наконец, поддалась. Как оказалось, с той стороны ее подпирало чье-то окровавленное тело.
Стоит уточнить: чьи-то окровавленные останки, поскольку телом это назвать уже было никак нельзя. Казалось, здесь поработала целая стая голодных диких зверей, изодравших человека до неузнаваемости. Как бы то ни было, подобными картинами Алукарда напугать было сложно, и он без всякой брезгливости переступил через тело и вошел в холл.
Внутри царил полный хаос. Все, что можно было сдвинуть с места, было опрокинуто, все, что можно было разбить — разбито. Сложно было найти место, не залитое кровью. И откуда, пришла в голову Алукарда бесстрастная мысль, в таком маленьком отеле взялось столько посетителей, чтоб устроить здесь форменный ад? Или же относительно небольшие размеры этого места создавали иллюзию кровавой бойни?
Позади раздались легкие, едва слышные шаги. Алукард обернулся и увидел Арквейд. Та молча стояла над телом несчастного, чьей единственной функцией теперь было подпирать дверь. Истинный предок была бледна, как смерть; она молча закрыла рот рукой, и на ее лице была написана такая му́ка, что даже в каменном сердце зашевелилось бы сочувствие. Впрочем, у Алукарда, как известно, сочувствию шевелить было нечего. Он сказал:
— Видимо, здесь поработал наш новый друг, верно?
Арквейд подняла на него несчастный взгляд и едва заметно кивнула.
— Да, это Неро. Несомненно... Только он пожирает жертв... полностью.
На секунду она прикрыла глаза и с очевидным усилием сглотнула.
— Это что, месть у него такая? — Алукард отвернулся, не желая видеть, как последняя из истинных предков мучительно борется с постепенно убивающим ее вампирским импульсом. До него донесся слабый ответ:
— Нет, это не месть. Он просто хочет увеличить силу, чтоб в следующий раз уж наверняка одержать надо мной верх. Месть же... Неро Хаос не мыслит такими категориями.
— Нам пора. Не стоит здесь задерживаться, — без всякого перехода сказал Алукард и, повернувшись, пошел к выходу, не глядя на свою еле держащуюся на ногах спутницу.
— П-подождите! — воскликнула Арквейд, когда он прошел мимо нее. — А как же... Может быть, здесь остался кто-то...
Тяжелые шаги Алукарда стихли. Какое-то время царило полное молчание, а потом, наконец, истинный предок услышала его холодные, лишенные всякого выражения слова:
— Вы сами-то верите в то, что говорите? Нет здесь никого. Только трупы, не способные стать даже упырями. Если мы задержимся здесь еще немного, мне придется убить вас, потому что, как я вижу, самостоятельно с жаждой вы уже не справляетесь. Если вы не хотите такого печального исхода, то следуйте за мной.
Он обернулся, взглянув на Арквейд поверх своих желтых очков. Она, похоже, еще колебалась. Но, наконец, кивнула.
— Хорошо, — и сделала шаг к выходу.


— Куда мы идем? — спросила Арквейд какое-то время спустя. Они покинули залитую кровью гостиницу, где Неро Хаос устроил ужасающий пир, и теперь шли куда-то по освещенным фонарным светом улицам города. У принцессы Шинсо только сейчас появились силы на то, чтобы хотя бы поинтересоваться, куда они, собственно, направляются.
— В особняк Хеллсинг, само собой, — ответил ей Алукард. Он все еще избегал смотреть на нее, словно ее растерзанный вид оскорблял его в лучших чувствах.
Арквейд едва не споткнулась, и какое-то время потратила на раздумья. Наконец, она растерянно поинтересовалась:
— А это ничего, что я...
— Будет как раз повод проверить, — довольным тоном откликнулся Алукард. Арквейд крупно повезло, что она ничего не знала о той мрачной усмешке, что на мгновение исказила лицо носферату.
Дальше они шли молча, думая каждый о своем. Наконец Алукард остановился перед внушительного вида особняком, скрытым от любопытных взглядов высокой, навевающей мысли о средневековых фортах, стеной. На постах у входа не было ни души. Приглядевшись внимательнее, Арквейд разглядела множество повреждений на стенах. Возникло ощущение, что совсем недавно это место подверглось жесточайшему штурму. Впрочем, бывшая принцесса не стала ничего говорить по этому поводу, а просто прошла вслед за Алукардом через ворота.
Их встретил пожилой, но держащийся с удивительным достоинством человек с длинными темными, седеющими волосами, стянутыми в тугой хвост на затылке. Алукард, а вместе с ним и Арквейд, остановились перед мужчиной.
— Добрый вечер, — неожиданно вежливо и дружелюбно поприветствовал вампир этого человека. Брюнстад с удивлением почувствовала даже какие-то нотки теплоты в низком голосе князя нечисти.
— С возвращением, — откликнулся старик и взглянул на Арквейд. — Я вижу, у нас гости, — он улыбнулся. — Позвольте представиться: мое имя Уолтер Дольнез, я здешний дворецкий. Добро пожаловать в поместье Хеллсинг.
— Арквейд Брюнстад, — девушка присела в реверансе сантиметров на пять, с идеально прямой спиной, чем заслужила, наконец, одобрительный взгляд Алукарда. — Приятно познакомиться, мистер Дольнез.
— Мне тоже, мисс Брюнстад, — все с той же улыбкой ответил Уолтер и вопросительно взглянул на Алукарда. Тот вздохнул, став непривычно серьезным.
— Мы столкнулись еще с одним вампиром, Уолтер, — начал он объяснять. — Не тем, которого я должен был найти. Он уже успел натворить дел — сожрал целую гостиницу... прямо у меня под носом! — здесь в вампире ясно заговорил гнев, и чтобы смирить его, Алукарду пришлось приложить недюжинные усилия. Справившись с яростью, он спросил почти спокойно: — Интегра спит? Нужно выслать туда группу зачистки, — он назвал адрес, где располагалась гостиница.
С лица Уолтера сошла улыбка. Он серьезно кивнул.
— Госпожа Интегра еще не спит; она в своем кабинете.
— Хорошо. Идемте, Арквейд, я представлю вас своей госпоже, — и Алукард быстрым шагом пошел к особняку. Белая принцесса послушно последовала за ним. Ее с неожиданной прытью обогнал Уолтер, едва успевший распахнуть входную дверь перед вампиром в шляпе; впрочем, тот словно этого и не заметил — прошел сквозь стену. У Арквейд же на такие трюки сил уже никак не хватало, и она переступила порог как обычный смертный. Дворецкий за ее спиной бесшумно закрыл дверь.
Она оказалась в просторном холле, оформленном, как и весь особняк, в викторианском стиле. Алукарда нигде видно не было. К остановившейся в нерешительности Арквейд подошел Уолтер.
— Следуйте за мной, мисс, — пригласил он. Девушка коротко кивнула и вместе со стариком поднялась по широкой лестнице на второй этаж, раздумывая, чем же дворецкий заслужил такое уважение князя нечисти. Уолтер привел Брюнстад к двери в конце длинного коридора и, деликатно постучавшись, распахнул ее перед Арквейд.
Белая принцесса ступила в просторный кабинет и увидела Алукарда; тот склонился над столом, за которым сидела красивая смуглокожая девушка с длинными распущенными льняными волосами. Девушка казалась рассерженной, даже разгневанной. Арквейд не нужно было долго гадать, чтобы понять, что перед ней та самая Интегра Хеллсинг, последний представитель самого известного из семейств охотников на демонов в Западной Европе.
— К вам мисс Арквейд Брюнстад, миледи, — негромко объявил дворецкий, и льдистые синие глаза Интегры обратились к гостье. Арквейд почувствовала известное уважение к столь сильной личности, какой, несомненно, являлась глава Хеллсингов, однако робеть перед ней Брюнстад не собиралась. Пришелица сделала шаг вперед и вновь присела в реверансе.
— Приветствую вас, — проговорила она бесстрастным тоном, опуская какое-либо обращение.
— Доброго вечера, — кивнула Интегра в ответ, вытащив сигару изо рта и выдохнув клуб дыма. — Полагаю, вы — та самая белая принцесса, верно? Присаживайтесь, прошу вас, — она указала на кресло напротив рабочего стола.
— Да, так меня когда-то называли, — согласилась Арквейд, наблюдая, как Интегра вновь подносит к губам сигару. Гостья присела под холодным взглядом алых глаз Алукарда.
— Хорошо. Может, вы мне объясните, что произошло с гостиницей, а то от этого, — тлеющий кончик сигары ткнул в сторону вампира в кроваво-красном плаще, — ничего не добиться. Я думала, в Лондоне объявился только один вампир, которого преследовали ищейки Ватикана и вы.
— Мы тоже так считали. Однако, как выяснилось, Роа не единственный, кого занесло нынче в Лондон. Другой вампир — Неро Хаос. Он весьма опасен.
— Это мы уже поняли, — с раздражением бросила Интегра. — Я одного только не могу уяснить, — она опять повернулась к Алукарду. — Что ты-то все это время делал? Как так вышло, что целая гостиница оказалась вырезана этим отродьем?! Объясни мне, Алукард! — этой девушке удавалось каким-то непостижимым образом балансировать на грани приличий, не опускаясь до откровенного сквернословия, но при этом ударяя каждым словом и каждым изменением интонации с точностью опытного фехтовальщика. Она, эта мечущая взглядом молнии девочка, распекала пятисотлетнего вампира так, словно он был провинившимся гимназистом. Арквейд широко раскрыла глаза, глядя на такое диво. В жизни она не видела ничего увлекательнее!
Впрочем, Алукарда упреки его хозяйки, похоже, особенно не трогали. Он стоял, погруженный в мрачные думы и, кажется, не обращал внимания на полные гнева слова Интегры. Его спокойствию и выдержке оставалось только позавидовать. Эти двое, вампир и охотница на вампиров, были друг друга достойны.
— Даже я не могу быть в двух местах одновременно, — Алукард поднял взгляд на свою госпожу и весело усмехнулся, чем вызвал новую волну ярости в глазах главы Хеллсинг. Она приподнялась, уперев ладони в стол, и крикнула снизу вверх прямо в лицо древнему вампиру:
— Это не ответ! — но на этом ее гнев, похоже, истощился. Тяжело упав на стул, она сунула в рот сигару, словно дитя — леденец, и замолчала, собираясь с мыслями. Какое-то время в комнате царила полная тишина. Наконец, Интегра хрипло проговорила: — Больше я подобного не потерплю. Не знаю, как ты собираешься разбираться с этим Неро Хаосом — или как там его — но в ближайшее время он должен быть уничтожен. Надеюсь, это-то хоть понятно?
— Да, Интегра, — усмехнулся носферату.
— Славно. Уолтер, пошли в гостиницу группу зачистки — пусть приберутся там.
— Как прикажете, сэр, — Уолтер коротко поклонился и покинул кабинет. Интегра же вновь взглянула на Арквейд.
— Вы остались без жилья, верно?
— Да, это так, — Брюнстад кивнула. — Но, я думаю, что особых проблем это не вызовет...
— Подождите, — перебила ее глава Хеллсингов. — Вряд ли сейчас вам стоит заниматься поисками подходящего отеля, а учитывая сложившуюся ситуацию...
— Это была не месть, — возразила бывшая принцесса, не дослушав.
— Возможно. А может, и месть, утверждать я не берусь и вам не советую, — проговорила Интегра ледяным тоном. — В любом случае, вы привлечете к себе слишком много внимания, если будете разгуливать по городу... да еще и в таком виде, — она указала на кровавые пятна, которыми щедро были украшены высовывающиеся из-под плаща рукава Арквейд. — Думаю, вам стоит остаться здесь, в особняке, пока все не утрясется.
«Хочет держать меня перед глазами, — решила Брюнстад. — Хорошо, отказываться смысла не вижу».
— Благодарю вас за гостеприимство, — Арквейд улыбнулась так дружелюбно, как только позволяло ее состояние. Надо сказать, что встреча с Неро Хаосом и последовавшая за ней битва изрядно вымотали принцессу Шинсо; она чувствовала себя почти так же плохо, как после применения фантазма. Пожалуй, Неро немного перестарался и потрепал ее сильнее, чем рассчитывал; довести Арквейд до состояния истощения никак не могло входить в его планы. Потому он и напал на гостиницу — он рассчитывал набрать побольше сил и поглотить белую принцессу на пике ее могущества, одним броском, а не втягивать себя и ее в изнурительную схватку.
— ...Только у нас больше не найдется гробов, — вдруг расслышала Арквейд голос Интегры и переключила внимание со своих размышлений на главу Хеллсинг. Та продолжала: — Надеюсь, вас устроит обычная кровать.
Брюнстад понадобилось какое-то время, чтобы понять, о чем идет речь. Наконец, она рассмеялась:
— Помилуйте, мне гроб не нужен — я же все-таки истинный предок! — проговорила бывшая принцесса сквозь смех. — Обычная кровать вполне сойдет.
Некоторое время Интегра и Алукард удивленно разглядывали весело смеющуюся Арквейд. При этом в сознании Хеллсинг пронеслась мысль о том, что она лишь однажды встречала вампира, который мог так светло улыбаться — и это была юная Виктория, которую и носферату, в общем-то, считать было нельзя; Церас была едва оперившимся птенцом, еще даже не ставшим как следует на крыло. А Арквейд, если верить Сиэль, было уже больше восьмисот лет от роду, но вела она себя едва ли более серьезно, чем та же Полицейская.
— Как скажете, — пробормотала Интегра, бросив быстрый взгляд на Алукарда. Тот стоял как ни в чем не бывало, и делал вид, что к нему происходящее никак не относится. Хеллсинг нахмурилась. — Сходи за Уолтером, Алукард, — приказала она. — Скажи, чтоб зашел к нам, как только разберется с делами.
— Хорошо, — князь нечисти покорно повернулся к выходу и, сделав несколько шагов, исчез, слившись со стеной. Спустя несколько минут раздался стук в дверь, и на пороге появился вернувшийся дворецкий. Интегра подняла на него взгляд и проговорила:
— Уолтер, мисс Брюнстад останется у нас на какое-то время. Не мог бы ты показать ей нашу комнату для гостей?
— Конечно, госпожа, — с поклоном ответил мистер Дольнез и повернулся к Арквейд. — Идемте, мисс.
— Доброй ночи, — Арквейд встала на ноги.
— Доброй, доброй, — Интегра махнула им рукой, расслабленно откинувшись на спинку кресла. Проводив гостью и дворецкого взглядом, она устало прикрыла глаза и выдохнула. Ну и ночка! Чего же ждать от завтрашнего дня?
С нападения братьев Валентайн прошло не более недели. Организации Хеллсинг срочно требовались люди — желательно, профессиональные солдаты. Но где их найти? Медлить нельзя. Если так пойдет и дальше — а оно пойдет, в этом будет сомневаться только глупец, — очень скоро они окажутся впутаны в настоящую войну, и если она предстанет перед лицом врага с одними только Алукардом, Викторией и Уолтером... пиши пропало.
Оборвав мысль о возможных неприятностях, которые ожидают организацию и весь Лондон при таком раскладе, Интегра встала из-за стола и резким движением затушила сигару. Аристократка оглядела кабинет, еще носивший следы бесчинств, которые устроили здесь упыри Валентайнов, после чего быстрым шагом направилась к двери. Делами она займется утром, а сейчас — спать.

Закат давно погас, и ночь сгущала тени на улицах и в парках города. Девушка, та, что в берете и с косой, продолжала путь. Звали ее Сион Эльтнем Сокарис, и она являлась одним из талантливейших алхимиков академии Атлас, подразделения Ассоциации Магов, расположенного в горах Египта. Причины, по которым она оказалась этой ночью в Лондоне, были весьма запутаны и являли собой захватывающую историю длиной в три года нескончаемых метаний по всему миру, в ходе которых девушку преследовали и вездесущие церковники, и даже родная Ассоциация Магов. Сама мисс Сокарис тоже кое-кого искала и, кажется, наконец, ее поиски приближались к логическому завершению.
Она никогда бы не сунулась сюда, в Англию, если бы не особые обстоятельства. Лондон — осиное гнездо; здесь до нее, конечно, не мог дотянуться Ватикан — протестанты мигом бы укоротили католикам руки, — но от Ассоциации Сион в этом городе никак не была защищена. Ей следовало соблюдать особенную осторожность, чтобы не наткнуться на какого-нибудь волшебника-полуночника. Последние три года известность Сион, как одаренного, даже выдающегося, алхимика, играла с ней исключительно злые шутки. Тем и объяснялась повышенная настороженность девушки, готовой атаковать любого, кто обратит на нее внимание — даже обычного подвыпившего парня, виноватого лишь в том, что заинтересовался симпатичной, необычно одетой красоткой.
Однако казалось, что встреча со своевольными молодыми людьми никак не повлияла на настроение той, кого до опалы величали не иначе как Атласией, — она оставалась совершенно спокойной, на лице ее была написана холодная сосредоточенность, а шаг ее был размеренным и четким.
Проходя мимо какого-то парка, Сион вдруг остановилась. В воздухе ей почудилось что-то странное; девушка задумчиво потерла большим пальцем лоб и направилась туда, где, как ей казалось, находился источник того, что привлекло ее внимание. Когда же ее глазам предстало место, где совсем недавно прошла схватка Арквейд и Неро Хаоса, к горлу алхимика подкатил холодный комок.
— Что за чертовщина? — негромко поинтересовалась она у самой себя, оглядывая забрызганную кровью площадь перед парком. Сион поспешно прикрыла рот рукой и отвернулась, — но вовсе не потому, что ей противен был вид крови. Скорее наоборот...
Однако уходить девушка не спешила. Что здесь могло произойти? Возможно, это как-то связано с целью самой Сион? Да, такая вероятность вполне существовала. Что ж, есть только один способ это выяснить...
Сион осторожно глянула через плечо на залитую тусклым фонарным светом площадь, где на фоне блестящей поверхности камня выделялись темные матовые пятна чей-то крови. Справившись с желанием немедленно развернуться и убежать, куда глаза глядят, Эльтнем медленно, осторожно обошла это место по кругу и остановилась у скамейки на самой границе света и тени, где совсем недавно дремала раненая Арквейд. Какое-то время Сион молча разглядывала площадь с этого ракурса, пытаясь представить, что могло здесь произойти. Она ясно чувствовала, что здесь побывали создания, не обделенные магическими способностями — вероятно, мертвые апостолы, потому как такой беспорядок устроить могли только они. Но если Атласия не ошибалась — а она очень редко ошибалась, — в городе присутствовали не только апостолы. Собственно, она явилась в Лондон, чтобы встретиться с истинным предком, который, как говорили, объявился здесь вчера.
Как можно отыскать последнего истинного предка в огромном городе, пользуясь только знаниями, полученными в алхимической академии? Все просто: идти по кровавым следам, которые будут оставлять враги предка, оказавшиеся у него на пути. Рано или поздно, Сион обнаружит кого-то из них... Но лучше рано, чем поздно.
Время идет. Медлить Эльтнем больше не могла. Она и так потратила три года на бесполезные поиски. Истинный предок — ее последняя надежда.
Полагаясь исключительно на свои ощущения, Атласия пошла туда, куда, как ей казалось, направился истинный предок. Вообще говоря, Сион отличалась аналитическим складом ума, усиленным ее природными и приобретенными в ходе длительного обучения способностями, и скорее уж она действовала согласно точному анализу, чем интуиции, однако со стороны казалось, что ее ведет исключительно наитие. Впрочем, выводы делать все равно было некому, — по понятным причинам, Сион путешествовала в гордом одиночестве.
Как бы там ни было, девушка вскоре добралась до разрушенной гостиницы и смогла в полной мере оценить деструктивный талант Неро Хаоса прежде, чем туда прибыла полиция. У нее не хватило сил даже переступить порог; одного взгляда за дверь было достаточно чтобы сильнейшим образом испортить несчастной путешественнице настроение. Едва успев прийти в себя, Эльтнем вдруг почувствовала чье-то присутствие и обернулась. И в этот раз «чутье» не обмануло ее — на возмущенно мигающем от такой наглости фонаре Атласия разглядела чью-то фигуру в свободном темном одеянии. Впрочем, девушке хватило бы вида одних только лезвий в руках незнакомца, чтобы покрыться холодным по́том.
«Какого черта? — в смятении подумала Сион. — Что здесь забыло Агентство Погребения?».
А затем до нее дошло: конечно же, ведь в городе находится Арквейд Брюнстад, а у белой принцессы всегда в эскорте присутствует кто-то из Ватикана, независимо от того, где обнаружилась последняя из истинных предков. Не такой уж это сюрприз, чтобы впадать в панику... Но почему именно сейчас?
Итак, две девушки — алхимик и церковница — молча стояли и смотрели друг на друга. Сиэль не выдержала первой. Она проговорила:
— Сион Эльтнем Атласия, я полагаю?
— Да, это так, — скрывать не имело смысла — внешность и одежда все равно выдавали алхимика с головою. — А вы — экзекутор Агентства Погребения?
— Да. Седьмой сотрудник Сиэль.
Можно было и не спрашивать.
Тускло сверкнули в темноте вздетые клинки Сиэль, и Эльтнем едва успела отскочить в сторону так, чтобы оружие церковной ищейки не задело ни алхимика, ни ее тень. Мечи, которыми пользовались церковники, назывались черными ключами; это было мощное концептуальное оружие, но и кое-какая магия в них тоже присутствовала. Этими клинками легко можно было обездвижить любого врага, просто пронзив его тень. Конечно же, Сион была прекрасно об этом осведомлена. В любом случае, у Атласии тоже найдется, чем удивить экзекутора.
Подобно невидимым бичам устремились к Сиэль тонкие эфирные нити — особая гордость рода Эльтнем, делавшая им, тем не менее, черную славу среди алхимиков и магов. Помимо возможности использования этих нитей как оружия, у них была и другая, еще более грозная функция — они могли превратить любого человека в покорную марионетку, воздействуя напрямую на его сознание. Также это был превосходный инструмент для считывания информации. С помощью эфирной связи Сион легко могла читать мысли и чувства любого существа, стоило только привязать к нему невидимую ниточку. Это также делало Сион не только весьма опасным противником, но и помогало поддерживать статус одаренного алхимика; в считывании информации Атласия не имела себе равных. Дар эфирных нитей достался Сион от ее деда — гениального алхимика Зепии Эльтнем Оберона, в свое время создавшего своему роду — весьма благородному, между прочим, — кучу проблем.
Удивительно, но Сиэль смогла избежать незавидной участи быть связанной по рукам и ногам путами алхимика; ее реакция была великолепной: она успела спрыгнуть с фонаря за пару секунд до того, как невидимые нити настигли ее. Девушки вновь остановились друг против друга. У них у обеих оружие было не слишком приспособлено для ближнего боя, потому им приходилось держать друг меж другом солидную дистанцию. С шипением разрезав ночной воздух, эфирные нити вернулись к Сион, Сиэль же, воспользовавшись заминкой, подобрала свои ключи. Атласия, откинув с глаз длинную челку, крикнула церковнице:
— Давай поговорим! Я не желаю сражаться с тобою, экзекутор; я несколько не в том состоянии, да и цели у меня совершенно другие. Да и у тебя, я думаю, — тоже.
Как ни странно, церковница будто бы прислушалась к словам алхимика. Не убирая оружия, она сказала:
— Согласно указу Ватикана, вы, Сион Эльтнем Сокарис, титул Атласии, подлежите аресту и немедленной транспортировке в штаб Агентства Погребения на основании...
— К черту указ Ватикана! — воскликнула Сион, не дослушав. — Мы обе знаем, что твоя цель — не я. Почему бы нам просто не разойтись мирно и спокойно?
— Вечно у вас, магов, все просто, — усмехнулась Сиэль, отбросив официальный тон. — Интересно, как ты себе это представляешь?
— Легко. Ты поворачиваешься туда, — алхимик махнула рукой куда-то за спину церковницы, а затем указала большим пальцем назад, продолжив: — а я — туда. Только не говори, что тебе какой-нибудь церковный кодекс не позволяет. Знаю я, что у вас за кодексы...
— Примерно такие же, как у вас, — Сиэль демонстративно убрала свои клинки. — Ладно, будь по-твоему, Атласия. Но в следующий раз не жди от меня снисходительности. Кстати говоря, что ты вообще забыла в Лондоне?
Конечно же, церковница не ожидала искреннего ответа, потому она весьма удивилась, когда услышала:
— Говорят, здесь истинный предок объявился...
— Да, — после краткой паузы проговорила Сиэль, задумавшись, кто же это может говорить такие вещи. Осторожно подбирая слова, она продолжила. — Арквейд Брюнстад. Собственно, потому я и здесь: мы разыскиваем Роа Вальдамьонга...
— Ну да, я поняла. В общем, мне нужно поговорить с истинным предком.
— Поговорить? — переспросила Сиэль с искренним удивлением. — Что тебе от нее понадобилось?
— Ты в курсе, почему Ватикан и Ассоциация магов гоняются за мной по всему свету, экзекутор? — вопросом на вопрос ответила Сион; тон ее при этом был мрачен и безрадостен.
— Знаю об этом только в самых общих чертах, — призналась агент. — Слышала, тебя, Сион Атласию, попросила о помощи церковь в связи с вампирскими случаями в Европе три года назад. Ты присоединилась к Рыцарям Щита и вместе с ними преследовала того мертвого апостола, потом вы ввязались с ним в драку, но победителем вышел вампир, а из всей группы только ты осталась в живых. Дальше я не совсем... Чем ты насолила Атласу? Говорят, ты украла у них какие-то секретные документы, и в результате тебя объявили изменницей. Потом в дело вмешалась и церковь, и...
— Запутанная история, верно? — Сион бесстрастно улыбнулась, с силой проведя ладонью по лицу. — Ты знаешь, кто нападал на деревни в Италии и других европейских странах?
— Мертвый апостол.
— Ну, разумеется. Но не просто апостол, а прародитель. Тринадцатый прародитель мертвых апостолов — Ночь Валахии, Татари.
— Зепия Эльтнем Оберон, — пораженно пробормотала Сиэль. — Твой...
— ...Мой дед, — мрачно кивнула алхимик, пряча глаза.
— Значит, поэтому ты выжила? — после недолгой паузы спросила экзекутор.
— Кто знает, как мыслит Ночь Валахии?
Это был, конечно, риторический вопрос. Никакая эфирная связь, никакой алхимический анализ не смог бы разгадать, что же на уме у самого загадочного из прародителей мертвых апостолов.
— Он укусил тебя? — Этот вопрос был задан совсем уж тихо. Сион ответила просто:
— Да.
— Однако ты не очень-то похожа на вампира, — заметила Сиэль.
— Верно. Это потому, что обращение, в силу некоторых обстоятельств, пошло медленнее обычного. Вот уже три года, как меня укусил Татари. Все это время я продолжала — каждый день, каждый час — бороться с жаждой. Это как обратный импульс — мне приходится вести борьбу со своей демонической сущностью постоянно. Я хотела отыскать истинного предка, чтобы попросить у нее помощи. Я вела научные исследования все эти три года; думаю, только кто-то из лунного народа сможет мне помочь.
— Это невозможно, — возразила Сиэль. — Нельзя избежать обращения.
— Церковные предрассудки, — усмехнулась в ответ алхимик. В ней говорили спесь и гордыня, рожденные отчаянием.
— Тише, тише... — неожиданно мягко улыбнулась церковница. — Вот за что Ватикан не любит волшебников, так это за излишне длинные языки. Почему-то мне казалось, что алхимики в этом смысле выигрывают у своих собратьев. Эх, сплошное огорчение...
Голос Сиэль затих, и наступила тишина. Атласия долго не решалась прервать затянувшуюся паузу. Наконец, она проговорила:
— Экзекутор, ты ведь здесь, чтобы следить за истинным предком, так? Значит, ты должна знать, где она сейчас находится...
— Я здесь не только за этим, — покачала головой Сиэль и повторила вновь: — Я также ищу и Роа Вальдамьонга. Увы, я не знаю, где сейчас Арквейд Брюнстад. Она остановилась в этом отеле, но, как видишь, здесь ее нет, и вряд ли она вернется сюда.
— Ты полагаешь, что это истинный предок устроила такое?..
— Нет. Она не стала бы так поступать, зная, что последует за этим. Я думаю, это сделал мертвый апостол.
— Роа Вальдамьонг?
— Вряд ли, я бы непременно почувствовала его. Думаю, это кто-то другой, — экзекутор задумчиво взглянула на огромную алую луну, висящую в темном беззвездном небе.
— Еще один апостол? — Сион вздрогнула. — Что-то много их развелось в этом городе... Куда смотрит англиканская церковь? Я-то думала, протестанты знают свое дело.
Сиэль в ответ лишь горько усмехнулась.
— Хорошо же, — наконец, проговорила алхимик с тяжелым вздохом. — Есть у тебя хотя бы какие-то предположения, где сейчас может находиться истинный предок?
— Пожалуй, — не слишком-то уверенно откликнулась Сиэль после недолгого молчания. — Я думаю, Хеллсинг могли ее приютить. В этом деле мы союзники... Больше ей быть попросту негде.
— Хеллсинг? — переспросила Сион, закусив губу. Сиэль кивнула:
— Да. Местные охотники на всякую потустороннюю мерзость, находящиеся под эгидой англиканской церкви и патронажем Королевы.
— Вот как? И где их найти?
Сиэль сказала алхимику адрес, по которому можно было отыскать особняк Хеллсинг. Она так же предупредила, чтобы Сион остереглась посещать штаб организации ночью, поскольку протестантские рыцари вполне могли принять Атласию за врага, а отбиваться от них себе дороже. Эльтнем легко согласилась, и на этом они расстались. Мгновение — и Сиэль растворилась во мраке, ускакав куда-то по крышам. Алхимик же пошла своей дорогой; ей еще предстояло отыскать ночлег. По улице мимо нее, сверкая фарами, проехали полицейские машины, направлявшиеся в сторону разоренной неведомым апостолом гостиницы. Им еще предстояла встреча с ужасным, однако Сион это уже никак не касалось.
Ночь, озаренная лондонской смуглой луной, только начиналась...


Тем временем женщина с кроваво-красными длинными волосами давно уже перешла Темзу и остановилась перед Вестминстерским дворцом, глядя на его часовую башню. То была Аозаки Аоко, знаменитая Мисс Синева, могущественная волшебница, хорошо известная любому, кто хоть как-то связан с потусторонними силами. Этой ночью она была не единственной из древнего японского рода Аозаки, кто явился в этот туманный город; ее старшая сестра, Токо, тоже прибыла сюда, однако о присутствии друг друга дамы не знали, иначе они поспешили бы немедленно покинуть Лондон во избежание конфликта, — отношения между ними были весьма сложны.
Обе сестры Аозаки были одаренными волшебницами. Несмотря на то, что их род с каждым новым поколением терял силы, старшая дочь родилась с феноменальным числом магических цепей: их у нее было двадцать; младшая же, хоть и уступала Токо в могуществе, могла, тем не менее, управлять таинственной силой, называемой пятой магией — Синевой. В честь нее она и получила свое прозвище. В настоящий момент Аоко — глава рода Аозаки, но ведет странствующий образ жизни и является вольным магом.
Токо и Аоко совсем недавно прибыли в Лондон, покинув родину — далекую Японию. Там их пути не пересекались; хватало иных забот. Аоко прибыла чуть раньше, она всегда была легче на подъем. Токо же задержалась, несмотря на то, что у нее больше не было дел в Токио, где она жила последние пять лет. Всего несколько месяцев назад закончилась долгая история с бывшим однокашником Токо — Араей Сореном. Могущественный был маг, могущественный и упрямый. Волшебнице даже было жаль, что мир лишился такого удивительного ума, но ничего не поделаешь. В любом случае, Сорен был мертв, как и Корнелиус Альба — их старый товарищ, тоже маг необычайной силы, когда-то давно учившийся и работавший вместе с ними здесь, в Лондоне, в Департаменте всеобщего исследования. Корнелиусу не повезло оказаться с Араей в одной лодке. Не умел он выбирать достойных друзей. Хотя нет, не так: Сорен вовсе не был недостойным человеком или волшебником, и, в сущности, в его убеждениях тоже не было ничего предосудительного. Мало ли на свете мизантропов? Если бы только он не поставил свою философию в статус magnum opus, и не принялся воплощать ее в жизнь с рвением и вдохновением, достойными иного фанатика...
Как бы то ни было, две сестры прибыли в Лондон практически в одно и то же время. Причины для появления в этом негостеприимном городе у каждой из них были свои. Аоко пришла по просьбе — читай, приказу — Ассоциации. Она не слишком-то торопилась, а организация не очень торопила ее, что позволило путешествию пройти подобно увеселительной прогулке. Нельзя сказать, что младшая Аозаки была желанной гостьей в Лондоне; ожидаемой — да, но уж точно не «дорогой» или «милой». И она тоже не питала особых иллюзий относительно принимающей стороны. И Токо, и Аоко по некоторым причинам были связаны непростыми отношениями с Ассоциацией Магов, и в обычное время предпочли бы избежать лишнего контакта с ней — это было их общей чертой. Аоко и вовсе была вольным магом, никак не связанным с какими-либо организациями. Однако долг, долг главы рода, обязывал считаться с главной магической организацией. Отвернуться от нее значит пошатнуть свои позиции.
У старшей Аозаки же было больше причин и вовсе никогда не появляться в этом городе и его окрестностях. В отличие от Аоко, Токо как раз являлась истинно желанной гостьей в Лондоне; настолько желанной, что Ассоциация готова была послать надлежащий эскорт, состоящий из парочки, а то больше, охотников. Иначе говоря, Токо была помещена под Печать. То есть ее пытались поместить под Печать, но, к сожалению для организации, не вышло, ибо старшая Аозаки была достаточно умна, чтобы в нужный момент попросту сбежать из-под ненужной опеки Ассоциации. Та пыталась отловить непокорную волшебницу, но попытки не увенчались успехом, в результате чего охота за Токо закончилась. Впрочем, это не означало, что ее так просто оставят в покое, решись она появиться в Британии. Однако она явилась; вряд ли она пришла в Лондон, чтобы найти приют под крылом Ассоциации...
Итак, Аозаки Аоко все-таки решилась и направилась к Биг-Бену. Ее узнали и без лишних проволочек пустили внутрь. Встречать ее вышел какой-то молодой человек — насколько могла судить волшебница, маг-стажер, едва окончивший академию. Он провел ее в кабинет, где состоялся весьма и весьма непростой и довольно долгий разговор кое с кем, чье имя Аоко хотелось бы забыть и никогда более не вспоминать. Предмет разговора тоже был не слишком приятен волшебнице; в ближайшие сутки ей предстояло решить, как относиться к нему и что предпринимать в сложившейся ситуации.
Когда Аоко, наконец, покинула Башню и вновь оказалась на набережной, была уже поздняя ночь. Летний речной ветер с Темзы растрепал волосы младшей Аозаки, успокоив ее пламенеющую голову. Накрапывал дождь. Над городом бледной тенью, кутаясь в тонкое одеяло облаков, висела луна. Синеглазой волшебнице она не понравилась: в какой-то момент Аоко показалось, что скорбный лик светила исказила гримаса кровавой ухмылки. Чародейке осталось только покачать головой, удивляясь разыгравшемуся воображению, которое, несомненно, было вызвано многодневной усталостью, и молча отправиться на поиски ночлега.
Она шла по темным улицам, под неусыпным надзором фонарей. С огромным чемоданом, судя по размерам весьма тяжелым, она обращалась так легко, словно он был пустым и невесомым. Признаков усталости волшебница не выказывала, и лицо ее в лунном свете было озарено беспечной улыбкой, словно и не было никаких сложных разговоров и долгого пути. В городе она ориентировалась так, словно не раз бывала здесь; ей не составило никакого труда устроиться на ночлег в хорошем отеле неподалеку от центра города. Вскоре она уже лежала в постели и смотрела третий по счету сон.
Ее старшей сестре пришлось несколько сложнее. Несмотря на то, что она гораздо лучше Аоко знала город и язык, ей приходилось прикладывать усилия, необходимости в которых не было у Мисс Синевы, чтобы отыскать подходящее место для отдыха. Следовало быть уверенной, что случайный прохожий или постоялец не окажется волшебником или охотником за волшебниками, помещенными под Печать. Мало кто из членов Ассоциации не знал Токо Аозаки в лицо; она же, много лет отсутствовавшая в городе, могла и подзабыть кого-нибудь и нечаянно выдать себя. А поскольку маги хранили секретность и ничем не отличались от обычных людей, распознать одного из них было непростой задачей. Токо, конечно, не была трусом, однако и рисковать понапрасну ей тоже не хотелось. Слишком долго и слишком ревниво она охраняла свою свободу и свои знания, чтобы сейчас позволить себя поймать. Прибыть в Лондон сейчас, когда охота за ней не была еще окончательно забыта, — это уже риск. Не стоит слишком уж искушать судьбу и насмехаться над удачей.
Но, в конце концов, поиски старшей Аозаки тоже увенчались успехом; она нашла подходящее заведение, расположенное достаточно далеко от часовой башни, чтобы спать там спокойно. Перед стойкой администратора стоял лишь один человек — молоденькая девушка в лиловом берете. Токо никогда не обратила бы на нее внимания, однако интерес ее привлекли странные рисунки, вышитые на рукавах незнакомки. Волшебница чертыхнулась про себя, разглядев крест на фоне круга и ниже повернутую на бок «восьмерку», знак бесконечности. Это, несомненно, была эмблема Атласа. Что алхимику понадобилось в Лондоне? Токо уже хотела развернуться и уйти, но здраво рассудила, что это только привлечет к ней лишнее внимание, да и алхимики Атласа, известные холодным и прагматичным взглядом на жизнь, вряд ли заинтересуется некоей дамой с видавшим видом чемоданом. Вряд ли этим ребятам из «Гигантской Ямы» интересны внутренние конфликты в Часовой Башне, даже если они в курсе некоторых из них.
И действительно, Токо не заинтересовала девушку-алхимика, которой, несомненно, являлась Сион Эльтнем Сокарис. Ее взгляд лишь скользнул по фигуре в плаще, ни за что не зацепившись, и она сразу вернулась к разговору с администратором. Вскоре девушка получила ключи и покинула холл, отправившись в номер. Так, эта мимолетная встреча, к облегчению старшей Аозаки, не привела ни к знакомству, ни к конфликту. Токо уладила дела и тоже отправилась отдыхать. Некоторое время она провела, разглядывая лунный диск, чей свет сочился в комнату сквозь окно; мысли волшебницы были далеко, с людьми, что за последние несколько лет стали ей до́́роги. Покинуть их заставила ее вечная тяга к переменам. Впрочем, Токо не жалела о разлуке... В конце концов, вся ее жизнь отвергала какие-либо связи, так или иначе. С этой мыслью старшая Аозаки и отошла ко сну.

II

Арквейд проснулась сама, поздно утром. Никто не пришел будить ее, а шторы на окнах были задернуты так плотно, что в комнату не проникало ни одного лучика света. Перевернувшись на спину, Брюнстад открыла глаза; она потратила некоторое время на изучение незнакомого сумрачного потолка, а затем вздохнула и громко чихнула.
Старание, с которым дворецкий Уолтер поддерживал чистоту в особняке Хеллсинг, не вызывало никакого сомнения, однако же было очевидно, что в гостевой спальне давно уже никто не ночевал, а в нежилых помещениях пыль почему-то всегда скапливается быстрее...
Арквейд села на кровати. Ее одежда лежала там же, где девушка бросила ее ночью — на полу. И белая кофта, и бардовая юбка — все было заляпано кровью и требовало немедленной стирки. Чистым оставалось разве что нижнее белье; больше никаких вещей у белой принцессы не было, и взять неоткуда. Вероятно, Арквейд потратила бы немало времени на раздумья, если бы за дверью вдруг не раздались чьи-то шаги. Это заставило Брюнстад насторожиться; она накинула простынь на плечи и принялась торопливо мучить края, пытаясь соорудить узел покрепче. Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показалась незнакомая светловолосая девушка — как раз вовремя, Арквейд едва успела справиться со своим импровизированным одеянием. Оставалось только надеяться, что оно не развалится в ближайшее время.
Видимо, пришелица не думала, что гостья уже проснулась, потому что растеряно захлопала огромными голубыми глазами. На лице ее появилась робкая, по-детски располагающая улыбка. Она сказала кротко:
— Доброе утро.
— Доброе, — откликнулась Арквейд, отвечая улыбкой на улыбку.
— Мое имя Виктория Церас, — представилась девушка и тут же сообщила: — Приятно познакомиться, мисс Брюнстад. Я вам кое-что принесла.
И она подошла к Арквейд и подала ей какой-то сверток. Та развернула его и с известным удивлением обнаружила, что держит в руках брюки темной ткани и белую сорочку.
— Это вам передает сэр Интегра. Надеюсь, что размер подойдет, хотя это неважно: мне приказано сводить вас по магазинам, чтобы вы смогли выбрать для себя что-то более подходящее, — и Виктория расцвела новой, еще более очаровательной улыбкой.
— Вот как? С-спасибо за заботу, — чуть запнувшись, пробормотала Арквейд. Она никак не ожидала такого внимания к своей персоне и преисполнилась искренней благодарности к Интегре. Истинный предок внимательнейшим образом оглядела Викторию с ног до головы. Сомнений не было: перед ней стоял вампир. Вероятно, дитя Алукарда, ибо, по обоснованному представлению бывшей принцессы, больше ничьих птенцов князь нечисти возле себя и своей хозяйки попросту не потерпел бы.
— Собирайтесь, пожалуйста. Я зайду к вам минут через двадцать, — с этими словами Виктория попятилась к выходу. Несмотря на свою беспечность, она явно робела перед «взрослым» вампиром.
— Но сейчас ведь день, — Арквейд скорее беспокоилась за Церас, чем за себя, спокойно переносящую даже самую ясную погоду. Столь юная дракулина, несомненно, не могла пока сравниться со старшими вампирами в противостоянии солнечному свету. Ее нежная кожа почернеет от ужасных ожогов, а глаза не потерпят даже самого слабого сияния дня.
— Не волнуйтесь, на улице сегодня пасмурно, — весело откликнулась девушка, уже стоя на пороге. — Я возьму зонтик.
Дверь за Викторией бесшумно закрылась, и Арквейд осталась одна. Сбросив простынь, она быстро натянула сначала рубашку, затем брюки. Одежда оказалась на размер или два больше, чем нужно, но рукава сорочки и штанины брюк можно было подвернуть, а в остальном все было совсем неплохо, и девушка осталась довольна. Впрочем, ей немного странно было носить мужскую одежду, ведь она явилась из той эпохи, когда женщины смели надевать только лишь длинные платья, но Арквейд решила, что со временем привыкнет, раз уж мир так изменился.
Часов в комнате не было, и о времени Арквейд смогла узнать только у Уолтера, что зашел к ней в комнату вскоре после того, как ее покинула Виктория. Его появление было как раз вовремя: Арквейд едва успела сладить со своей новой одеждой. В голову Брюнстад даже пришла мысль, что дворецкий ожидал под дверью, пока гостья оденется, непосредственно наблюдая за процессом, но бывшая принцесса отогнала ее. Мистер Дольнез казался ей слишком благородным человеком, чтобы таким образом запятнать свое доброе имя и имя своей хозяйки. Если чем и можно было объяснять его удивительную пунктуальность, так это исключительно профессиональным опытом и внимательностью. Дворецкий объяснил, что госпожа Хеллсинг сегодня слишком занята, чтобы уделить гостье время, и потому составить ей компанию и уладить все дела приказано было мисс Церас. Интегра выражала надежду, что мисс Брюнстад найдет их гостеприимство безукоризненным. Собрав испачканную одежду, дворецкий удалился, предоставив Арквейд самой себе. Но ненадолго; вскоре в комнату вновь пришла Виктория, и, обнаружив, что гостья уже собралась, поспешила отвести ее в холл. Там вездесущий Уолтер подал им зонты и плащи — Арквейд ее собственный, а Церас — легкий плащ-дождевик с капюшоном, чтобы скрыть лицо от солнечного света. Итак, получив необходимую экипировку, девушки покинули особняк и отправились на прогулку по городу.
Ночью, вероятно, вновь прошел дождь, небо было затянуто полупрозрачной пеленой облаков, сквозь которые проглядывал намек на солнце. По улицам низко стелился туман, который, впрочем, не создавал прохожим никаких проблем. Погоду можно было бы назвать промозглой, если бы в воздухе не витало вполне ощутимое августовское дыхание, пока не потерявшее силы.
Поход по магазинам удался, и с каждой минутой Арквейд все больше проникалась симпатией к своей спутнице. Виктория вела себя настолько по-человечески доброжелательно и приветливо, что сложно было не ответить ей взаимностью, да и еще очевидное, и оттого еще более забавное, смущение перед «взрослым» вампиром казалось бывшей принцессе милым. В этой молодой дракулине еще не успела увянуть человечность, и потому общаться с ней было легко и приятно.
— Так что привело вас в Лондон? — этот вопрос, вероятно, давно уже мучил Викторию, но задать его она решилась только сейчас. Пораскинув мозгами, Арквейд ответила с почти доверительной откровенностью:
— Решила навестить одного старого знакомого, который, как я слышала, недавно у вас тут поселился, — бывшая принцесса шутливо улыбнулась.
— Кажется, его зовут Михаэль? — припомнила Виктория то, что ей удалось выведать у Интегры и Алукарда.
— Да, Михаэль Роа Вальдамьонг. У меня с ним кое-какие счеты.
И Арквейд посвятила мисс Церас в подробности своей истории, видя ее искренний интерес и надеясь заронить в ее душу зерна понимания своей сущности. Пока что Виктория еще наивный птенец Алукарда, дитя, пугающееся своих способностей и желаний в силу исключительно малоопытности. Но придет время, когда всему настанет конец: птенец вылетит из гнезда и станет могущественным вампиром, мертвым апостолом. И в тот момент, когда прежние — человеческие — идеалы отступят в тень, вытесненные новым пониманием мира, быть может, Виктория припомнит ее, Арквейд, слова, и они, как надеялась бывшая принцесса, спасут девочку от превращения в чудовище. Не исключено, конечно, что и сам Алукард постарается вбить кое-какие знания в голову своей ученицы, пока она еще зовет его Мастером... Но этот вечно ухмыляющийся вампир, при всем своем могуществе и хваленой мудрости, похоже, заботится только лишь о боевых навыках Виктории. Как ни крути, а миропонимание истинного предка весьма и весьма отличается от мировоззрения мертвого апостола. Алукард, конечно, во многом прав. Нельзя превратить волка в комнатную собачку, подточив ему зубки, — он просто погибнет в четырех стенах, лишенный возможности свободно охотиться и утолять жажду крови. Однако допускать, чтобы волк поддался бешенству, тоже нельзя.
Так рассуждала Арквейд, объясняя Виктории, чем так насолил ей этот Роа, что она готова гоняться за ним по всему миру. Спутница слушала ее внимательно, как и рассчитывала бывшая принцесса, и, похоже, со всей серьезностью отнеслась к рассказу. В конце концов, она уточнила:
— Так значит, вы не пьете кровь. Верно? — Из всех возможных вопросов этот, видимо, волновал юную дракулину более всего.
— Верно. Я принадлежу к роду древнейших вампиров, истинных предков, которым не нужна была кровь. Для нас она являлась скорее ядом, чем едой. Однако вы, ты и твой Мастер, — вы другие, — в голосе Арквейд прорезалась искренняя печаль. Они как раз вышли к какой-то маленькой речке и теперь, остановившись перед чугунной оградой, наблюдали, как чайки бесшумно снуют в воздухе, в вечной гонке с ветром. — Вам, к сожалению, без крови никак нельзя. Это ваша пища. Нас жажда сводила с ума; вас она убивает.
— Да, Мастер говорил мне, — Виктория с тоской склонила голову, припоминая свои тщетные попытки укрощать проклятый голод. — Все говорили. Если я не стану пить кровь, не смогу сражаться.
— Увы, это так.
— Иногда я думаю, — не глядя на собеседницу, проговорила Виктория, — что лучше бы мне никогда не становиться вампиром, а погибнуть в ту ночь от пули Мастера. Жаль, что я не могу изменить своего решения.
— Уже слишком поздно. И потом, не тебе это решать. Человек или может стать вампиром, или нет, — Арквейд покачала голой. На ее лице появилась успокаивающая, мягкая улыбка. — Здесь множество всяческих нюансов, причин, возможностей; когда они пересекаются меж собой, получается мертвый апостол. Иногда не получается. То есть чаще всего не получается. Впрочем, у Алукарда, вероятно, есть особенная сила... Как говорят, он стал родоначальником особого класса вампиров, и ты, Виктория, являешься одной из его представительниц. Я не вникала, конечно, что собой представляет ваш класс... Не нужно много знать о мертвых апостолах, чтобы уничтожать их, верно? — в ее темно-алых, почти карих глазах вновь появились искры смеха.
— Вы собираетесь уничтожить нас? — Воскликнула Церас, вскидывая на Арквейд удивленный взгляд. Та захихикала и покачала головой. Ее умиляла наивность этой девочки, принявшей всерьез очевидную шутку.
— Нет, можешь быть спокойна. Я верю, что не все мертвые апостолы должны погибнуть. Кое-кто был даже до́рог мне... очень давно, — она встряхнулась и продолжила уже другим, шутливо-назидательным тоном: — У нас, у вампиров, и у апостолов, и у предков, тоже есть свои причины для существования, знаешь ли. Не думай, что мы явились в этот мир подобно демонам, одержимым только жаждой разрушения. Это не так. Мы созданы, чтобы убивать. Охотники и убийцы — мы действительно таковы. Однако вдумайся. Мы вампиры среди людей — «хищники» среди «травоядных». Мы стражи спокойствия этого мира, как бы парадоксально это ни звучало. Люди смотрят на нас с позиции жертв, и это понятно. Просто они, да и мы тоже, успели позабыть, кем и чем являлись вампиры изначально, ради чего пришли они на эту землю. Да и не могут они помнить, ведь единственные хранители этого знания давным-давно канули в Лету. Отчасти по моей вине.
Но не только люди жертвы в этой истории. Людям вообще свойственно считать себя центром вселенной, не находишь? А в это время мир нуждается, всегда нуждается в защите от человека. Оттого и существуют на земле «хищники», «охотники» — вампиры, и демоны, и разные духи, которые заставляют человека дрожать от страха. Мир очень жесток — так же, как и люди. Потому воля земли и воля человечества сталкиваются в извечной борьбе; эта борьба и есть жизнь. Все, лекция окончена, к следующему занятию приготовьте, пожалуйста, эссе на тему «Положительные стороны существования вампиров».
— На сколько страниц? — оживилась Виктория. Как и раньше, она воспринимала слова Арквейд всерьез, однако тут же переняла ее шутливый тон.
— На сколько хватит терпения, — с улыбкой откликнулась Арквейд. Посмеявшись вдоволь, они пошли вперед по узкой набережной, вслушиваясь в шуршание развесистых лип, посаженных вдоль улицы. С покупками было покончено, и можно было уже возвращаться в особняк, тем более что солнце грозило вот-вот выползти из-за облаков. Прохожие оглядывались на них, нагруженных сумками, и это начинало беспокоить Викторию, которая, очевидно, привыкла относиться с подозрением к любому вниманию. Девушки ускорили шаг, и вскоре уже стояли перед особняком. Уолтер открыл перед ними дверь едва ли не сразу, как они успели позвонить, и Виктория убежала с дворецким, поскольку выяснилось, что ее ожидает Интегра. Арквейд же поднялась в свою комнату, переоделась в новую, только что купленную одежду, и на какое-то время погрузилась в размышления...
От раздумий Арквейд отвлек какой-то шум. Внизу что-то происходило. Никто не запрещал ей покидать комнату, и потому она просто поднялась на ноги и вышла в коридор. Спустившись по лестнице в пустующий холл, она вновь прислушалась. Да, источник шума уже близко. Чуткий вампирский слух подсказывал Арквейд, что это голоса. Громкие человеческие голоса, веселые и взволнованные. «Наверное, я не единственная гостья в этом особняке», — рассеяно подумала истинный предок. Уместно ли будет ее появление? Она сомневалась, что ответ на этот вопрос может быть утвердительным. Однако она все равно пошла туда, где ей слышались голоса, решив, что никому не навредит своим визитом.
Дверь в комнату, где собрались гости, была неплотно прикрыта. Арквейд не стала входить; она только робко заглянула в щелку. Внутри собралась куча народа — все мужчины в дорожной одежде. Бывшая белая принцесса только успела задуматься, что все эти люди делают в особняке, как за плечом ее раздалось деликатное покашливание. Девушка обернулась и обнаружила у себя за спиной усмехающегося Уолтера, а рядом с ним недовольно поджимающую губы Интегру и сияющую смущенной улыбкой Викторию.
— Прошу прощения, — растерялась Арквейд, отступив с дороги и пропуская хозяйку дома и ее спутников. Те ничего не ответили и прошли мимо нее, однако Уолтер придержал дверь, и Виктория подмигнула гостье. Арквейд улыбнулась и скользнула в комнату вслед за ними. Уолтер с негромким стуком прикрыл за ними дверь. Удивительно, но и она, и Виктория — обе весьма симпатичные девушки, — остались незамеченными людьми, таковы были влияние, сила и харизма Интегры, легко захватившей все их внимание. Полицейскую они заметили только после того, как сама сэр Хеллсинг прямо указала на нее. Как Арквейд поняла из разговора, собравшиеся в комнате гости являлись наемными солдатами, отрядом под названием «Дикие Гуси», которых организация собиралась пригласить в качестве бойцов. Командовал отрядом молодой человек с явным французским выговором. Капитана звали Пип Бернадотте. У него были длинные рыжевато-каштановые волосы, заплетенные в косу, и небрежно повязанный красный шарф, придававший его образу особую щеголеватую черту. По тому, как он держался и вел себя, можно было легко сделать выводы о его натуре — типичный авантюрист, неудержимый искатель приключений, балагур, весельчак и романтик. В общем, полная противоположность Интегры. У них у обоих были те необходимые качества лидера, способного не только держать людей в подчинении железной рукой, но и вызывать такие чувства, которые иначе как любовью и не назовешь. Но подходы к этому делу у них были совершенно разные.
Конечно, Арквейд ни в коем случае не занималась психологическим анализом каждого встречного человека специально; просто так получалось.
Встреча закончилась демонстрацией силы Виктории и появлением Алукарда, внесшего полную неразбериху в ситуацию, и без того находившуюся на грани комедии. Затем Уолтер, появившийся следом за Алукардом в комнате, подал Интегре письмо из Ватикана, и хозяйка быстро удалилась в свой кабинет. Тут же поспешно откланялась и Виктория; Арквейд, не желая привлекать к себе лишнее внимание, последовала за ней. Она не успела уйти далеко, — перед ней как из-под земли появился Алукард. Он сказал со своей извечной усмешкой:
— Я вижу, вы уже чувствуете себя в особняке как дома.
— Вовсе нет, — возразила Арквейд. — Как дома я себя чувствовать нигде не могу, увы.
— Вот как? Что ж, этого можно было ожидать. Надеюсь, вы уже оправились после вчерашнего. Полнолуние, как вы помните, будет уже следующей ночью. Думаю, нам стоит сначала разобраться с Неро Хаосом, — и сделать это уже сегодня.
— Он все равно не даст нам расслабиться, — пожала плечами бывшая принцесса. — Он, вероятно, считает, что двадцать седьмого августа Роа атакует нас. Неро это не нравится, ведь такой расклад разрушит все его планы... независимо от того, кто победит — мы или «Змей Акаши».
— Понимаю. Однако не захотят ли эти двое объединить усилия? — Глаза Алукарда сощурились за оранжевыми стеклами очков. Сам он был одиночкой, но в такой ситуации, несомненно, объединился бы на месте Вальдамьонга и Хаоса.
— Сомневаюсь. Возможно, такой союз был бы возможен, если бы речь шла о войне против вас, Алукард. Но когда дело касается меня... У них немного не совпадают цели, — тут у Арквейд неожиданно вырвался какой-то извиняющийся смешок.
— Так они все-таки могут объединиться, — покачал голой Алукард, — чтобы убрать меня. А потом уж они решат между собой, что делать с вами.
Эти слова заставили лунную принцессу задуматься. А ведь правда, могут и объединиться... Это означает, что сегодня ночью битвы им не грозят.
— Не стоит терять бдительности, — все-таки выдавила из себя Арквейд, пораскинув мозгами.
— Конечно-конечно, — улыбка Алукарда стала зловещей. — Черные Шляпы не дремлют, верно?
Арквейд не успела ничего ответить на это, — Алукард резко повернулся на каблуках и пошел прочь, громко стуча сапогами по полу. Наверное, он исчез, как всегда, потому что Арквейд быстро потеряла его фигуру из виду, словно тени поглотили его. Фокусы этого выскочки то раздражали ее, то веселили... видимо, на такую двойственность восприятия вся театральность этого мертвого апостола и была направлена.


Этажом выше Интегра закончила читать письмо от Энрико Максвелла. Похоже, тот быстро справился со своею опалой, поскольку приглашал сэра Интеграл встретиться в Британском Музее через пару недель. Чего этот прохвост, глава тринадцатого отдела Искариот, хочет от нее? Интегра сильно сомневалась, что этот человек желает посетить Лондон просто из праздного любопытства или чтобы унизить Интегру. Хотя кто его знает? Что ж, в любом случае, не стоит отказываться, нужно написать ответ...
В висках главы Хеллсинга билась только одна неприятная мысль: не слишком ли много в столице посланников Ватикана? Насколько Интегра могла судить, сейчас Искариоты лезут не только в дела Ордена протестантских рыцарей, но и Агентства Погребения. Нужно будет известить мисс Сиэль. Возможно, это не оставит равнодушной экзекутора; Интегра также не сомневалась, что ее руководство сей факт тоже заинтересует. В конце концов, они столько сил потратили, выбивая для своего представителя разрешение на присутствие в Британии, — даже привлекли внимание Папы. Сэр Хеллсинг почувствовала, как в груди ее расцветает какое-то новое чувство, — неужто азарт? Да, будет интересно посмотреть на то, что получится, если столкнуть лбами Отдел и Агентство.
Интегра порылась у себя в ящиках и извлекла на белый свет два листа плотной писчей бумаги. Выбрав подходящую перьевую ручку, она быстро написала сначала письмо Элезии Сиэль, затем — ответ Максвеллу, после чего вручила оба листа Уолтеру с тем, чтобы тот незамедлительно занялся их отправкой.
Только покончив с этим делом, Интегра позволила себе немного расслабиться. Однако пока ее тело отдыхало, мысль работала с прежней четкостью. Со всеми этими происшествиями, Арквейд Брюнстад, Михаэлем Роа и Элезией Сиэль, а также Неро Хаосом, который прошлой ночью вырезал целую гостиницу под носом у Алукарда, они успели забыть о собственных проблемах. Это непозволительно. Хеллсинг ничего не знает о своих врагах, кроме этого единственного слова — «Миллениум». Если бы не Уолтер, кто знает, сколько бы еще Интегра тянула с расследованием. Пора приниматься за дело.
С этими мыслями глава организации поднесла ко рту сигару и щелкнула зажигалкой. Под руку попались какие-то документы, принесенные Уолтером утром. Интегра поправила очки и погрузилась в чтение. Так, в тишине и спокойствии, прошло немало времени — почти два часа. От работы Хеллсинг отвлек Уолтер. Деликатно постучавшись, он бесшумно зашел в кабинет, неся на лице свою извечную полуулыбку, и проговорил:
— К вам вновь гости, сэр.
— Дай угадаю, — с мрачной усмешкой откликнулась Интегра, глядя на дворецкого поверх холодных стекол очков. — Элезия Сиэль, так? — дождавшись утвердительного кивка, она пренебрежительно фыркнула. — В этом весь Ватикан! Как можно являться в чужой дом, даже не уведомив хозяев?
— С вашего позволения, сэр, — в голосе мистера Дольнеза зазвучали мягкие нотки, призванные утихомирить вспыльчивый, раздражительный нрав его госпожи, — это не так. Мисс Сиэль уведомила меня о своем приходе и также испросила позволения привести с собой еще одного гостя. Поскольку я не хотел отвлекать вас от работы, я позволил себе не сообщать вам об этом до их прихода. Однако, как мне кажется, мисс Сиэль и ее спутник желают увидеть не вас, а Арквейд Брюнстад.
— Вот как? — Смягчившись, Интегра расслаблено откинулась на спинку кресла. — Что ж, вряд ли приход мисс Сиэль не имеет под собой серьезных оснований. Пусть наши гости устроятся в гостиной, Уолтер, а я спущусь через пять минут. И предупреди мисс Брюнстад о посетителях.
— Конечно, сэр, будет исполнено, — Уолтер повернулся и отправился выполнять поручения, в которых, в общем-то, не было никакого смысла, — он и сам бы прекрасно справился. Однако хоть Интегра и не хотела этого признавать, она была немного уязвлена тем, что ее дворецкий делал что-то, не посоветовавшись с ней, своей хозяйкой. Самодеятельности от подчиненных, тем более таких верных, как Уолтер, Интегра не могла снести так легко. Ей хватало одного только Алукарда, ведущего себя так своенравно, что она поневоле сумела с этим как-то свыкнуться и смириться.
Тем не менее, сделанного не воротишь. Тем более что Сиэль здесь явно по делу, — не просто же так она притащилась в особняк, чтобы увидеться с Арквейд. Кстати, откуда она узнала, что истинный предок сейчас у них? Видимо, у ватиканских экзекуторов свои методы... Интегра нахмурилась: ей не нравилось, что кто-то сует нос в дела ее организации, особенно если это католическая ищейка.
Как бы то ни было, тратить время на размышления было бесполезно; нужно спуститься и самой все узнать. Сэр Хеллсинг поднялась на ноги и вскоре уже входила в распахнутую настежь дверь гостиной. Гости поднялись ей навстречу. Рядом с темноволосой Сиэль, одетой сегодня в обычную одежду и зачем-то напялившей на нос очки, стояла еще одна девушка, на вид ровесница Элезии, может быть, чуть ее старше.
— Добрый день, — поприветствовала гостей Интегра без особой сердечности в голосе. Словно не заметив этого, экзекутор чуть поклонилась и проговорила с улыбкой:
— Здравствуйте. Прошу прощения за вторжение, — она сделала паузу и бросила взгляд на свою спутницу. — Позвольте представить вам: Сион Эльтнем Сокарис, алхимик из Атласа. Быть может, вы слышали об этом подразделении.
Все плохое настроение Интегры мигом улетучилось, сменившись профессиональным интересом. Так-так, это необычно. Атлас? Хм, кажется, ей доводилось слышать что-то подобное, очень, очень давно. Возможно, отец рассказывал? Кто знает? Вот, память услужливо приоткрывает завесу над сведениями, до которых ранее Интегре не было никакого дела. Знания волнами всплывают в голове, выстраиваясь ровными цепочками, стройными рядами, собираясь, словно кусочки мозаики. Атлас. Да, она помнит. Одно из трех подразделений Ассоциации Магов, находящееся в где-то в Египте. Алхимики, вольнодумцы, практически стоящие на пороге технократии, и, тем не менее, поддерживающие неплохие отношения с католической церковью, балансирующие на краю лезвия, ревниво оберегающие свои знания.
Интегра протянула руку и представилась:
— Интеграл Вингейтс Хеллсинг. К вашим услугам, мисс Сокарис.
— Эльтнем, — поправила Сион и пожала протянутую руку. Ее холодные, отливающие лиловым глаза встретились со взглядом Интегры, и обе сразу поняли, что их что-то роднит. Обе были аналитиками от природы, у обеих математический склад ума, нрав, меняющийся от спокойного и отчужденного до взрывного и неуправляемого. В чем-то они, несомненно, отличались: скажем, Сион до поры до времени приглушала лидерские качества, а возможно у нее их и вовсе не было, поскольку она вела одинокий образ жизни и редко когда жалела об этом.
— Прошу прощения, мисс Эльтнем, — откликнулась Интегра, и их руки разошлись.
Но Сион как будто не услышала ее. Все внимание алхимика сосредоточилось на том, что происходило за спиной у хозяйки дома. Хеллсинг обернулась и увидела Арквейд, стоящую в дверях.
— Истинный предок... — пробормотала Сион. Почудилось ли это, или Интегра действительно услышала в ее голосе благоговение?
— Здравствуйте, — Арквейд подошла к ним, как всегда озаренная беспечной улыбкой. — Элезия, ты узнала, где я, и пришла меня навестить? Как это мило.
— Ты заставила меня поволноваться, Арквейд Брюнстад, — совсем другим тоном, холодно проговорила в ответ экзекутор. — Не слишком-то приятно, знаешь ли, прийти на место работы и узнать, что там все подчистую разрушено. Скажи мне, пожалуйста, это ведь не ты расправилась с той гостиницей, верно?
Лицо Арквейд помрачнело. Она ответила тихо:
— Нет, это не я. Это десятый прародитель.
— Неро Хаос? — Ахнула Сиэль, не скрывая изумления. — Он-то что здесь забыл?!
— Истинного предка, — сумрачно пробормотала бывшая принцесса, отводя взгляд в сторону. — Хочет присоединить меня к своему зверинцу, вот и съел всех, кто был в гостинице, чтобы набраться сил после того, как столкнулся с нами — со мной и с Алукардом.
Глаза Интегры сузились, и Арквейд едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ни она, ни князь нечисти не посвящали охотницу на вампиров в подробности того, что происходило вчера вечером. Теперь Алукарду точно достанется.
— Только его нам не хватало, — сокрушалась тем временем сотрудница Агентства, не замечая бушующих в собеседницах чувств. Вдруг она опомнилась. — Точно! — Экзекутор виновато повернулась к алхимику, о которой в пылу беседы все забыли. — Знакомься, Арквейд, эта леди — Сион Эльтнем Сокарис, Атласия. Говорит, что ищет тебя, так что я привела ее сюда.
Арквейд смерила девушку удивленным взглядом и переспросила с недоумением:
— Атласия? Что алхимику из «Гигантской Ямы» понадобилось от меня?
— Я... — Сион запнулась, не зная, как начать разговор. Совсем не такой она представляла себе принцессу Брюнстад, последнюю из истинных предков. Она бросила взгляд на Хеллсинг, не зная, стоит ли посвящать ее в подробности этой истории.
— Давайте присядем для начала, — вмешалась Интегра, безошибочно прочитав все, что скрывалось за взглядом Сион, и первая устроилась в одном из кресел, стоящих вокруг низенького журнального столика. Таким образом, она продемонстрировала, хоть сие было и не слишком вежливо, свое нежелание покидать гостиную. В конце концов, это ее дом.
Сиэль и Арквейд послушались ее и заняли места друг напротив друга. Только одна Сион замешкалась, но все-таки присела под выжидающим ледяным взором хозяйки дома. Дворецкий принес чаю, и только тогда, сжав в руках горячую, исходящую паром чашку, девушка-алхимик почувствовала себя увереннее.
— Я пришла за помощью, — проговорила она после паузы. Девушка с неохотой отпила глоток чая и с такой же неохотой начала говорить. Поначалу ее рассказ был довольно бедным, предложения отрывистыми, тон безразличным, однако вскоре она слегка разошлась и заслужила к своей истории больше внимания, чем могла рассчитывать. Даже Сиэль, уже слышавшая этот рассказ вчера, казалось, навострила уши. Когда же Сион кончила говорить и жадно приникла губами к чашке, пытаясь смягчить пересохшее горло, в комнате воцарилась тяжелая, душная тишина.
— Значит, ты из рода Зепии Эльтнем Оберона? — Арквейд, наконец, решилась нарушить молчание. Сион в ответ кивнула и проговорила, опустив чашку:
— Да, это так. Он мой дед.
— Зепия Оберон... — пробормотала Интегра, словно пробуя это имя на вкус. — Кто это?
— Один из сильнейших вампиров в истории, — мрачно откликнулась Сиэль. Арквейд кивнула:
— Он тринадцатый прародитель мертвых апостолов. Его называют Татари, Ночью Валахии. В прошлом он был гениальным алхимиком, имя его семьи гремело по всему миру. Но он зашел в своих исследованиях слишком далеко, перешел черту, и Атлас отвернулся от него.
— И по сей день семья Эльтнем еще не избавилась от позора, — голос Сион был совсем безрадостным. — А когда он стал еще и мертвым апостолом, дела наши пошли совсем плохо...
— Татари — это чистый страх, — продолжала объяснять Интегре Арквейд. — Он может скопировать любое создание с любыми его способностями.
— Даже истинного предка, — предположила Сиэль.
— Думаю, да, — принцесса Шинсо опустила голову. — Пятьсот лет назад он воспользовался дурной славой валашского князя Дракулы, создав ужасающий кровавый образ, и тем самым приобрел огромное могущество. Потому его и называют Ночью Валахии.
— Незаслуженно, — выдохнула Интегра, и в ее синих глазах появились нехорошие огоньки.
— Да, может быть, — неохотно согласилась Арквейд. — Однако это не делает его менее опасным. Но речь не о нем. Верно, Сион? Пришла ты не для того, чтобы поведать нам историю своих корней.
— Все верно, истинный предок, — Эльтнем выпрямилась в кресле и впилась взглядом в темно-алые глаза бывшей принцессы Шинсо. — Я пришла, чтобы попросить тебя о помощи. Я... была укушена Татари. Я медленно превращаюсь в подвластное ему чудовище.
Во второй раз в гостиной воцарилось гнетущее молчание. Словно белая мгла, сомкнулась тишина над сидящими в комнате. Тяжелая, как покрывало, и душная, как воздух перед грозой, она пустила тугие корни в их легких, мешая дыханию. С трудом, едва справляясь с непокорной речью, Сион заговорила снова:
— Вампирский импульс... У меня все меньше сил сопротивляться ему. Однако я последние три года вела исследования, и...
— Три года? — повторила за нею пораженная Арквейд. — Ты сопротивлялась импульсу три года?
— Да. Обращение пошло медленнее, но сейчас мои силы уже на исходе. Я не знаю, сколько еще смогу выдержать. Если очень повезет — полгода, но не более того. Вот почему я пришла к тебе, истинный предок. Только ты можешь мне помочь.
— Сомневаюсь, что я что-то могу сделать, — покачала головой Арквейд. — Нельзя остаться человеком, когда вампирский яд уже разъедает твою кровь. Увы, я ничем не смогу тебе помочь, Сион Эльтнем.
Казалось, такой категоричный отказ поразил девушку-алхимика в самое сердце. На ее бледных щеках выступили красные пятна, а на глазах едва не показались слезы гнева. Но она справилась с собой. Чудовищным усилием воли она заставила свое сердце биться ровно, а кровавую пелену отступить от взора. Она тяжело вздохнула, после чего проговорила почти спокойно:
— Согласно моим исследованиям это не так; я потратила три долгих года, скрываясь от Атласа и Ватикана, на изучение вампирского вопроса. Я считаю, что раз люди становятся мертвыми апостолами, то процесс можно повернуть вспять и превратить вампира обратно в человека.
Но Арквейд только покачала головой.
— Я не храню всех знаний истинных предков, но вряд ли даже мудрейшие среди древних детей Багряной Луны смогли бы помочь тебе, Сион Эльтнем. В конце концов, они, несмотря на свою хваленую мудрость, не смогли подавить импульс даже в самих себе. Единственное, что они могли — бороться, постоянно, бесконечно бороться со своей про́клятой природой.
— Да, тебе не остается ничего, кроме как бороться, — согласилась с истинным предком Сиэль. — Удивительно, что тебе удалось продержаться так долго.
— Татари не призывал меня; потому я смогла... — Атласия осеклась. — Однако стоит только Ночи Валахии вновь появиться в небесах нашего мира, и я, вероятно, перестану контролировать себя, перестану быть самой собой. Я его птенец. Мне уготовано его безумие. Вот ты, — она неожиданно ткнула пальцем в сторону экзекутора, — ты ведь была вампиром, а потом перестала, верно?
— Не совсем так, — Сиэль опустила голову. — Не я была вампиром, а воплотившийся во мне Роа Вальдамьонг. Когда Арквейд Брюнстад уничтожила его, я тоже должна была погибнуть... Однако я выжила, и это так же удивительно, как и то, что ты так долго сражалась с импульсом. Когда Роа покинул меня, у меня остались его магические цепи, мистические глаза и бессмертие. Но я не мертвый апостол, потому что никогда им не была, — она подняла взор и твердо взглянула на алхимика. — Я не вылечивалась, потому что никогда не была больна.
Интегра сидела, напряженно выпрямившись в кресле и забыв про остывающий чай. Так вот, значит, как Сиэль была замешана в этом деле. Она была одной из тех детей, которых Михаэль Роа избирал для своего нового возрождения. Сэр Хеллсинг едва заметно кивнула каким-то своим мыслям и включилась в разговор, сказав:
— Все, что я знаю о вампирах, говорит о том, что человек не может перенести укус и остаться после этого смертным. Он или становится упырем, или новым вампиром.
— Возможно, — неуверенно проговорила Арквейд, — если я дам Сион испить своей крови, это задержит процесс обращения.
— Кровь, кому бы она ни принадлежала, всегда ведет к одному и тому же, — возразила ей Сиэль, и Интегра согласно кивнула:
— Верно. Мисс Эльтнем, вероятно, потеряет способность сопротивляться в этом случае. Кровь пробудит ее жажду, и с этого момента управлять ей станет уже невозможно. И от безумия вы таким образом ее не спасете.
— Что ж, — неожиданно проговорила Атласия, чья гордость была уязвлена тем, что на девушку перестали обращать внимание. Поставив чашку на столик, она поднялась на ноги и медленно обвела присутствующих взглядом. Когда она заговорила, голос ее был тих. — Пожалуй, мне пора. Извините, что оторвала вас от дел. Сэр Интегра Хеллсинг, госпожа Арквейд Брюнстад, мисс Сиэль, — ее холодные, отливающие лиловым, глаза останавливались на лице каждой из дам, когда алхимик называла их имена. Помедлив, она добавила: — Прощайте.
Девушка повернулась и направилась к выходу. Они смотрели ей вслед, и никто не попытался окликнуть ее. Сион Эльтнем Сокарис покинула особняк, и только тогда Арквейд пробормотала запоздалое:
— Удачи.

Утро 25-го августа было пасмурным и ветреным, готовым расплакаться осенним дождем. Аозаки Токо проснулась, быстро собралась и, оставив чемодан в номере, отправилась завтракать.
Небольшой ресторанчик в гостинице ее не привлек, и потому ей пришлось пройти немного по улицам, прежде чем она отыскала подходящее заведение. Там она села за столик и заказала себе полный кофе из утреннего меню. Посетителей в кафе почти не было (потому, собственно, Токо и отдала предпочтение ему, а не переполненному гостиничному ресторану), и заказ принесли быстро. Звучала тихая приятная музыка, и воздух, свободно проникавший сквозь приоткрытые окна, был наполнен щемящей тяжестью прибрежного города. Обстановка навевала воспоминания, хотя старшая Аозаки никогда прежде в этом кафе не была, и ничто не мешало ей сосредоточиться на своих мыслях в тишине и спокойствии.
Покончив с завтраком, Токо оплатила счет и поднялась на ноги с тем, чтобы вновь вернуться в гостиницу. Пока что никаких дел и планов у Аозаки не было, — она могла свободно шататься по знакомому городу. Главное — не привлекать к своей персоне лишнего внимания.
Вернувшись в номер, она села в кресло и закурила. Перед этим она что-то достала из внутреннего кармана плаща и теперь задумчиво крутила это что-то в пальцах. Вещь оказалась сложенной вдвое старой фотографией; она да чемодан — вот единственное, что старшая Аозаки забрала из своей конторы в Токио, где она была директором детективного агентства, специализирующегося преимущественно на делах мистического характера, — «Храма Пустоты».
Пальцы медленно, осторожно развернули фото. С цветной карточки смотрели три неподвижных лица на фоне Биг-Бена. В центре — она, совсем еще девочка в те времена, выпускница академии Рейен; красно-рыжие волосы свободно спадают на плечи, очки, на лице улыбка, сгиб фотографии проходит как раз по ней. Слева стоит светловолосый молодой человек в щеголеватом красном цилиндре и такого же цвета плаще; у него холодные голубые глаза, и он забыл улыбнуться. Это Корнелиус Альба. Справа от Токо стоит мрачный мужчина в черном, с загадочным ожерельем на груди. Он выше даже напялившего цилиндр Корнелиуса, а Токо рядом с ним выглядит и вовсе маленькой и хрупкой. У него черные, очень глубоко посаженные глаза с непроглядными тенями под ними, низко нависающие брови, резкие, выделяющиеся черты лица. Это Арая Сорен.
По общему состоянию фото видно, что оно сделано уже давно, несколько лет назад, и прошло со своей хозяйкой немало дорог. Много месяцев оно спокойно стояло в рамке в конторе, но все же вновь последовало за Токо, как тень того прошлого, которое давно уже пора было забыть, но выкинуть из головы никак не получалось. Старшая Аозаки была не очень сентиментальна. Однако своим воспоминаниям противостоять не могла даже она.
Токо довольно долго разглядывала фотографию. На лице ее появилась какая-то вымученная улыбка, и она прикрыла глаза. Она сложила карточку пополам, затем скомкала и хотела уже швырнуть в урну, но рука волшебницы замерла в замахе. Какое-то время она так и сидела: подняв руку, опустив голову. Наконец, ее пальцы дрогнули, и она с тяжелым вздохом вновь расправила фото, попытавшись выровнять новые трещинки, появившиеся на месте сгибов. Теперь несчастная карточка казалась еще более старой. Токо горько усмехнулась; она чувствовала себя такой же истрепанной и бесполезной, как это фото.
Тихо ругаясь, Токо выдернула изо рта почти истлевшую сигарету и ссыпала пепел в пепельницу. Затем она встала и вложила фото обратно во внутренний карман пальто. От того, что перед глазами теперь не было проклятой карточки, легче не становилось. К сожалению.
Какое-то время она стояла, напряженно что-то обдумывая. Наконец, она накинула пальто на плечи, взяла ключи и вышла в коридор.
И чуть не столкнулась с проходящей мимо девушкой в берете. Той самой, что видела вчера Токо — девушка-алхимик со знаками Атласа на одежде.
Холодные глаза незнакомки, отливающие лиловым, скользнули по Аозаки, и она остановилась. Алхимик и волшебница замерли, неотрывно глядя друг на друга. Что-то с этой девочкой с косичкой было не так, — Токо поняла это сразу. Лицо алхимика было сердитым и напряженным, слишком сердитым и напряженным для вечно спокойных атласовцев. Похоже, ее совсем недавно вывели из себя.
Впрочем, Аозаки это не касалось. Она повернулась к девушке спиной и принялась возиться с ключами, оглашая коридор металлическим стуком. Сквозь звон она услышала тихий вопрос:
— Вы ведь волшебник, да?
Она не обернулась. Ключи в ее руках замерли.
— Что? — ответила Токо вопросом на вопрос, пытаясь изобразить недоумение. Тем не менее, реакция выдала ее с головой.
— Я видела вас вчера вечером. Ваш чемодан... — чародейка услышала, как алхимик за ее спиной переводит дыхание. — Вы ведь из Ассоциации? Атлас прознал, что я здесь, и, проглотив свою гордость, решился попросить помощи у Часовой Башни, чтобы поймать меня, так?
— Прошу прощения? — Токо повернулась к девушке. Волшебница нахмурилась, и меж ее бровей пролегла тонкая складка. — О чем вы говорите, мисс? Я ничего не знаю о...
— Не дурите мне голову! — Вдруг воскликнула алхимик. Наверное, это была истерика... такая, своеобразная, какую только и мог позволить себе член Атласа. — Теперь уже скрываться нечего. Если собираетесь меня... то делайте свое дело, а не вешайте лапшу мне на уши.
Токо стояла неподвижно под взглядом лиловых глаз. Что-то было не так. Эта девочка... Возможно ли, что она — замаскированный охотник? Но какого черта она тогда творит? Другой на ее месте давно бы уже дрался с Токо, а не истерил перед ней, словно подросток в переходный период. Чего она добивается? Чтобы Аозаки признала свою личность? Глупо.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс, — сказала, наконец, волшебница, и это была чистая правда.
На лице юного алхимика появилась нехорошая ухмылка.
— Какой смысл? — спросила она, и Токо подавила желание повторить этот вопрос. — Какой смысл что-то скрывать? Добыча сама идет вам в руки. Я думала, волшебники гораздо более решительные и алчные, и никогда не позволят себе упустить выгоды.
«Ждет, что я признаюсь», — решила про себя Аозаки.
— Я не имею никакого отношения к вашему делу, мисс, — сделала чародейка новую попытку. — На самом деле, мне уже пора идти. Прошу меня извинить.
С этими словами она пошла по коридору к манящей надписи «выход». Токо услышала, как девушка выругалась в полголоса, и не успела волшебница сделать и трех шагов, как почувствовала рывок, словно зацепилась за что-то. Это что-то рвануло ее обратно, снова развернув ее к алхимику. Очки слетели с ее лица, со стуком ударившись об пол, но, к счастью, не разбились. Девушка из Атласа стояла, подняв руку перед лицом, сжав в ладонь в кулак. Токо взглянула вниз и увидела собственную вздетую руку: рукав был стянут так, словно его обмотала невидимая нить.
— Эфирная связь!.. — воскликнула она пораженно. — Ты из рода Эльтнем!
— Верно, — на лице алхимика появилась косая усмешка. — Я Сион Эльтнем Сокарис. Атласия.
Только теперь до волшебницы начало доходить. Да, она слышала что-то такое... Три года назад. Италия, Рыцари Щита; в этом были замешаны люди «Гигантской Ямы»... Сион Эльтнем... Атласия...
Черт побери. Как не повезло нарваться на этого алхимика! Прямо говоря, из Токо был никудышный боец. Главным ее талантом была вовсе не боевая магия: она была «кукольником», умела создавать идеальные марионетки. В схватке она пользовалась или рунами, с которыми умела неплохо обращаться, или содержимым своего чемодана. Что же, чемодан ее остался в номере. Единственный выход — использовать руны.
Свободная рука Токо дернулась, чтобы приступить к рисунку, но Атласия легко разгадала ее намерение — против алхимического анализа и эфирной связи не спасал огромный потенциал наследницы Аозаки. Свистнули невидимые нити, обвивая запястье волшебницы, в этот момент что-то оглушительно громыхнуло в номере Токо. Дверь, которую старшая Аозаки в волнении забыла закрыть, распахнулась настежь, и что-то черно-алое мгновенно скользнуло в коридор. Эльтнем не успела защититься, — огромная магическая кошка, обитавшая в загадочном чемодане Токо, бросилась прямо на алхимика.
Эфирная связь против этой сущности оказалась бесполезна. Разъяренное создание невозможно было удержать. В руках алхимика появился пистолет, но поздно, — кошка повалила ее, зубами выдрала револьвер из ладони и проглотила его так, словно это всего-навсего была рыба. Нити, удерживающие обе руки Токо, ослабли, когда рассерженный дух прижал Сион к полу, и волшебница выпрямилась, устало потирая затекшие запястья, разгоняя кровь.
— Хватит, — негромко сказала она, и пылающие магическим алым огнем глаза кошки мгновенно обратились к ней. Миг — и она уже послушно отступает к хозяйке, усаживается у ее ног и смиренно принимает ласку, когда та чешет кошку за ухом. Сион встала, слегка покачнувшись, и дико уставилась на чародейку с ее бестелесным «питомцем».
— Ты все-таки маг, — пробормотала алхимик.
— Да, ты оказалась права, — Токо пожала плечами, и ее мерцающий огненными сполохами зверь вновь повернул голову к Эльтнем. — До чего же вы, алхимики, упрямы! Теперь сюда наверняка сбегутся ребята из Ассоциации. Нам обеим не поздоровится.
— Так ты здесь не для того, чтобы вернуть меня Атласу...
— Дошло, наконец, — сварливо откликнулась Токо, доставая из кармана пачку сигарет. Щелкнула зажигалка, и к потолку потянулась тонкая струйка дыма. — И стоило втягивать меня в драку? — волшебница прищурилась, глядя на девушку-алхимика из-под ресниц. — Это так не похоже на хладнокровных алхимиков...
Она вздохнула и подобрала очки, водрузив обратно на нос. После чего вдруг улыбнулась, а затем даже захихикала:
— Ну ты даешь, девочка Эльтнем! Разбить вдребезги все мои стереотипы... Где ж твоя хваленая школа логики, Атлас?


Вечерело. Небо слегка прояснилось, и теперь солнце медленно, но неумолимо катилось к горизонту, теряя свою ослепительную силу. Серая пелена облаков неуклонно влекла свои колесницы на запад, вслед за уходящим светилом, расчищая дорогу громадному оку луны. Подобно огромной птице, увенчанной короной вечерних звезд, вставала она на востоке, величественная и кровавая из-за вечного лондонского смога или еще по какой-то причине. Всего один день отделял ночную царицу от ее торжества.
На улицах города зрели беспорядки. Вот уже неделю или даже больше здесь не прекращались загадочные ночные убийства, люди пропадали, выходить по вечерам из дому становилось небезопасно, но и родные стены не защищали от неведомых убийц. Скотланд-Ярд был бессилен, и у горожан складывалось впечатление, что полиция более не в состоянии их защитить. Все больше поступало сообщений о нависшей над Лондоном панике, паранойе, которая непрестанно выливалась в ошибочные нападения обычных людей друг на друга. Словно чья-то злая воля туманила сознания добропорядочных жителей города, и охвативший их страх все более походил на истерию. Даже у тренированных людей, военных и полицейских, постепенно сдавали нервы, особенно когда на небеса медленно вплывала тяжелая августовская луна.
Немногие в городе знали или, по крайней мере, догадывались об истинных причинах этого безумия, а те, кто обладал какими-то сведениями, предпочитали молчать, стиснув зубы.
Когда ночное светило с кажущейся неторопливостью вползло на свой звездный трон, Арквейд и Алукард покинули особняк Хеллсинг, чтобы отправиться на охоту. С ними была Виктория, которую князь нечисти попросту не смог не взять с собой, ибо на ее компании настояла Интегра, применив в этом деле всю свою твердость. Впрочем, Алукард все равно не был расположен к тому, чтобы дракулина принимала активное участие в охоте и в результате долгих препирательств отослал Полицейскую в тот район города, где Неро Хаос и Роа Вальдамьонг уж точно не могли появиться. Виктория явно расстроилась, но подчинилась, скрепя сердце. Несмотря на то, что Арквейд сильно сочувствовала ей, но в целом она была согласна с Алукардом — в битве с прародителями мертвых апостолов двухмесячному вампиру делать нечего.
Сиэль ушла незадолго до заката, пообещав связаться с ними, если вдруг обнаружит вражеские следы.
Никто из них не надеялся, что им удастся отыскать хотя бы одного вампира этой ночью. Решающая битва по негласной договоренности была запланирована на завтра, а сегодня — только разведка, как надеялся Алукард, боем. Однако ни Арквейд, ни Сиэль его надежд не разделяли. Поэтому белая принцесса, да и ее спутник тоже, так удивилась, когда в одном из полутемных переулков они наткнулись на какую-то фигуру, сидящую на корточках и что-то рассматривающую на земле. Незнакомец поднял голову при их приближении, и Брюнстад замерла на месте, — даже не касаясь ее, Алукард ощутил неожиданную дрожь, пробравшую вдруг его спутницу.
— А, неужели явились? — незнакомец поднялся на ноги. Скупой фонарный свет озарил его фигуру: высокий бледный человек, мужчина с копной густых темных волос. Его глаза сияли алым, а губы кривила жуткая усмешка. — Я вас ждал, моя принцесса, — изящно прижав правую руку к груди, он отвесил легкий, несколько наигранный и издевательский, но все же изысканный поклон. — И вас, благородный господин, — еще один поклон — уже в сторону Алукарда.
— Роа, — откликнулась Арквейд. Алукард молчал, рассматривая незнакомца, и она продолжила: — Ты в своем обличье. Я думала, ты будешь выглядеть иначе.
— Я набрал достаточно сил, чтобы не прибегать более к чужой внешности, принцесса. Признаться честно, меня весьма раздражают все эти перевоплощения: никогда не знаешь, кем родишься, — Вальдамьонг осклабился и с притворным упреком заметил: — В этот раз мне пришлось действовать быстро, и не вышло выбрать более-менее приличное тело. Способности его меня устраивают, а вот внешность... Ничего общего ни с Сиэль, ни с тем, чем я был раньше и стал сейчас.
Их окружили. Оба вампира знали это, и ни одна жилка не дрогнула у них на лицах, когда из темноты появились уродливые фигуры подвластных Роа упырей. Поскольку улица, на которой они находились, была довольно узкой, гули окружили Арквейд и Алукарда плотным кольцом, и их смрадное дыхание наполнило воздух хрипами и глухим рычанием, какое не могло принадлежать ни одному живому человеку.
— Ты решил утопить этот город в крови? — глаза Арквейд опасно сощурились, и она усмехнулась: — Что ж, твои амбиции выросли за последние десятилетия. Раньше ты осмеливался появляться лишь в небольших городках, которые легче подчинить своей воле.
— Моя маленькая принцесса, я могу поделиться с тобой, если хочешь, — Роа картинным жестом указал на своих несчастных рабов. — Ты же знаешь, я сама щедрость. Все мое — твое.
— Благодарю тебя, Роа. Но я вынуждена отказаться, — Алукард заметил, что ладони его спутницы удлинились, и на них появились острые когти. Белая принцесса готовилась к бою. Вальдамьонг тоже заметил это, и усмешка его слегка померкла, когда он сказал с притворной печалью:
— Я бы и рад потанцевать с тобой, моя госпожа, но, боюсь, время бала еще не пришло. Прошу меня извинить, миледи. Милорд, — и он вновь поклонился Алукарду, и поклон этот был откровенно насмешливым. Брюнстад успела только крикнуть "стой!", как мертвый апостол исчез, оставив их наедине со своими безобразными слугами, которые зарычали, готовясь напасть. Арквейд и Алукард переглянулись. Алукард усмехнулся.
— Начнем первыми? Будет весело! — сказал он и достал пистолеты из кобур. Они рванулись к упырям, как две молнии. Когтями правой руки Арквейд резанула по жуткой морде одной твари и рассекла ее на части. Глаза упыря вылетели из глазниц. Он зашатался и рухнул. Левой рукой принцесса полоснула по шее другого монстра, и голова его повисла на спине, держась на куске кожи. Упырь взмахнул лапой и попал по своему сородичу, а потом свалился. Арквейд стала наносить резкие удары по врагам, всем сразу и каждому по отдельности. Она была похожа на смертоносный вихрь, вокруг которого падали разрезанные, изуродованные монстры. По сравнению с ней они двигались неуклюже и бестолково.
Новый упырь попытался схватить девушку, но она отсекла ему руку и глубоко вонзила когти ему в морду. И тут же снесла полголовы второму гулю. Третий попытался наброситься на нее сзади, но получил мощный удар ногой в живот, и его отшвырнуло на несколько шагов. Арквейд не ограничивалась только работой когтями, нещадно пиная гнусных тварей. К ней просто нельзя было подойти близко. Упырь подскочил к Арквейд, но споткнулся, остановленный жестким боковым ударом в колено. Тут же его морда разлетелась на куски от перекрестного взмаха когтей девушки. Она пригнулась, уходя от летящей ей в голову лапы другого монстра, и рассекла ему брюхо. Внутренности зловонной массой высыпались на мостовую. Тварь наступила на них, поскользнулась и рухнула на спину. Арквейд перепрыгнула через поверженного противника и в полете саданула ногой в голову следующего упыря. Приземлившись, она принялась раздавать стремительные удары врагам, буквально превращая их в фарш.
Тем временем Алукард выпускал пулю за пулей в упырей. Грохот выстрелов давил на уши. Вспышки ослепляли. Упыри тоже не могли подойти к Алукарду, он безжалостно расстреливал их. Один монстру всадил пулю в живот, потом в голову, и она просто взорвалась, усыпав переулок отвратительными ошметками. Алукард ощерился в хищном оскале, из-под оранжевых стекол очков по-соколиному сверкнули алые глаза. Его пальцы непрерывно нажимали на спусковые крючки пистолетов. Упырь прыгнул на него сзади. Алукард услышал сопение твари, развернулся, разбил ей голову ударом рукоятки «Шакала», и выстрелом в грудь сбил с ног другого монстра. Враги наседали на Алукарда, тупо подставляясь под его пули. Он то распрямлял руки в стороны, то скрещивал их, направляя пистолеты на мерзких чудовищ. Он наклонялся, отскакивал и стрелял, стрелял, стрелял.
Но патроны имеют обыкновение заканчиваться. Так и случилось. Алукард впустую щелкнул несколько раз спусковыми крючками и без колебаний начал бить тварей пистолетными рукоятками по мордам. Вонзил ствол в глаз монстру и пнул его ногой в живот. Тот отлетел на своих приятелей, и они грохнулись неопрятной кучей на дорогу. На минуту для Алукарда возникла пауза. Он быстро перезарядил пистолеты и выбросил пустые обоймы. Они звонко клацнули о камни мостовой. Упыри подскочили к нему.
Снова загремели выстрелы. Вскоре почти все порождения тьмы были уничтожены. Остальные твари были уже не столь активными, как раньше. Принцесса напала на них, оттесняя гадин прочь.
— Вы прелесть, дорогая! — крикнул ей Алукард и пошел за девушкой, с улыбкой прицеливаясь в отступающих упырей. — Значит, тот напыщенный тип и есть ваш Роа Вальдамьонг? — спросил Алукард, выстрелив в гуля, тут же рассыпавшегося в прах. Она прикончила последнего рычащего монстра режущим взмахом по шее и ответила:
— Да. Это он.
Арквейд и Алукард посмотрели друг на друга.
— Что ж. Я не слишком люблю, когда враг избегает боя, — Князь нечисти пожал плечами.
— Он его не избегает. — Голос Арквейд прозвучал совсем негромко. — Завтра. Все решится завтра.
— Я буду на это надеяться, — откликнулся Алукард, и выстрелил вновь. На устах его замерла холодная усмешка.

Когда закат окрасил горизонт в алые цвета, и вечер уже окончательно вступил в свои права, Токо Аозаки вновь покинула отель. С нею была и Сион Атласия, долгий разговор с которой не смог оставить волшебницу равнодушной, несмотря на ее напускное безразличие. Алхимик не желала сдаваться на милость судьбы, и ее решимость поселила в сердце старшей Аозаки кое-какое уважение к этой девочке, три года боровшейся с вампирской жаждой и обратным импульсом. Атласия никак не могла избавиться от навязчивой мысли, что только истинный предок способен помочь победить ее кровавую природу, и, похоже, ничто не могло ее переубедить. В результате долгих утомительных дебатов, в ходе которых поднимались вопросы и научного характера, и мистического, Токо все же согласилась разделить с алхимиком еще одну попытку связаться с Арквейд и попробовать вырвать у нее помощь. Сила убеждения у мисс Сокарис была потрясающа, и Аозаки поняла, наконец, как удалось сей леди в таком откровенно юном возрасте получить столь высокое положение в одном из трех знаменитейших магических институтов.
Однако все же Токо сомневалась, что все эти доводы, все способности Атласии по части убеждения смогут помочь, когда дело касается Арквейд Брюнстад. О белой принцессе говорили много, слухов вокруг этой фигуры было больше, чем искр у костра. Но все они сходились в одном: несгибаемый характер последней из истинных предков ни у кого не вызывал ни малейшего сомнения.
В любом случае, попробовать стоило. Пусть даже ничего не получится, и новое огорчение ляжет в шкатулку разочарований Сион Атласии, но, по крайней мере, сидение на месте принесет ей гораздо меньше пользы, чем если она будет колотиться лбом о железную волю Арквейд. Оставалось только отыскать ее в этом огромном душном городе.
Вообще говоря, тот факт, что истинный предок появился в городе, стал для старшей Аозаки известным потрясением. Все планы волшебницы летели коту под хвост, поскольку рассчитывать на тихое и мирное решение проблем в жарком огне вампирской войны не приходилось. Тут же и англиканская церковь, и ищейки Ватикана, ставшие теперь еще злее и внимательнее, и сами вампиры — эти мертвые апостолы, способные составить конкуренцию любому чародею Ассоциации. Почему же все так некстати складывается? Почему именно сейчас?
Ответов не было. Да Токо и не рассчитывала на то, что они будут. Глупо на это рассчитывать.
Итак, Токо и Сион вместе шагали по влажноватым улицам. В руках волшебница несла свой верный потертый чемодан, где, Атласия знала, дремала огненно-черная магическая кошка, готовая в любую минуту принять участие в любой битве и защитить свою хозяйку-создательницу. В пронизанном липким туманом воздухе, еще не до конца утратившем дневное тепло, лениво разливался фонарный свет. Улицы хранили тишину, не слишком характерную для вечернего города, и проносящиеся мимо редкие машины словно бы вырывались из зыбкой пустоты, чтобы тут же скрыться в ней вновь.
Это был мистический вечер, канун полнолуния. Вампирские инстинкты пели в Сион, напоминая о себе, пели далекой оранжевой луне, застывшей в стеклянных небесах. Голос импульса становился невыносимее с каждым часом, но еще более невыносимой была мысль, что Сион никогда не сможет избавиться от него и вернуться к старой идиллической жизни, когда полнолуние не было ничем, кроме полнолуния.
Изредка алхимик ловила на себе сочувствующий взгляд Токо, от которого ей становилось только горше. Сочувствие это говорило ей, что выхода нет, и все ее потуги закончатся в результате поражением. Сама ночь нашептывала это Сион, погружая ее в черные глубины отчаяния; ночь насмехалась над ее жалкими усилиями и предлагала следовать за собой, отринув все тревоги и волнения прошлой, человеческой жизни. В зове ночи все яснее и яснее звучал голос Татари, и Сион чувствовала, что недолго еще сможет сопротивляться ему, ибо он был ее хозяином, и он заявлял на нее свои права.
Так и шли они — волшебница и алхимик, — погруженные в свои мысли, пока Токо вдруг не замерла на месте. Когда звук ее шагов стих, Сион остановилась тоже, вопросительно оглянувшись на свою спутницу через плечо.
— Ну наконец-то, я думала, не найду тебя сегодня. Лондон действительно оказался таким большим городом, сестренка, совсем как ты рассказывала. Потеряться в нем, по-моему, так же легко, как в Токио.
Сначала Сион показалось, что это говорит Токо, — голос был похож. Однако ощущения, обострившиеся за последние три года, подсказали ей, что это не так, и кроме них двоих здесь есть кто-то другой. И в этот раз чувства не изменили ей: в вечернем сумраке она разглядела чью-то фигуру. На нее же смотрела и Токо; Сион показалось, что рука волшебницы, сжимавшая ручку чемодана, побелела от напряжения.
Фигура сделала шаг навстречу, и Сион, наконец, смогла рассмотреть ее как следует. Женщина с длинными волосами, в плаще; в руках чемодан почти такой же, как у Токо; лицом она тоже напоминала волшебницу, и волосы ее были почти того же оттенка — в них только было меньше огненно-оранжевого и больше кроваво-красного.
— Здравствуй, Аоко, — Сион услышала голос своей спутницы как будто издалека. — Не скажу, что рада тебя видеть.
— И это взаимно, дорогая сестра, — на лице незнакомки появилась улыбка, за приветливостью которой скрывалось почти разочарование. — Видят небеса, я бы предпочла никогда тебя не найти.
— Что привело тебя в Лондон? — Токо словно не обратила внимания на слова той, что называла ее сестрой. — Я думала, ты в Мисаки.
Аоко рассмеялась, словно в словах старшей сестры ей послышалась какая-то особенно забавная шутка.
— Уже восемь лет, как не заглядывала туда, с 91-го года*. Не в моих правилах часто появляться в каком-то одном месте, ты же знаешь. Хотя стоит как-нибудь наведаться туда… возможно, закончу свои дела здесь и навещу старый добрый Мисаки.
— Не забудь передать привет тому милому мальчику. Надеюсь, ему комфортно в тех очках, что ты украла у меня для него… — в голосе Токо появился неприкрытый яд, но младшая Аозаки только весело махнула рукой на это:
— А, брось! Черт побери, сестрица Токо, ты всегда была такой злопамятной!.. Дело-то прошлое…
— Ты так и не сказала, что ты забыла в Лондоне, — холодно напомнила волшебница в очках. Казалось, ее нисколько не трогали ни приветливый тон младшей сестры, ни ее показное веселье. Она слишком хорошо знала Аоко, укравшую у нее не только волшебные очки, но и синий титул, и главенство в семье, чтобы ее ужимки могли ввести старшую Аозаки в заблуждение. С чего бы вольному магу понадобилось вдруг искать ее, Токо, в этом негостеприимном городе? Определенно, на это должна была быть весомая причина.
И действительно, все веселье Аоко сразу же испарилось, и ее ярко-бирюзовые глаза потемнели.
— На самом деле, я бы хотела задать тебе тот же вопрос, — пробормотала она, но, не дождавшись ответа, продолжила громче, откашлявшись: — Я тут по поручению Ассоциации Магов.
— Ты? — Старшая Аозаки не удержалась от удивленного восклицания. — Ты, вольный маг, так кичившийся своей свободой, следуешь приказам ребят из Часовой Башни?
— О, я не больше кичусь своей свободой, чем ты, мисс ой-я-не-хочу-оставаться-под-Печатью, — ядовито отозвалась не на шутку обиженная Аоко. — В конце концов, я глава рода и обязана...
— Милая сестренка, — перебила ее старшая сестра, и голос ее прозвучал вкрадчиво, едва ли не ласково, — если этот титул мешает тебе жить, ты могла бы отдать его мне.
— Оставь свои шуточки при себе, — рассерженной кошкой зашипела в ответ младшая Аозаки. — Я здесь вовсе не для того, чтобы выслушивать твои...
— Так катись отсюда туда, откуда...
Эта встреча определенно закончилась бы чем-то похуже обычных словесных перепалок, если бы Сион вконец не надоело слушать, как две сестры-волшебницы упражняются в поливании друг друга грязью.
— Мисс Аозаки, — обратилась она к своей спутнице. Обе сестры разом повернулись к ней и так же синхронно спросили:
— Да?
Сион смутилась. К ее облегчению, на лице Токо появилась понимающая улыбка. Она стряхнула прядь оранжево-красных волос с глаз, поправила очки и превратилась в прежнюю невозмутимую волшебницу, которая не далее как сегодня днем уложила на лопатки одного из талантливейших алхимиков Атласа.
— Извини меня, Сион. Я отвлеклась. Сложно удержаться от выяснения наших непростых семейных отношений, когда эта, — кивок на замершую Аоко, — появляется перед самым носом.
— Ты ведь алхимик, верно? — Младшая Аозаки вдруг начисто потеряла интерес к сестре и даже не заметила, что о ней отозвались как об «этой». Сион кивнула, и тогда в бирюзовых глазах Мисс Синевы загорелось неподдельное любопытство. Она открыла рот, чтобы, по видимому, задать какой-то новый вопрос, но вмешалась Токо, вновь холодно напомнившая сестре о себе.
— Аоко, — теперь голос рыжеволосой волшебницы звучал почти строго, словно она была не старшей сестрой, а матерью капризной девицы. — Я спрашиваю еще раз: что ты делаешь здесь, в Лондоне?
Младшая Аозаки вздохнула, переводя взгляд с Сион на Токо. Она ответила:
— Я же сказала, я здесь по поручению Ассоциации, — она запнулась, и меж ее бровей пролегла глубокая складка, когда она пробормотала еле слышно: — Определенно, не стоило мне с тобой встречаться...
— Что за поручение? — допытывалась старшая сестра. Как член этой организации, хоть и практически бывший, она не считала, что у нее нет прав знать, что за дела потребовали внимания главы ее семьи.
— Вообще-то, — Аоко опустила взгляд, словно то, что она собиралась сейчас сказать, ранило ее гордость, — этот приказ напрямую касается тебя, дорогая сестра. Они там, видимо, знают, что ты сейчас в городе. Они даже были в курсе, что ты сюда собираешься, когда ты еще не покинула Токио. Иначе нельзя объяснить то, что я еще месяц назад получила письменный приказ явиться в Лондон. Но я только вчера узнала, чего они от меня хотят, — она вновь тяжело вздохнула и, наконец, подняла взгляд на старшую сестру. — Токо, они ждут, что я отыщу тебя и притащу к ним, в Часовую Башню.


— Что-то мне это напоминает.
Это негромко сказала Арквейд, и в голосе прозвучала беззлобная насмешка. Она сидела на крыше дома, свесив ноги вниз, и наблюдала за перепалкой двух волшебниц. Алукард, стоявший тут же, подле бывшей принцессы, заметил легкую улыбку на лице Брюнстад, словно увиденное действительно возрождало в ее душе какие-то далекие воспоминания.
— Что напоминает? — Спросил он, просто чтобы поддержать видимость разговора. Сам он думал сейчас совершенно о другом — о предстоящей схватке с Роа Вальдамьонге и его союзе с Неро Хаосом, относительно которого у Алукарда не оставалось более никаких сомнений. Князь нечисти знал, что Арквейд размышляет о том же, и потому не ждал ответа. Однако она ответила:
— Да я об этих сестринских ссорах.
— У вас есть сестры? — Почему-то Алукарду показалось это странным. Впрочем, в памяти его тут же всплыло что-то подобное, и потому ответ Арквейд его не слишком удивил.
— Одна. Ее зовут Альтруж Брюнстад, она девятый прародитель мертвых апостолов. Хотя моей сестрой ее назвать можно только условно...
— Истинный предок и мертвый апостол — сестры? — Алукард покачал головой, с некоторым недоверием глядя на свою спутницу.
— Я же говорю: нас и сестрами-то назвать сложно, — терпеливо откликнулась Арквейд в ответ. — Наше родство глубже, чем просто общая кровь в жилах; мы обе — дочери Багряной Луны, обе можем призывать тысячелетний замок. Однако Альтруж всегда вела себя как испорченный подросток, и так и не изменилась с течением веков, — Арквейд с улыбкой покачала головой. — При этом она всегда была сильнее меня, даже во времена, когда я еще не встретилась с Роа. Она терпеть меня не могла. По многим причинам. В результате, все закончилось большой дракой, — Брюнстад хмыкнула. — Ха! Белая принцесса истинных предков против черной принцессы мертвых апостолов! Что мы устроили тогда!
— И кто же победил? — спросил Алукард, уже догадываясь, каков будет ответ.
— Она. А в знак победы она обрезала мои длинные волосы; с тех пор они такие, — Арквейд с усмешкой коснулась своего каре. — Впрочем, потом ей сильно досталось от Роа, так что в некотором роде я отомщена.
— Веселая семейка, — пробормотал Алукард. — Наверняка еще и причину для ссоры выбрали соответствующую.
— Может и так, — ответ бывшей принцессы прозвучал неожиданно легко. — Но в те времена для нас это было важно, иначе мы не стали бы даже думать о драке. Мы тогда еще были совсем юными, и на мир смотрели совсем иначе. По крайней мере, я, — она помолчала, глядя вниз, а затем одним слитным, по-кошачьи изящным движением встала на ноги. — Что ж, это их дела. Не стоит нам оставаться здесь, — объявила она, бросив быстрый взгляд на Алукарда. Тот ухмыльнулся:
— Как скажете, Ваше Высочество.
Он поклонился, удачно имитируя изысканную манеру Вальдамьонга, и с каким-то садистским удовлетворением отметил подозрительный взгляд, которым его наградила Арквейд.
Несмотря на все слова и заверения Брюнстад, Роа Вальдамьонг разочаровал Алукарда. Он больше не воспринимал бывшего священника как достойного врага и сомневался, что завтрашний бой вернет ему потерянные надежды. Ничего не было за утонченно-издевательскими манерами древнего вампира, ничто в нем не вызывало ни уважения, ни, тем паче, трепета. Быть может, он и был когда-то силен, и его имя внушало страх в человеческие души в те времена. Но сейчас — вряд ли. Он утратил весь свой ореол ужаса еще до рождения самого Алукарда, и даже от прежней личности Роа осталось так мало, что его сила уже не могла напугать. Да, может, он и представляет угрозу жителям Лондона, но уж точно не Алукарду.
Князь нечисти потерял интерес к охоте. В завтрашней битве он будет участвовать не потому, что ему хочется помериться силами с равными ему вампирами, а потому, что так велит ему долг — долг и верность семейству Хеллсинг.
И он не понимал того страха, который вселял Роа в сердце Арквейд. Быть может, она так привыкла бояться своего извечного врага за эти сотни лет, что уже никак не может справиться с ужасом? И это последняя среди истинных предков? Ха!
Алукарду не доставало умения сострадать, чтобы понять всю глубину той боли, которую Роа заставил испытать Арквейд, и потому Носферату — не без оснований — считал отношение белой принцессы к бывшему церковнику непозволительной слабостью. Князь нечисти разучился сострадать за долгие пятьсот лет жизни, из него это умение было вырвано с корнем и заменено безжалостностью — равно к врагам и к себе. Нельзя сказать, что Алукард слепо руководствовался кредо «кто сильнее — тот и прав», однако вера в спасительное милосердие угасла в нем, а слабость более не вызывала ничего, кроме презрения. В конце концов, она, слабость, сама доказывала свою несостоятельность каждый раз, когда злой могущественный вампир рвал на части очередного ни в чем как всегда не повинного человека.
Алукард уже начинал задумываться, нужен ли ему такой слабый, едва ли не от каждого шороха дрожащий союзник, как Арквейд. Наверное, Носферату разочаровался и в ней тоже — и как в друге, и как в возможном противнике. Он совершенно не понимал, что в ней такого, что заставляет всех и каждого говорить о ней с таким уважением. Она отрицает законы вампирского мира и смотрит на этот мир наивным взглядом, какой простителен кому-нибудь вроде Полицейской, но никак не могущественной древней принцессе истинных предков. Истинные предки! Все так привыкли бросаться этим названием, не понимая, похоже, до конца то, что время древних давным-давно кануло в Лету.
— Алукард, — услышал он свое имя и поднял взгляд. В глазах Арквейд плескалось беспокойство, ей не терпелось поскорее убраться отсюда. — Все в порядке?
Князь нечисти усмехнулся. Она спрашивает его, все ли с ним в порядке!
— В полном, — хмыкнув, заверил он свою спутницу, глядя на ее светлую улыбку, в ее темно-алые, почти карие глаза. Старый князь начинал забывать, какой пленительной может быть слабость, и сколько красоты в хрупких белых цветах. Хорошо же! Он даст ей еще один шанс; завтра она покажет, на что способна, и на что способны эти ее хваленые прародители мертвых апостолов.
_________________
* Здесь у Type-Moon небольшая путаница с датами. Большинство тематических сайтов указывает, что волшебные очки, о которых идет речь (Убийца Мистических Глаз Восприятия Смерти), изначально сделала Аозаки Токо для Реги Шики, однако их выкрала Аозаки Аоко и подарила более нуждающемуся, на ее взгляд, Шики Нанае предположительно в 1991 году. Однако если обратиться к хронологии событий, мы увидим, что Реги попала в аварию в 1995 году, а вышла из комы и познакомилась с Токо спустя два года, в 1997. Вот и выходит, что Синяя Магия — это у нас путешествия во времени. Шучу.

Алукард и Арквейд отыскали Сиэль, и она, узнав о встрече с Роа и о том, что битва все-таки откладывается на завтрашнюю ночь, решила вернуться в отель и немного отдохнуть. Ей не потребовалось много времени, чтобы добраться до облюбованного заведения, и вскоре она уже стояла перед дверью. Она вставила ключ в замочную скважину, но с удивлением обнаружила, что тот не поворачивается. Решив, что здесь какая-то ошибка, экзекутор все же положила ладонь на ручку и толкнула. Дверь открылась, легко повернувшись на хорошо смазанных петлях.
В руках Сиэль появился один из ее зачарованных клинков — черных ключей. Она точно помнила, что закрывала дверь... это может означать только, что в ее отсутствие в номер кто-то пробрался. Враг? У экзекутора не было причин сомневаться в намерениях того, кто проник в ее нынешнее жилье.
Она бесшумно зашла в темную прихожую, пожалев, что так громко возилась с ключами еще полминуты назад. Скользящим шагом она прокралась к спальне и замерла справа от двери, напряженно прислушиваясь. Дверь открывалась наружу, так что нельзя было неожиданно ворваться в комнату, просто толкнув ее. Сиэль задержала дыхание, протянув руку, и тихонько приоткрыла дверь.
Темно, хоть глаз выколи. Если бы враг был здесь, он бы уже напал. С этими мыслями экзекутор шарила по стене в поисках выключателя. Наконец что-то щелкнуло, и ослепительный свет залил комнату. Сиэль замерла на пороге.
— Мистер Рассвет, вы напугали меня!
На диване озадаченно моргал высокий мужчина в серой церковной рясе, которого, вероятно, разбудил вспыхнувший светильник. Он потянулся к переносице, осторожно снял с лица очки и протер глаза. Затем вновь водрузил очки на нос и взглянул на вошедшую девушку уже более-менее осмысленно. Улыбка тронула его губы, когда он ответил:
— А, мисс Сиэль, наконец-то вы пришли. Я вас уже заждался. Я прилетел дневным рейсом. Город такой огромный, я думал, в жизни не разыщу этой гостиницы! — Он неожиданно спохватился и безрезультатно пригладил жесткий ежик волос на голове. — Извините, что без предупреждения. А это что?
Его взгляд был устремлен на Черный Ключ в руках Сиэль. Та залилась краской и спрятала оружие за спину, где оно тут же растворилось в воздухе.
Улыбка этого человека, тон его голоса и выражение глаз удивительно не вязались с грозной, даже пугающей внешностью, огромным ростом и суровыми чертами лица, но Сиэль к этому уже привыкла. Мистер Рассвет, шестой сотрудник Агентства Погребения, обладал кротким и мягким характером, который не позволял ему участвовать в операциях; он не переносил даже вида крови и являлся убежденным пацифистом, но зато он едва ли не единственный в организации экзорцист, способный изгнать даже самого сильного демона.
— Может, чаю? Где-то тут был чайник, — Сиэль прошла к столику на котором стоял нужный агрегат.
— Не откажусь, — с завидным энтузиазмом откликнулся ее гость. Он вдруг забавно принялся охлопывать себя, словно искал что-то, и наконец извлек откуда-то из складок рясы некий пакетик. — Пирожки, — объяснил он смущенно, поймав вопросительный взгляд седьмого экзекутора. — Я кое-куда зашел по дороге. Они, наверное, уже давно остыли.
— Наверное, — согласилась Сиэль и вдруг призналась, улыбнувшись. — По правде я сегодня ничего не ела, — мне удалось только выпить пару чашек чая; так что эти пирожки очень кстати, даже холодные.
— Как всегда, — Мистер Рассвет с укором покачал головой. — Стоит только вам отправиться на задание, как вы забываете заботиться о себе. Даже о еде не думаете... Держу пари, вы еще и спать разучились...
Так, дружески болтая, они дождались, пока закипит чайник, а затем вместе выпили по чашке чая с холодными, но вкусными пирожками. Сиэль почувствовала себя почти дома. Наконец, она с неохотой спросила:
— Так зачем вы здесь, Мистер Рассвет? Нарбарек ничего не говорила о том, что вы будете моим напарником.
Если говорить начистоту, ни один агент в здравом уме не согласился бы стать напарником Рассвета. Этот человек до дрожи пугался даже кровавых сцен в фильмах, не говоря уж о реальной жизни. Он мог сорвать операцию, просто запаниковав в ненужный момент. Человек-бомба, не иначе.
Мистер Рассвет кашлянул, отставив чашку с чаем в сторонку, и проговорил, неожиданно серьезно взглянув на седьмого экзекутора.
— Я здесь не затем, чтобы стать вашим напарником, Сиэль, — на его счастье он не заметил облегчения, промелькнувшего в ее синих глазах. — Я должен предупредить вас. Все пошло наперекосяк. Агентство отстраняют от миссии.
— Что? Как?
— Это все Искариоты; их работа, не иначе. Сегодня утром Максвелл добился аудиенции у Римского Папы и весь день что-то ему непрерывно пытался доказать. Ну, ты знаешь... Наверняка напомнил, какая у Агентства шаткая репутация. И в результате Папа отозвал задание. Теперь делом Роа Вальдамьонга будет заниматься XIII Отдел; по крайней мере, так говорится в указе Его Святейшества: все полномочия по данному делу передаются Э. Максвеллу. Как только Нарбарек узнала об этом, она послала меня первым же рейсом в Лондон. Но тебя не было в номере... Она рвет и мечет, Сиэль, рвет и мечет!
Рассвет выглядел напуганным, как ребенок, и Сиэль поневоле посочувствовала ему. Нарбарек — директор Агентства Погребения, помешанная на убийствах, фактически посаженная под «домашний» арест в собственной организации. Действительно пугающая личность.
Однако ситуация не располагала к проявлению сострадания, и Сиэль спросила только:
— Так что же Нарбарек сказала? Что мне делать? Возвращаться?
Мистер Рассвет вдруг перестал дрожать, и в его взгляд, устремленный на экзекутора, был почти загадочным.
— Она ничего не приказывала вам. Просто сказала, чтоб я отправлялся сюда и предупредил вас о возможных... неприятностях.
Вот как оно получается. Сиэль вздохнула. Ее не отзывают. Это означает, что директор все еще заинтересована в этом деле, даже если весь Ватикан против. Да и какое дело, по сути, Похоронному Агентству до Ватикана? Уже давно не секрет, что связь между папским престолом и этой организацией с каждым десятилетием становится все тоньше и тоньше. Агентам плевать на все и всяческие законы, они не гнушаются никаких методов в достижении своих целей, даже сотрудничеством с истинными предками и мертвыми апостолами, если это необходимо. Что говорить, если среди их состава есть тот, кого, вообще-то говоря, следовало бы давным-давно запечатать, — а именно двадцатый прародитель мертвых апостолов Мерем Соломон, закрепленный в Агентстве за номером пять; другой прародитель, двадцать четвертый Эль Нахат, тоже вынужден сотрудничать с ними, будучи запечатанным Агентством. Если когда-то у самой еретической организации Святой Церкви и была хорошая репутация, то сейчас говорить о ней уже не приходится. И, похоже, никого уже это не волнует. Но никому не приходило в голову, что дурную славу Агентства могут использовать против него. Что эти Искариоты возомнили о себе?
Сиэль с неохотой признала, что она понимает чувства Нарбарек, — давненько их уже никто так не оскорблял.
Придется завтра с утра вновь наведаться в особняк Хеллсинг. Нельзя оставлять Орден протестантских рыцарей в неведенье.
— Хорошо, — Сиэль кивнула, словно очнувшись от сна. — Я все поняла, — она вдруг улыбнулась. — Еще чашечку чая, Мистер Рассвет?


— Вот как? — голос Токо был холоден и спокоен, когда она наконец прервала затянувшуюся паузу. — И с каких это пор Мисс Синева стала охотницей Ассоциации?
— Я вовсе не... — синеглазая волшебница вспыхнула было, но тут же замолчала, словно ее окатили холодной водой. — Я вовсе не охотница, — проговорила она уже совсем другим тоном. — И ты знаешь, что никогда им не стану. Именно поэтому ты еще пока здесь, а не в кабинете главы Ассоциации выясняешь подробности своего приказа на Печать.
— Что ж, это очень мило с твоей стороны, Аоко, что ты пришла предупредить меня об опасности, — за скучающим тоном старшей Аозаки, несомненно, скрывалось искреннее беспокойство. — Но сейчас у нас с мисс Эльтнем другие проблемы. Поэтому...
— Мисс Эльтнем, вот как? — взгляд Аоко вновь обратился к алхимику. — Сион Эльтнем... Что ж, сестрица, а ты умеешь подбирать стоящих знакомых. Какой почет и уважение я получила бы, притащи в Ассоциацию не только свою старшую сестру, но еще и всем светом разыскиваемую Сион Атласию. Может, еще не поздно?..
Конечно же, это была не более чем шутка, но и ее хватило, чтобы по спине алхимика поползли холодные мурашки, а в глазах зажглись нехорошие фиолетовые огоньки. И только ладонь Токо, легшая ей на плечо, удержала Сион от действий, о которых она впоследствии непременно пожалела бы.
— Ладно, девочки, — младшая Аозаки осклабилась. — Раз уж у вас есть дела поважнее, я умываю руки. Но я почти не сомневаюсь, Токо, что всем большим шишкам в Ассоциации уже известно о нашем маленьком разговоре, и я не удивлюсь, что уже этой ночью кто-то из профессиональных охотников попробует вернуть тебя в твое уютное креслице в Департаменте. Видишь ли, они готовы простить тебе даже смерти Сорена и Альбы, если ты вернешься к своим драгоценным исследованиям. Нет, — она подняла руку в примирительном жесте, зная, что ей на это ответит старшая сестра, — я не призываю тебя прийти в Ассоциацию с повинной. Ты же знаешь... я и сама сбежала от них, еще давно. Я никогда не понимала, что связывает нашу семью и эту престарелую организацию. И я не понимаю, зачем ты вообще явилась в Лондон. В Токио ты была бы в бо́льшей безопасности...
— У меня были причины, — неопределенно откликнулась Токо, забыв даже о раздражении, которое вызывала поучающая ее младшая сестра.
— Какими бы они ни были, эти твои причины, — веско проговорила младшая Аозаки, — тебе следует забыть о них и как можно быстрее убираться отсюда. И мисс Эльтнем — тоже. Да и мне здесь делать нечего.
— Нет, — сказала Токо просто и заметила, что Сион рядом с ней тоже отрицательно мотает головой.
Аоко фыркнула.
— Как хочешь, сестрица. Меньшей глупости я от тебя и не ожидала. Расскажешь хоть, какая нелегкая потащила вас двоих на ночь глядя на улицу?
Токо бросила взгляд на Сион, и та кивнула, соглашаясь, но сама говорить не стала, предоставив возможность объяснять все своей спутнице. За последние дни ей уже дважды приходилось описывать ситуацию, в которой она оказалась, и ей вовсе не улыбалось повторять все заново.
Впрочем, стоять и слушать собственную историю тоже оказалось не таким легким делом, как думалось Сион. Пришлось покрепче стиснуть зубы, чтобы не прерывать повествование на самых скользких моментах, несмотря даже на то, что из Токо, в сущности, получился не такой уж плохой рассказчик. Она говорила по существу, кратко, не углубляясь в ненужные подробности, какими грешила сама Сион, и ничего не приукрашивая; она предпочитала факты собственному воображению, и Атласия в полной мере оценила это. До сего момента ей пришлось наслушаться самых разных трактовок того, что произошло три года назад в Италии, и порой только чудо удерживало ее от раскрытия своей личности.
— Так вот оно как все было, — проговорила Аоко, когда ее старшая сестра окончила рассказ. — Что ж... Я даже не знала, что нынче здесь собрались вампиры. Но, Токо, ты действительно думаешь, что... — она осеклась, увидев, как рыжеволосая волшебница качает головой, бросая многозначительные взгляды на свою понурившуюся спутницу.
— Нам нужно отыскать Арквейд Брюнстад, — непреклонно сказала Сион, не поднимая взгляда.
Аоко мученически вздохнула.
— Признаю: эта авантюра, что вы вдвоем затеяли, еще более опасная, чем просто возможность попасться Ассоциации или церковникам. Сион, ты хоть представляешь, насколько хрупким является твое перемирие с Агентством Погребения? Да они, как только закончится эта очередная вампирская история, сразу же набросятся на тебя и не посмотрят на все ваши прежние договоренности. Я не слышала, чтобы ватиканские ищейки-экзекуторы когда-либо упускали свою цель, особенно если она у них прямо под носом.
— Я ничего не могу поделать. Лучше уж попасться Агентству, чем превратиться... в чудовище, — от волнения у алхимика вдруг закружилась голова. Во рту пересохло, и в горле зашевелился кашель. Какое-то время Сион еще боролась с этими признаками приближающегося обращения, однако вскоре кашель развился до настоящего астматического приступа — во всяком случае, так могло показаться обычному смертному. Но две волшебницы не были обычными смертными, и им ничего не нужно было объяснять; Токо подхватила девушку, когда у нее подогнулись колени, и почти нежно положила руку ей на лоб.
— Горит, — пробормотала она и взглянула в омраченное тревогой лицо сестры. — Нужно отвести ее обратно в гостиницу. В таком состоянии она все равно далеко не уйдет...
— Нет... — задыхаясь от кашля, Сион попыталась вырваться из рук Токо, но ее тело, бьющееся в дрожи импульса, уже не слушалось своей хозяйки. — Нужно найти... Арквейд... найти...
— Дорогая, ты не сможешь никого найти в таком состоянии. Нужно вернуться. Этот приступ... Что происходит?
— Татари... зовет.
Голос алхимика стих, и сознание ее затуманилось.
— Ну-ка, — Токо осторожно закинула руку бесчувственной девушки себе на шею; то же самое ее сестра проделала с другой стороны. И тогда старшая Аозаки скомандовала: — Давай, потихоньку...
И они почти поволокли Сион обратно, к гостинице. Холодный свет фонарей освещал им дорогу. Наконец, они оказались перед зданием отеля. Портье удивленно уставился на них, когда они, поддерживая с двух сторон потерявшую сознание девушку, ввалились в вестибюль. Он поспешил к ним, не скрывая тревоги.
— Что случилось? Врача?
— Нет! — хором воскликнули сестры, но тут же спохватились, и Токо продолжила уже гораздо спокойнее. — Не надо врача. Наша подруга просто... немного перебрала. Давно не виделись, сами понимаете. Она никогда не умела пить... — волшебница специально позволила акценту, от которого она давным-давно уже избавилась, пробраться в речь, чтобы ее иностранное происхождение не вызывало никакого сомнения.
— О. Прошу прощения, — портье отступил от них, сморщив нос, но тут же профессиональный этикет вновь взял свое и он предложил: — Позвольте вас хотя бы проводить...
— Не нужно, — Токо слегка улыбнулась. — Мы справимся сами.
Она искренне боялась, что Сион, будучи под властью импульса, может попросту напасть на любого теплокровного, который попытается ей помочь. За себя и за свою сестру она не беспокоилась; однако обычный человек против вампира, пусть даже еще не до конца обратившегося, выстоять уж точно не сможет.
Однако переубедить портье было не так-то легко, — он шел за ними до самого номера и отстал только тогда, когда дверь, наконец, закрылась у него перед носом. Дальше действовать надо было быстро; сестры уложили свою подопечную на кровать, а затем Токо взяла полотенце, смочила его холодной водой и положила на пылающий лоб бьющейся в бреду Сион. Ее страшно скрюченные пальцы шарили в воздухе, а когда она почувствовала холод у себя на лице, молниеносно схватила Токо за запястье. Ее рот открылся, кроваво-красный язык жадно коснулся сахарно-белых, по-вампирски увеличенных клыков.
— Аоко! Кажется, она почти обратилась, — выдохнула старшая Аозаки. Избавиться от стальной хватки Сион оказалось непросто, и Токо успела покрыться по́том, пока разжимала ее сведенные судорогой пальцы.
— Черт. Только этого не хватало, — Аоко открыла бар в поисках чего-нибудь, что могло помочь в такой ситуации. Никто никогда не учил ее бороться с вампирскими импульсами.
— Нет... — вдруг к Сион вернулась способность разговаривать. — Нет... это еще не конец. Это пройдет через пару часов. Или, может, к утру... Но вам нужно... привязать меня... боюсь, что...
Токо не отваживалась наклониться к ней ниже, хотя голос Сион вновь становился слишком слабым.
— Она просит привязать ее, — сообщила она своей сестре. — Говорит, что это пройдет через пару-тройку часов. Или к утру.
— Звучит обнадеживающе, — с иронией откликнулась синеглазая волшебница. — Ладно. Чем привязать-то?
— Обычными веревками — бесполезно. Она порвет их и даже не заметит.
— Прелестно. Так что, цепями ее приковывать что ли? Так откуда их взять?..
— И это говорит Мисс Синева, — теперь настал черед Токо ехидничать. — Думать, сестренка, головой надо.

— Я хочу, чтобы вы отправлялись сегодня же, сейчас, — так торопливо говорил, не скрывая возбуждения, епископ Энрико Максвелл, глядя в бирюзовые глаза своего бывшего учителя и лучшего паладина XIII Отдела Искариот Александра Андерсена. — Я только что получил разрешение от Его Святейшества; теперь Искариоты могут отправиться в Лондон и принять участие во всем, что там будет происходить. Я хочу, чтобы вы взяли все необходимое и отправлялись прямо сейчас.
На лице Андерсена появилась мрачная усмешка.
— Вот как? Значит, Папа снова на нашей стороне?
— Это было легко, — Максвелл довольно осклабился. Все в нем, каждое движение и каждый взгляд, выражало такое торжество, словно он всего пару минут назад самолично отправил к праотцам парочку протестантских еретиков. — Достаточно было только напомнить Его Святейшеству о том, кому именно он доверяет такое ответственное дело: Нарбарек и ее шайке головорезов. У Агентства Погребения нет такого влияния на Его Святейшество; их глава не высовывается из своего кабинета и практически не может регулировать ситуацию. Я сыграл на этом. Я сыграл на дурной славе Агентства, дурной славе и сомнительной репутации их директора и членов.
Молодой человек явно был очень горд собой и рассчитывал на похвалу.
— Отличная работа. Господь оценит ваши труды, ведь они направлены против грязной ереси и нечистой силы, царящей в этой неблагочестивой организации, — искренне заверил его Андерсен. Он и сам считал, что Агентство Погребения — это змея, которую Ватикан пригрел у себя на груди. Достаточно вспомнить, с чьей помощью эта организация была создана: сам Роа, тогда еще всеми уважаемый церковник, приложил к ее созданию руку. И эта тенденция использовать чудовищ и демонов для своих нужд, хоть и в интересах Ватикана... Нет, давно уже пора было что-то сделать с этим змеиным гнездом.
— Это верно, — в восторге от самого себя выдохнул епископ.
— И теперь вы хотите, чтобы я отправился в Лондон...
— Да, да! — нетерпеливо воскликнул Максвелл. — Берите с собой все необходимое и отправляйтесь. Сегодня же, сейчас же.
— Понял, — Андерсен серьезно кивнул, глядя на человека перед собой. Святому отцу не нравился этот лихорадочный блеск в его глазах, но он ничего не мог поделать, — Энрико уже не ребенок. — Я возьму с собой Хайнкель Вольф и Юмико.
— Хорошо. Только скорее.
И тогда паладин повернулся к бывшему ученику спиной и пошел в кельи, где монахини уже, должно быть, готовились отойти ко сну. Был поздний вечер, закат уже давно догорел, и вечернюю мессу в Соборе Святого Петра уже отслужили.
Дальше приемной отца Андерсена никто не пустил, — проход ему решительно загородила сурового вида немолодая монахиня, чье лицо под маской глубоких морщин выглядело довольно устрашающе в неверном свете ламп.
— Я хотел бы увидеть сестру Хайнкель и сестру Юмико, — обратился к старой монахине паладин; на лице его появилась смущенная улыбка: он откровенно пасовал перед непререкаемым авторитетом этой женщины, до которой даже Максвеллу было далеко. Сестра окинула его суровым взглядом и, недовольно поджав губы, проговорила:
— Подождите здесь, святой отец. Сейчас я их приведу.
И ушла, оставив его рассматривать недавно отреставрированную фреску. Вскоре монахиня вернулась. За ней следовали Вольф и Юмико, уже одетые как для операции. Отец Андерсен невольно ухмыльнулся: приятно, когда твои подчиненные всегда готовы отправиться в путь и принять участие в любой битве. Пока в Искариоте есть такие люди, дело его не сгинет в пыли ватиканских хроник.
— А вот и вы, — паладин поднял руку в приветственном жесте.
— Здрасьте, — несколько фамильярно, как и всегда, поздоровалась Вольф за себя и за свою привычно отмалчивающуюся напарницу.
— У нас есть задание от епископа Максвелла, дамы. Нам дали добро на проведение операции по поимке Роа Вальдамьонга, — объявил святой отец, безуспешно стараясь изобразить в голосе такое же возбуждение, как у его бывшего ученика. – Так что мы сейчас же отправляемся в Лондон. Думаю, в аэропорту нам должны предоставить чартер ради такого дела.
— Мы готовы, — тут же заверила отца Андерсена Вольф, бросив только опасливый взгляд на суровую монахиню, что, не скрываясь, слушала их разговор. Похоже, даже Вольф, эта мужественная и непреклонная девушка, не смела сказать и слова поперек этой даме.
— Думаю, вам нужно собраться, — паладин взглянул на часы. — Мы выезжаем где-то через...
— Мы готовы, святой отец, — повторила Вольф, перебив Андерсена на полуслове. И усмехнулась отнюдь неангельской усмешкой, глядя на его удивленное лицо. Для монахини эта высокая, по-мужски сложенная девушка с холодными серыми глазами, была слишком уж своенравна; ее не слишком сговорчивый, где-то даже тяжелый характер, специфическая манера речи и скверная привычка, из-за которой она не расставалась с сигаретой, превращали Хайнкель в настоящий кошмар сестры-настоятельницы. Однако как оперативник она была незаменима, и потому ей многое прощалось, — даже ругательства, если они не звучали в пределах Ватикана.
Андерсен хмыкнул и привычно почесал шрам на щеке.
— В таком случае, собраться нужно мне, — оповестил он девушек.
Спустя некоторое время все было готово, вещи умещены в пару сумок, формальности улажены, такси прибыло. Епископ позаботился, чтобы в ближайшем аэропорту святому отцу и двум его спутницам был предоставлен чартер. Единственное, о чем никто не удосужился задуматься, так это о том, чтобы предупредить Королеву и ее Орден протестантских рыцарей о прибытии новых посланцев Ватикана. Впрочем, подобные формальности могли интересовать только ребят из какого-нибудь Агентства Погребения, но только не Отдел Искариот...
В самолете все было спокойно: Андерсен дремал в кресле, по старой привычке прислушиваясь к тихой беседе Хайнкель и Юмико. Говорила в основном Вольф; ее нельзя было назвать особенно разговорчивой, но по сравнению с вечно молчащей Такаги она была весьма словоохотливой. Сложно было сказать, что связывало столь непохожих девушек, но в операциях они всегда участвовали вместе, — так повелось с давних пор, и теперь уже их невозможно было представить по отдельности раздельности. Если Искариоты посылали на задание одну девушку, то вместе с нею отправлялась и вторая. Все к этому уже привыкли.
Время перелета из Рима в Лондон заняло где-то два с половиной часа, и когда самолет сел в Лондонском городском аэропорту, была поздняя ночь. Первым по трапу спустился зевающий отец Андерсен, следом – монахини.
— Смотрите-ка, — сойдя с трапа, Андерсен так резко остановился, что идущая за ним Вольф едва успела затормозить прежде, чем врезалась в святого отца. — Нас тут никак встречают.
Действительно — им навстречу поднялось несколько фигур. Две женщины и двое мужчин; кое-кого Андерсен даже узнал — вот стоит с сигарой во рту сэр Интеграл Хеллсинг, глава Ордена Протестантских Рыцарей. В двух шагах от нее, чуть позади, за правым плечом, заложив руки за спину, стоит высокий пожилой темноволосый мужчина — Уолтер Дольнез. С ним святой отец прежде никогда не сталкивался, но все же был наслышан о прежнем чистильщике семьи Хеллсинг, которого еще называли Жнецом, Богом Смерти. На него в архивах Ватикана сохранилось пухлое такое досье — каждый член Отдела имел право с ним ознакомиться. Рядом с Интегрой — лазурные глаза паладина опасно сощурились за стеклами очков — обманчиво хрупкая девушка в простом церковном темно-синем платье. Взгляд Элезии Сиэль, седьмого сотрудника Агентства Погребения, сквозил холодом. Стоящего рядом с ней мужчину, чья нервная и застенчивая улыбка явно выделялась среди этих серьезных лиц, Андерсен, кажется, видел в Риме еще сегодня днем. Однозначно, Агентство работает очень быстро.
Закончив осматривать эту компанию, святой отец вновь двинулся вперед. Монахини шли за ним, храня сосредоточенное молчание. Когда две группы разделяло не более пяти шагов, Андерсен остановился и чинно поклонился Интегре.
— Здравствуйте. Не ожидал, что вы будете нас встречать, сэр Интеграл Хеллсинг. Чем обязан такому вниманию?
— Скажи лучше, ты не ожидал, что Орден вообще будет знать о твоем прибытии, Искариот, — змеей зашипела Элезия Сиэль. На ее лице появилась холодная усмешка, способная напугать кого угодно. Однако Андерсен не дрогнул.
— Что за холодный прием, сестра? — миролюбиво вопросил он, не глядя на Сиэль. — Был уже поздний час, когда нас уведомили о новом задании. Епископ Максвелл не хотел тревожить сон леди Хеллсинг и Ее Величества Королевы пустыми звонками. В конце концов, — не обращая внимания на то, что Интегру всю передернуло от того, что ее назвали «леди», святой отец, наконец, соизволил повернуться к Сиэль и светло улыбнулся ей, — Агентство Погребения тоже не сообщило о вашем прибытии заранее, верно?
— Вы вообще не собирались сообщать о своем прибытии — ни заранее, ни когда-либо еще, — вспылила агент.
— На твоем месте я бы помолчала, — вмешалась в разговор Вольф. Она хотела добавить что-то еще, но наткнулась на предостерегающий взгляд Андерсена. Тот едва заметно качнул головой из стороны в сторону: сейчас выгоднее, чтобы враг вел себя как можно неадекватнее, говорил его взгляд; тогда мы на их фоне будем смотреться гораздо выгоднее.
— Так молчи, — пробормотала Сиэль. Она уже и сама поняла свою ошибку и бросила взгляд на Интегру. С губ экзекутора сорвался вздох облегчения: похоже, чувства главы Протестантских Рыцарей совпадали с ее, Сиэль, мыслями — сэр Хеллсинг была не на шутку рассержена.
Интегра не вслушивалась особенно в перепалку. Ее мысли в это время были заняты только одним вопросом: где носит Алукарда, когда он так нужен? Конечно, Интегра знала ответ; но легче от этого не становилось — даже наоборот...
— Если я не ошибаюсь, встреча с представительством Отдела Искариот назначена была на десятое сентября, — проговорила она, наконец.
— Верно. Никто не отменял этой встречи, — осклабившись, Андерсен вновь повернулся к Интегре. — Искариотам еще есть, о чем вам рассказать. Но сегодняшний наш визит по другому поводу. Вот, — он подал главе Ордена конверт с ватиканской печатью. Та молча взяла его. Спустя несколько секунд ее взгляд уже скользил по усыпанным знакомыми завитушками строчкам.
В новом письме от Римского Папы говорилось, что все полномочия по поиску и нейтрализации опасного вампира Роа Вальдамьонга теперь передаются XIII Отделу Искариот. Его Святейшество приносит свои глубочайшие извинения и надеется, что изменения никоим образом не помешают глубокоуважаемому и дорогому сэру Интеграл Хеллсинг. Также он ручается, что никакого вреда подданным Ее Королевского Величество действия Искариотов не нанесут и прочее, прочее...
— Удивительно, как быстро меняются решения Его Святейшества, — проговорила Интегра, ознакомившись с содержимым письма. — Иногда мне не хватает такой гибкости, право слово.
Андерсен почувствовал, как в груди его закипает гнев, однако ему пришлось проглотить это оскорбление. Он промолчал. Впрочем, Интегра все равно прочла все невысказанные слова в глазах святого отца. Все-таки Андерсен не был создан для интриг и не умел скрывать своих чувств даже тогда, когда это было необходимо.
— Что ж, я постараюсь, — Интегра подчеркнула последнее слово, не забыв вложить в тон голоса толику издевки, — постараюсь встретиться завтра днем с королевой и испросить у нее разрешение для вас. Но до тех пор вы ограничены в действиях, святой отец. Вы не более чем туристы.
Сэр Хеллсинг гордо вскинула голову и уже повернулась, чтобы уйти. Однако Андерсен вдруг указал на Сиэль и в ее молчаливого спутника.
— А что с членами Агентства? — спросил он, глядя в темно-синие глаза экзекутора.
— Пока что, до подтверждения Ее Величества, они находятся под протекцией Ордена Протестантских Рыцарей, — ответила Интегра с усмешкой. — Так что я на вашем месте, — взгляд ее скользнул с Андерсена на Хайнкель Вольф и обратно, — воздержалась бы от принятия каких-либо мер относительно них. Ясно?
— Все ясно, — кивнул Андерсен, едва скрывая разочарование. — В таком случае...
— В таком случае позвольте откланяться, — Интегра, наконец, повернулась к святому отцу спиной и направилась к выходу, а с нею и все остальные.
— До скорой встречи, сэр Хеллсинг, — проговорил святой отец ей в след. — До скорой встречи, Элезия Сиэль.
Девушка в темно-синем платье остановилась, обернулась, нахмурившись. Меньше секунды они смотрели друг на друга — ставшие вдруг в одночасье непримиримыми врагами — экзекутор Агентства Погребения и паладин XIII Отдела Искариот. Шедший рядом мужчина в рясе вопросительно взглянул на девушку и предложил локоть. Та молча кивнула и, бросив на святого отца и его спутников последний мрачный взгляд, покинула аэропорт.
Какое-то время Андерсен и Вольф с Юмико молчали. Наконец, святой отец обернулся и взглянул на монахинь. Он улыбнулся:
— Что ж, нам тоже пора. Нужно найти место для ночлега. Где-то у меня тут было, — он принялся хлопать себя по карманам, разыскивая что-то. В его руках появился лист с какими-то пометками. Вольф, а с ней и Юмико, с любопытством подошли к святому отцу поближе. — Вот — адрес гостиницы, — торжествующе провозгласил паладин. — Епископ обещал заказать нам здесь номер. Ну-ка, ну-ка, — он пригляделся внимательнее: почерк у Максвелла был не слишком разборчивый, когда тот торопился или был взволнован — а в этот раз с главой Искариотов приключилось и то, и другое. — Не знаю, где это, — пробормотал Андерсен в конце концов. — Ладно. Думаю, любой таксист сочтет за честь помочь нам. Идем.
И он направился к выходу.
— Так мы не станем искать вампира сегодня ночью? — Рискнула задать вопрос Вольф, когда они вышли на улицу. Она с трудом поспевала за широким шагом святого отца и успела даже слегка запыхаться.
— Нет, — откликнулся Андерсен беззаботно. — Сегодня не будем. Нам всем надо отдохнуть.
Вольф хотела что-то сказать, но только пробормотала под нос что-то неразборчивое.
— Я все слышу, — предупредил Андерсен и усмехнулся, не оглядываясь. — Негоже монахине сквернословить, сестра.
— Прошу прощения, — неохотно и не слишком искренне пробормотала Хайнкель в ответ.

III

К утру обратный импульс чуть отступил, и сестры-волшебницы сняли магические цепи с Сион. Та выглядела не самым лучшим образом: длинная коса растрепалась, глаза ввалились, под ними образовались глубокие тени, усталость и страдание заострили черты лица юного алхимика так, что казалось, будто девушка постарела на несколько лет за одну короткую ночь. Волшебницы тоже выглядели не лучше: несмотря на то, что заклинание успешно удерживало Атласию на месте, засыпать было опасно, и сестры спали по очереди, сменяя друг друга на безрадостной вахте каждый час. Да и тогда, когда выпадала возможность немного вздремнуть, мешали стоны и хрипы, доносившиеся из того угла, где лежала обездвиженная Сион. В общем, ночка выдалась непростая, да еще все ждали, что в любую минуту в номер может ворваться кто-то из Охотников Ассоциации.
— Пойду приготовлю кофе, — проговорила Аоко, сняв с Сион связывающее заклинание. — Или, может, ты предпочитаешь чай, Атласия?
Та покачала головой и еле слышно прошептала:
— Лед... Хочу льда...
— Просто лед? — у младшей Аозаки удивленно приподнялись брови. — Мне кажется, тебе нужно...
— Нет, пожалуйста...
— Делай, как она говорит, — послышался усталый голос Токо.
— Ладно-ладно, мамочка, — откликнулась Аоко с иронией и, хлопнув себя по коленям, поспешно встала и направилась в помещение, которое служило кухней в этом номере. Она все же включила кофеварку — для себя и для Токо. В холодильнике обнаружилось специальное отделение, где хранились кубики льда; аккуратно уложив их в стакан, волшебница дождалась, пока приготовится кофе, и вернулась в комнату. Токо в это время осторожно обтирала лоб Сион мокрой тряпочкой, стараясь сбить так и не отпускающий девушку жар. — Заказ выполнен! — Весело и бодро, как ей показалось, объявила младшая Аозаки и прислонила стакан со льдом к ладони Атласии. Та вздрогнула и потянулась к нему. Аоко, подцепив пальцем ледяной кубик, осторожно вложила его в приоткрытые губы алхимика.
— Спасибо, — пробормотала та, перекатывая лед во рту.
— Да пожалуйста. Хотя, думается, от чая или от кофе толку было бы больше...
— Не стоит давать ей кофеин, — возразила Токо. — Он возбуждает.
— Знаем мы, как он возбуждает, — мрачно откликнулась длинноволосая волшебница. — Не помогает совсем; как хотелось спать, так и хочется.
— И, тем не менее, Сион надо поспать, а то...
— Нет! — вдруг воскликнула Атласия и рванулась встать, но волшебницы, не сговариваясь, схватили ее за руки и повалили обратно в постель. — Я должна найти истинного предка. Пожалуйста, нет, пожалуйста, истинный предок, — умоляла девушка, сбиваясь на рыдания.
— Снова импульс? — выдохнула Аоко, но Токо покачала головой.
— Истерика, — сказала она и позвала алхимика по имени. — Сион. Послушай меня, Сион, — заплаканное лицо обратилось к ней. — Тебе сейчас никуда нельзя идти, понимаешь?
— Истинный предок? — По-детски непонимающе спросила Сокарис.
— Нет. Нельзя. Понимаешь?
— Нельзя?
— Нет. Лучше поспи. Вот так, — Токо со вздохом облегчения увидела, что глаза Атласии постепенно закрываются. Она осторожно расплела косу девушки и, попросив Аоко достать из дорожной сумки расческу, принялась распутывать колтуны. Внезапно лиловые глаза Сион вновь распахнулись.
— Истинный предок! Я должна идти.
Она вскочила так быстро, что сестры не успели ее остановить. Они снова повисли на девушке, но она легко сбросила их, — так, словно волшебницы ничего не весили. Сила вампира пробуждалась в Атласии.
Как была, босиком, Сион бросилась к выходу из номера. Токо попыталась загородить ей ход, но зловещий свист эфирного ветра заставил ее отскочить подальше, — старшая Аозаки слишком хорошо помнила, на что способны алхимические нити Атласии.
Сион тем временем достигла дверей. Толкнула, но они оказались закрыты. Она налегла посильнее; что-то треснуло, и девушка вылетела в коридор и, оскальзываясь босыми ногами, сбивая ковер в складки, понеслась дальше, к лестнице.
— Стой! — Крикнула ей Аоко вслед, но было поздно: алхимик уже бежала по ступеням вниз. Ее длинные волосы мелькнули светлой волной и исчезли. Волшебницы переглянулись.
— Нужно за ней, — Токо схватила чемодан и тоже рванула к выходу. Аоко — за ней. Как могли быстро они вылетели в вестибюль и, не обращая внимания на ошарашенное лицо портье, понеслись к выходу, туда, где мелькал лиловый цвет формы алхимика. — Стой, Атласия! Да стой же ты, негодная девчонка! — Крикнула Токо во всю мощь легких, но девушка и не подумала остановиться.
— Сион! — Закричала Аоко в отчаянии. Кажется, это подействовало — алхимик на миг замерла и обернулась. Но тут же бросилась бежать дальше. — Подожди же, Сион!
Бесполезно. Атласия только запуталась в вертящихся стеклянных дверях, но это остановило ее ненадолго: вскоре она уже босиком шлепала по вчерашним лужам.
Девушка-алхимик развила потрясающую скорость, — словно и не было бессонной ночи и выматывающей лихорадки. Она бежала легко, подгоняемая желанием скорее отыскать истинного предка и страхом быть пойманной сестрами Аозаки. Прохожие поспешно освобождали ей дорогу, озадаченно оборачиваясь вслед странной девушке. Никто не пытался остановить ее и заговорить; это только к счастью, ведь Сион была готова порвать любого, кто станет у нее на пути.
Как и истинные предки, мертвые апостолы были природными врагами человечества, и люди, инстинктивно чувствуя в ней хищника, старались держаться от нее подальше.
Сион бежала, не разбирая дороги. Все мысли занимало только желание найти, наконец, Арквейд; все остальное было вытеснено из головы безумным бегством. Сестры Аозаки следовали за ней, держась, впрочем, на некотором расстоянии, чтобы не спровоцировать нападение. Для них специфика силы, унаследованной Атласией у Татари, была очевидна — страх, она создавала страх; и даже двум могущественным волшебницам было сложно противостоять тому ужасу, что словно невидимыми волнами окутывал хрупкую фигурку девушки-алхимика, бегущей впереди.
Недалеко от Британской библиотеки Сион налетела на кого-то и испуганно отшатнулась в сторону, однако чьи-то сильные руки схватили ее за плечи и, слегка встряхнув, заставили замереть на месте. Атласия подняла взгляд и обмерла; ее лиловые глаза расширились, в них застыл ужас.
— Смотрите-ка, кто тут у нас. Куда-то спешите, леди? Может быть, вам нужна помощь? — Добродушно прогудел низкий мужской голос.
Сестры Аозаки тоже застыли на месте. Токо прошептала:
— Черт.
— Церковники? — Не веря самой себе, пробормотала ее младшая сестра.
Высокий светловолосый мужчина со шрамом на щеке, держащий дрожащую от ужаса Сион, взглянул на сестер-волшебниц и улыбнулся им. Он был одет в серую священническую рясу, на груди серебристо сверкал большой крест. За спиной его стояли две монахини, у одной из них через плечо была перекинута длинная сумка наподобие тубуса для чертежей.
— Это ваша? — спросил незнакомец, слегка хлопая алхимика по плечу огромной ручищей, отчего она даже слегка присела.
— Да, — откликнулась Токо, пытаясь изобразить на лице беспечную улыбку. — Это наша сестра. Мы впервые в таком большом городе, вот она и испугалась немножко...
— Вот как? — Лазурные глаза незнакомца скользнули по рубашке Сион с символами Атласа. Токо выругалась про себя: как опальный алхимик могла носить одежду, которая могла так легко выдать ее? Взгляд церковника потяжелел, пальцы крепче сжались на плечах алхимика... и тут произошло то, чего и следовало ожидать: Сион Эльтнем пошла в атаку.
С шипением и свистом невидимые нити рассекли воздух, оплетая могучие руки церковника. Реакция его спутниц была мгновенной: монашка с «тубусом» выхватила из сумки катану, в руках ее напарницы мгновенно появились пистолеты, которые тут же оказались направлены на двух волшебниц. Миг — и меч прижат к горлу алхимика; на бледном лице Такаги Юмико появилась дьявольская усмешка.


Несмотря на то, что отстранение Агентства от дела Роа Вальдамьонга уже было подтверждено указом королевы, Сиэль не покинула город. С документами все было в порядке, и потому агент могла находиться в Британии до самого истечения визы или пока не появится желание вернуться домой.
Однако теперь положение Сиэль изменилось: отныне она больше не являлась полномочным представителем Ватикана и не имела права вмешиваться в дела Отдела Искариот. Тут даже заступничество Интегры Хеллсинг помочь не могло; да и было ли оно, это заступничество?
Как бы то ни было, Сиэль не желала терять время попусту. В конце концов, в перемещениях по городу она была ограничена не более чем любой турист, и могла отправиться, куда захочет. А то, что ее маршрут немного совпадал с маршрутом Александра Андерсена — просто случайность, как и то, что она усиленно старалась не попадаться на глаза ни достопочтенному падре, ни его очаровательным спутницам.
Посему не было ничего удивительного в том, что Сиэль стала свидетельницей тому, как Сион Атласия попалась в руки Искариотам. И как человек высоких убеждений и кристально-чистой совести, Элезия просто не могла остаться в стороне.
— Прошу вас, мисс Сиэль, не делайте глупостей, — испуганно простонал Мистер Рассвет над самым ее ухом, когда заметил нехороший огонек в глазах коллеги. Для него было далеко неочевидным стремление девушки как можно сильнее насолить Искариотам, однако он достаточно хорошо ее знал, чтобы понимать: так просто она от них не отстанет.
Сиэль сердито глянула на Рассвета. Несмотря на внушительный рост и комплекцию, тот практически не уступал ей в умении прятаться, так что они оба пока оставались незамеченными. Однако паника шестого сотрудника Агентства Погребения могла выдать их раньше времени, как уже не раз случалось в прошлом. Впрочем, какая теперь уже разница? Они не на задании.
— Я и не собиралась, — напустив на себя невинный вид, пробормотала Элезия. — Но посмотри, что они творят: схватили какую-то девочку...
— Эта девочка, — голос Рассвета неожиданно зазвучал ядовито, — опальная Атласия, которую дружно разыскивают по всему свету и Ватикан, и Ассоциация магов. И вам это известно не хуже, чем мне. Я, может, и паникер, но вовсе не дурак. И вы, мисс Сиэль, его из меня не сделаете, хотя вы хитры, куда как хитры...
— Не строй из себя Мамушку, — Сиэль неожиданно улыбнулась, а ее напарник смутился:
— И вовсе я не... — забормотал он в ответ, смешавшись, но Элезия его больше не слушала. Выпрямившись во весь рост, она крикнула, обращаясь к Андерсену и его спутникам:
— Эй, вы! — Все, включая алхимика и незнакомых женщин, обратили взгляды к экзекутору. — Вы ведь не хотите ничего сделать с этой юной леди?
Она шагнула из укрытия, отметив краем глаза, как за нею встает во весь свой немалый рост Мистер Рассвет. Для тех, кто не был знаком с робким и миролюбивым характером шестого агента, его фигура, наверняка, казалась весьма и весьма внушительной. Он не уступал даже отцу Андерсену, и тот смерил его ревнивым взглядом еще не противника, но уже соперника.
— Приветствую, сестра, — святой отец сделал попытку учтиво поклониться, но руки его все еще были крепко связаны эфирной нитью, и потому у него вышло только чуть дернуться в ее сторону. Он вновь взглянул на Сион Эльтнем. — Ничего такого я не собирался, — мирно проговорил Андерсен. — Только вернуть ее Атласу; тот уже давно ищет ее... Разве вы об этом не были осведомлены?
— Была, — призналась Сиэль, но прежде, чем она успела добавить еще что-то, падре спросил, с деланным удивлением приподняв брови:
— Почему же вы, в таком случае, не уведомили ни одну из заинтересованных сторон?
— А должна была? — Лицо Сиэль было непроницаемо и хо́лодно. — В Лондоне у меня была только одна миссия: наблюдение за Арквейд Брюнстад. Все остальное меня не касалось...
— Правильно, что вы говорите об этом в прошедшем времени, сестра — перебил девушку Андерсен. На губах святого отца появилась поистине сардоническая улыбка.
— ...и вас не касается тоже, — закончила свою мысль экзекутор, проигнорировав замечание паладина. За ее спиной неуверенно переминался с ноги на ногу Мистер Рассвет; он-то прекрасно понимал, что слова напарницы не имеют под собой никакого основания.
— Касается, ведь я полномочный представитель Ватикана, — спокойно парировал святой отец, озвучив мысли Рассвета. — А Ватикану нужна эта девушка. Взгляните-ка, — он неожиданно легко протянул руки к лицу Атласии, и стало понятно, что его бездвижие целиком и полностью показное. Сион попыталась отдернуть голову, но стальной холод на шее остановил ее — Такаги не теряла бдительности. Пальцы святого отца коснулись рта алхимика, приподняв губы так, что казалось, будто девушка скалится; снежно-белые клыки Атласии были чересчур увеличены — несомненный признак подступающего импульса. — Она чудовище, одна из детей ночи.
Слова Андерсена прозвучали как приговор, и на глазах у алхимика выступили слезы гнева и унижения. С ней обращались как с животным, диким, неприрученным и опасным. С нею, с лучшим алхимиком Атласа! Непростительно.
Она готова была уже впиться зубами в пальцы святого отца, но тот предусмотрительно убрал руки. Девушка зарычала, словно зверь, за которого ее принимали, а тем временем в голову ее неожиданно вернулась ясность; импульс, наконец, полностью оставил алхимика, и та смогла рассуждать так же четко, как всегда. Медленно и осторожно потянулись эфирные нити, — но не для того, чтобы напасть, а за информацией. Хорошо, что Сиэль вмешалась; у нее получится выиграть немного времени. Итак, кто же эти церковники, как их победить, где их слабые места? У эфирной связи найдется ответ практически на любой вопрос... время, нужно только время.
Инициирование. Загрузка...
Ничем не сдерживаемые потоки информации устремились в сознание Сион по нитям-проводникам, как электрические импульсы по проводам. Итак... Каково количество возможностей и вероятных реакций, при условии...
Расчет вероятного будущего. Запуск программы.
Что это? Какие-то помехи? По бесстрастному сосредоточенному лицу Атласии пробежала еле заметная дрожь. Кто-то пытается вмешаться? Или...
Взгляд Сион беспокойно зашарил, пытаясь отыскать источник беспокойства, который вносил разлад в стройную вязь алхимической программы, пока, наконец, не остановился на двух волшебницах. Ну конечно. Она совсем забыла, что здесь присутствуют не только церковники. Сестры Аозаки тоже здесь. И чемодан Токо — ее главное оружие — тоже.
Сердце Атласии дрогнуло, когда нити донесли до нее мысли магов — те не собирались ее бросать, даже ценою собственной свободы. Что за глупый народ эти Аозаки? Вся семья у них вечно на ушах ходила, и вот теперь, когда в роду осталось только две сестры, — они продолжают нести это родовое бремя. И, похоже, ни о чем не жалеют.
Взгляды алхимика и старшей волшебницы встретились, и Токо ободряюще подмигнула Сион; та едва заметно мотнула головой из стороны в сторону, рискуя пораниться об острое лезвие катаны, но Аозаки словно этого не заметила. Переглянувшись с сестрой, она отпустила ручку чемодана, которую до сих пор сжимала, и тяжелый футляр с грохотом упал на землю, распахнувшись.
Черно-алая кошка вырвалась на свободу и с рычанием устремилась на растерявшихся церковников. Такаги отпрянула от Сион и нанесла фамильяру Токо удар клинком; во все стороны полетели искры, но кошке, казалось, все было нипочем: оружие, пусть даже и освященное, не слишком-то годилось против полуматериального волшебного создания. Сверкая пустыми золотыми глазами, кошка обежала вокруг застывших церковников, потом еще раз и еще, да с такой скоростью, что вскоре отдельных движений животного уже было не разобрать: все оно превратилось в черно-красный барьер.
— Ассоциация! — Воскликнула Хайнкель, без толку тратя пули в попытке пробить «кошачий заслон» старшей Аозаки.
— Черта с два, — донесся до них миролюбивый голос Аоко. — Мы с этими ребятами ничего общего не имеем. Верните нам девушку, церковники. Слышите?
Андерсен, с трудом утихомиривший Хайнкель и заставивший ее наконец убрать пистолеты на подобающее им место, бросил хмурый взгляд на Сион.
— А то что? — спросил паладин, поправив очки. На устах его вновь появилась кривая ухмылка, а в руках — клинки, отдаленно напоминающие Черные Ключи экзекуторов Агентства; вероятно, когда-то две организации сотрудничали гораздо более тесно, чем принято сейчас считать, ибо оружие и Искариоты, и похоронники использовали практически одно и то же.
— А то я тебя съем, — откликнулась Токо почти весело. Неожиданно над ними нависла огромная призрачная голова кошки. Огромные золотые глаза зловеще сверкали, словно топазы.
— Вы ведьмы, не так ли? — Осведомился святой отец и, не дожидаясь ответа, послал свои клинки в полет прямо в пустые глаза фамильяра. — Против ведьминского колдовства нет защиты лучше божьего слова!
Это сработало. Барьер исчез, и кошка с обиженным мяуканьем бросилась обратно к ногам хозяйки. И, как только это случилось, в схватку вступила Элезия Сиэль: клинки Похоронного Агентства встретились в воздухе с клинками Отдела Искариот, и листы Священного Писания сплелись в танце, словно две стаи белоснежных голубей.

Сион никогда не думала, что бумага может издавать такой шум: листы Священного Писания шуршали и шелестели, и в этом непрерывном звучании алхимику слышалось что-то еще; будто бы слова, складывающиеся в святые строки на белой бумаге, шептали, и этот шепот с каждым мгновением становился все громче, все настойчивее, все невыносимее...
Для нее, оказавшейся на самом краю вампирского импульса, это негромкое нашептывание гремело в ушах, словно набат.
Кто-то схватил Сион за руку, и она увидела прямо перед собой лицо Аозаки Токо. Волшебница улыбнулась и в одно мгновение выдернула алхимика из бумажной бури. Тут же другую ее руку поймала Аоко, и они, уже втроем, бросились бежать, пока церковники, поглощенные собственной схваткой, не заметили пропажи.
Для магов Сиэль была фигурой столь же опасной, как и Искариоты. Потому никто не собирался помогать похоронному агенту; в конце концов, силы были неравны — даже объединившись, два мага и алхимик вряд ли смогли бы создать серьезные неприятности кому-то из церковников — а их там было пятеро.
Вслед беглянкам что-то крикнули, но ни у кого не возникло желания останавливаться и разбираться. Однако Сион все же обернулась и убедилась в том, что за ними действительно погоня: обе Искариотки оставили святому отцу битву с Сиэль, вознамерившись во что бы то ни стало отловить опального алхимика.
— За нами эти, — задыхаясь, сообщила своим спасительницам Атласия.
— Можно было бы и догадаться, — пробормотала Токо справа.
— Вроде недалеко было метро. Там мы сможем оторваться, — предложила Аоко слева.
— Действительно. Хорошая идея. Эти девчонки увешаны оружием с ног до головы; полиция обязательно ими заинтересуется. Это наш шанс.
И они припустили со всех ног к Тоттенхэм Корт Роуд. И только ступив на металлическую решетку перед входом в метро, Сион поняла, что она все еще босиком. Залившись краской, она остановилась, неловко переступая с ноги на ногу и обратив взор к своим избитым, потемневшим от грязи и пыли стопам. Проследив за ее взглядом, Аоко вздохнула.
— Нас в метро-то пустят?
— Поверь мне, меч и пистолеты привлекают внимание гораздо больше, чем отсутствие обуви, — проворчала старшая Аозаки, потрепав Сион по голове. — Ничего, прорвемся. Идем.
И все же озадаченные взгляды пассажиров были достаточно красноречивы, чтобы быстро переубедить Токо. Пока она разбиралась с аппаратом по продаже билетов, ими заинтересовался полицейский, скучавший у стены недалеко от входа. Зигзагами, но достаточно целеустремленно, он принялся подбираться к странным дамам, но тут в вестибюль ворвались Такаги Юмико с катаной наперевес и спешно запахивающая плащ Хайнкель Вольф. Австрийка оказалась не в силах утихомирить вошедшую в раж напарницу, и в результате единственное, что она могла сделать — спрятать собственное оружие подальше. Однако это никак, в общем-то, не спасло ситуацию; когда народ заметил сверкающий клинок в руках жутковато выглядящей девицы, зал взорвался; движимые инстинктом самосохранения, пассажиры быстро поддались панике и кинулись в разные стороны, создав давку везде, где только можно. Полицейского снесли. Воспользовавшись суматохой, Токо вновь схватила Сион за руку и, ловко лавируя между снующими в разные стороны людьми, принялась решительно пробиваться к турникетам. Накормив аппарат билетом, Токо толкнула Сион в открывшиеся дверцы и тут же поспешила пройти следом за алхимиком. У соседнего турникета то же самое проделала Аоко.
Оказавшись вне пределов доступа безбилетников, волшебницы синхронно обернулись. Следом за ними неслась Такаги с перекошенным от ярости лицом. Ей наперерез спешил несчастный полицейский, безуспешно пытающийся навести порядок в беснующемся человеческом море.
Никто не стал дожидаться окончания сей драмы. Судя по крикам, монашка попыталась перемахнуть через турникеты. А учитывая то, что Такаги являлась все-таки тренированным оперативником Отдела Искариот, в успехе ее предприятия сомневаться не приходилось. Волшебницы и алхимик поспешили дальше, к платформе. Им повезло: поезд еще не тронулся, и они едва успели забежать в вагон за пару секунд до закрытия дверей. Искариотка, как выяснилось, следовала за ними по пятам, и лишь чудо уберегло беглянок от участи оказаться в одном вагоне с вооруженной разъяренной церковницей.
Состав тронулся, и основательно взлохмаченной в ходе погони Такаги оставалось только опустить катану и наблюдать, как поезд неспешно набирает скорость. Пока он не скрылся в туннеле, из окон на Юмико удивленно поглядывали пассажиры, встревоженные суматохой в вестибюле. Вся ярость улетучилась так же внезапно, как и появилась, и монахиня, в конце концов, позволила увести себя полиции и даже, скрепя сердце, отдала им свой верный меч. К ним добровольно присоединилась Хайнкель, не желающая даже в участке расставаться с напарницей, и обнаружившие у нее пистолеты служители закона охотно согласились сопроводить обеих леди до выяснения обстоятельств.
А тем временем Александр Андерсен, ничего не подозревающий о конфликте своих подчиненных с полицией, продолжал битву с Элезией Сиэль. Бой шел на равных, противники практически не уступали друг другу, а там, где Андерсен пытался одержать верх с помощью силы, Сиэль противопоставляла скорость и ловкость. В результате никто из дуэлянтов не получил ни царапины, а уставший наблюдать за сражением Мистер Рассвет тихонько прикорнул на травке под ближайшим деревом — бессонная ночь все-таки взяла свое.
Неизвестно, о чем думали прохожие, но полицию так никто и не вызвал. Позднее то, что служители закона так и не вмешались, объяснялось суматохой на Тоттенхэм Корт Роуд. Как бы то ни было, церковники оказались предоставлены сами себе и вскоре собрали вокруг приличную толпу зевак. Впрочем, и Андерсену, и Сиэль было не до конспирации: оба так сосредоточились на битве, что обращать внимание на прохожих было попросту некогда. И дело было, в общем-то, не в том, что противники так хотели уничтожить друг друга — во всяком случае, не отец Андерсен. В Сиэль он видел только помеху своим профессиональным обязанностям — и ничего более. Он не щадил противницу и уж тем более не поддавался ей; для паладина не было тайной, что экзекуторы Агентства Погребения достаточно сильные бойцы и, конечно, он не ждал легкой победы. Однако святой отец не мог не признать, что эта девочка дерется не хуже любого из кадров Отдела, считая — чего таить — даже самого Андерсена; эта Сиэль не уступит и средней силы вампиру. Искариоту оставалось только окончательно увериться в слухах, что гуляли по всему Ватикану: в Агентстве Погребения не гнушаются даже силами самой темной ночи.
Но вот, наконец, удачный бросок; одно из освященных лезвий паладина достало экзекутора, и та зашипела от боли, зажимая обильно кровоточащий порез на бедре. Однако в следующее мгновение Андерсен обнаружил, что вновь отбивает по-змеиному быстрые удары противницы. Бой и не думал заканчиваться.
Симпатичное прежде личико девушки-экзекутора исказила черная ухмылка, придавшая ей пугающее сходство с Юмиэ; рана же исчезла бесследно.
Андерсен позволил себе неожиданно скупую усмешку.
— Так вот оно какое, оружие Агентства, — протянул он с напускной задумчивостью. Следующий удар святого отца вновь пропал втуне, встретив на своем пути блестящий — иначе и не скажешь — блок. — Так я и думал. Действительно, почему бы похоронникам не иметь своего собственного регенератора? Это же так удобно...
Это уже была скорее издевка, но в ней чувствовалось и нечто иное — но что? понимание? тоска? сострадание? У Сиэль не было времени разбираться в оттенках и выражениях, удар следовал за ударом, один сильнее другого, следующий безжалостнее предыдущего. И все ярче, все жарче, все алее дымка ярости, застилающая взор, и с губ вместо слов — рычание и змеиное шипение:
— Неплохо они там в Агентстве устроились, да? — Удар и снова удар, к черту защиту, не отступать! — Удобно, да?
Что-то мешает смотреть, из-за чего-то все вокруг расплывается, словно бы она не просто так носит эти бесполезные очки, словно она и правда близорука. А, это слезы... Как не вовремя.
В голове проносится мысль, что вот сейчас-то как раз самое время отступить — в таком состоянии, в гневе и слезах, ей точно не победить. Да и кому нужна эта победа? Ей? Смешно.
Но жажда гонит ее вперед, вновь и вновь на эти поющие клинки, чей танец сливается в одно неразличимое сверкающее пятно. Жажда, словно отголосок той, давней, но еще не забытой... Вновь и вновь — оставлять свою кровь на чужом мече; вновь и вновь — пока в ней не останется крови, пока по жилам не польется обжигающий святой огонь; вновь и вновь...
Пока в глазах не зажжется ослепительная тьма. И она вновь не услышит голоса. Кажется, она перестала просыпаться каждую ночь в поту... Кажется, она начала забывать...
Нет. Сколько бы ни прошло времени, ей не забыть. Не простить. Да... это жажда. Жажда мести.
Такой ее оставил Роа — чудовищем на потеху церковникам. Чудовищем, не способным умереть. Чудовищем, лишенным смерти. Истерзанная сотнями, тысячами пыток, которым ее подвергали ученые-церковники; обреченная на вечный голод, вечную жажду мести. За что? Да просто так, потому что угораздило родиться с душой Роа Вальдамьонга. Потому что древний вампир, поселившийся в ней подобно червю, отравил ее бессмертием, вырвал из обычного течения жизни и извратил грехом.
И после всего этого оставил ее одну. Пришла Арквейд Брюнстад и вырвала Роа Вальдамьонга из души Сиэль. Пришла Арквейд Брюнстад и раздавила червя. Но тогда Элезия... Нет, Алиса* Сиэль тоже — умерла.
Умерла и воскресла. И попала к ним — к церковникам.
Ненависть. Там, где раньше жил Вальдамьонг, в том уголке ее души, который вот уже два десятка лет как пустует, поселилась ненависть. Неизбывная; непобедимая; черная. О да. Теперь она умеет ненавидеть. Она научилась ненавидеть.
Она ненавидит церковников. И Арквейд Брюнстад. И, конечно, Роа Вальдамьонга. Всех мертвых апостолов без исключения. И Александра Андерсена — тоже.
Она ненавидит все в этом человеке. Его серую рясу. Его клинки. Крест на его груди. Его ухмылку, никак не сползающую с лица. Его сумасшедшие глаза, такие яркие, что больно смотреть. Даже то, что она ничего не знает о нем — она ненавидит. Но более всего она ненавидит то, что он — церковник. Ее враг.


Что заставляет эту девочку продолжать сражение? Андерсен не знал ответа на этот вопрос, да и не нуждался в нем. Элезию Сиэль нужно убрать с дороги; она позволила эмоциям вмешаться в рабочие дела — что ж, это ее проблемы. Однако она сама стала проблемой — его, Андерсена, проблемой. Видит Бог, не ему нужна эта драка, не он ее затеял. Но почему ему приходится разбираться с этим? Разве для того он прибыл сюда, в Лондон?
Что ж, Похоронному Агентству еще придется ответить за этот кавардак. Даже если это затеяла не Нарбарек, — не важно. Это ее сотрудница и ее организация, в конце концов. Но все это потом... Сначала разобраться с глупой девчонкой.
Однако сие не так просто. Обычный человек уже давно бы сдался, а Сиэль хоть бы хны. Даже Андерсен уже начинает чувствовать усталость, несмотря на постоянные тренировки. Сколько уже идет бой? Полчаса? Или час? Солнце, необычно жаркое для конца августа, застыло в небесах, словно намертво прибитое к их стеклянной бесконечности.
Пот струится по лбу и щекам — нет времени даже утереться рукавом. Глаза Сиэль, прежде ярко-синие, а теперь ставшие темнее ночного неба, приковывают к себе взгляд, а на самом их дне, там, за границей бесконечного одиночества, словно отблеск огня Преисподней, горит пламя неутолимой жажды. Усмешка пропала куда-то, и теперь смертельно-бледное лицо девушки словно бы вовсе потеряло какие-либо эмоции. Не осталось ничего — лишь холодная бездна в глазах.
Откуда же у нее такая нечеловеческая выносливость, где она берет силы для нового удара? И сколько еще он, Андерсен, сможет отражать эти удары? Осознание того, что лучший паладин XIII Отдела Искариот уступает какой-то девчонке, судя по виду едва закончившей старшую школу, всколыхнуло что-то в его душе; святой отец зарычал, в мыслях взметнулся пожар ярости, разом сжегший все ненужные вопросы. А следующий удар церковника отбросил Сиэль далеко назад.
Впервые за последнее время маска отчуждения на лице агента Погребения сменилась совсем человеческой растерянностью. Словно стряхнув с себя морок или проснувшись от страшного сна, Сиэль с удивлением взглянула на отца Андерсена, а миг спустя ей пришлось уйти в глухую защиту, поскольку теперь уже падре отбросил всякую осторожность и пошел напролом. С этого мгновения ситуация изменилась в корне: Элезия более не нанесла ни одного удара, а только отбивала атаки паладина и ни о чем другом даже помыслить не могла. Вся ярость, все желание отомстить как-то разом оставили ее, а вместе с ними покинули Сиэль и безграничная сила, и бесконечная выносливость. Она снова стала самой собой — благоразумной Элезией Сиэль, седьмым агентом Погребения; только от Андерсена это ее нисколько не спасало, и она со всей возможной ясностью и сопутствующим ей ужасом осознавала, что проиграла.
Проиграла даже не успев понять, что за игру затеяла. В душе Сиэль поднялась буря смятения: она осознала, наконец, что натворила, и преисполнилась не только ужасом, но и стыдом. Как она посмотрит в глаза Нарбарек, если, конечно, выживет в этой битве с паладином Андерсеном?
Но еще более грызло ее отчаяние: неужели наследие Роа в ее душе так сильно, что она подняла оружие против этого человека. И не только против него — но и против его убеждений, которые клялась разделять. И не важно, что Агентство не требует от своих сотрудников искренней веры; преступление Сиэль было едва ли менее серьезно, чем измена родному государству.
И всему виной застарелая боль, с которой Сиэль так и не смогла справиться. Прошлое, которое всего пару минут назад питало гнев и давало силы сражаться дальше, теперь отбирало их жалкие остатки. И, когда отчаяние перевалило все возможные пределы, девушка-агент попросту упала на колени, беспомощно глядя, как на нее опускается сияющий клинок Андерсена.
И тут произошло непредвиденное: Мистер Рассвет, внезапно очнувшийся от своей дремы, рванулся Андерсену наперерез, вклинился между ним и Сиэль, раскинув руки в защитном жесте, и замер в сей неудобной позе, зависнув над напарницей и рискуя свалиться на нее и, при особенно неудачном стечении обстоятельств, захватить с собой еще и святого отца.
Человек, не понаслышке знавший, что такое страх, единственный здесь настоящий трус — оказался храбрее и самоотверженнее своей коллеги, бесстрашной Элезии Сиэль. Наверное, он просто больше боялся того, что его напарница погибнет здесь, у него на глазах, чем возможности самому быть заколотым ужасными клинками.
И, как ни странно, Андерсен остановился, не закончив гибельной атаки. Сверкающие лезвия замерли в жалких сантиметрах от открытой груди экзорциста. Медленно, очень медленно зловещий хищный оскал на лице святого отца сменился обычной, но не такой пугающей ухмылкой, и еще медленнее руки отвели оружие в сторону.
— Мисс Сиэль, — тяжело дыша от ужаса, обратился Мистер Рассвет в сжавшейся за его спиной девушке, — все в порядке?
— Да, — выдохнула Элезия, чувствуя, что еще немного — и сердце выпрыгнет из груди. — Все в полном... Мистер Рассвет?
Ее напарник опасно зашатался, и девушка поспешно встала на ноги, чтобы поддержать экзорциста, прежде чем тот упадет.
— Благодарите милосердные небеса, — небрежно бросил ей Андерсен, пряча клинки в складках длинной рясы, — что у вас есть такой самоотверженный друг. Еще бы немного — и вас бы не спасли даже ваши удивительные регенераторские способности. В следующий раз, — святой отец поправил очки, — так оно и будет, можете не сомневаться.
Сиэль ничего не ответила. Экзекутор отвела взгляд в сторону, словно боялась случайно встретиться взглядом с Александром Андерсеном. Поддерживая напарника, едва державшегося на трясущихся ногах, она скорее пряталась спрятаться за внушительной фигурой экзорциста, чем действительно помогала ему. При этом ее посетила мысль, что подобная помощь может потребоваться и ей самой.
Черт знает, что творится. Зачем она вообще полезла в драку?
Этот же вопрос крутился на языке паладина. Он ведь просматривал личное дело Элезии Сиэль в Ватикане и никогда бы не подумал, что она способна на столь необдуманные поступки. Кто угодно, но только не седьмой сотрудник Агентства. Впрочем, они ведь все себе на уме: никогда нельзя быть уверенным в дальнейших действиях питомцев Нарбарек. Однако...
Вопрос, так и просившийся быть озвученным, задал, как ни странно, немного пришедший в себя Мистер Рассвет. Причем вопрос сей в его устах, прозвучал без лишнего обвинения; казалось, что он обращается к неразумному ребенку, с полным осознанием того факта, что сделанного все равно не воротишь, а отругать дитя все равно вроде как нужно, чтоб в следующий раз такого не повторилось. Итак, Рассвет спросил:
— И чего это вас драться-то потянуло, а, мисс Сиэль? Что мы теперь скажем директору?
Андерсен улыбнулось: это немного напоминало его самого, когда он общался с приютскими детишками. От внимания паладина не укрылось, что теперь скорее Мистер Рассвет поддерживает девушку, чем она его. Что ж, такая битва даже Андерсена может подкосить, что уж говорить о хрупкой леди... Хрупкой леди? Ну да...
До святого отца донесся слабый ответ Сиэль:
— Да сама не знаю. Вспомнилось вдруг... ну, ты знаешь...
— Так я и думал, — Рассвет сокрушенно покачал головой. — Так и знал, что когда-нибудь нервишки ваши сдадут. Но кто бы мог подумать, что это случится так неожиданно и не вовремя...
— Твоя правда. Александр Андерсен, — Сиэль неожиданно выпрямилась и прямо взглянула в глаза паладина. Казалось, что что-то сломалось у нее внутри, но при этом она хотела показать, что все в полном порядке. Однако было очевидно, что поломка была, и была уже давно. Так бывает, если долго не лечить болезнь: вроде не было никаких признаков, а потом на пациента неожиданно сваливается вся симптоматика разом. — Я прошу прощения за этот случай. Надеюсь, что...
— Зря надеетесь, — оборвал девушку святой отец. — О вашем поступке будет доложено, уж я об этом позабочусь.
Сиэль неожиданно улыбнулась:
— Уж в этом я не сомневалась. Думаю, я разочаровалась бы в вас, если бы было как-то иначе. А надеюсь я на другое.
— На что же? — полюбопытствовал Андерсен.
— На то, что ваша совесть паладина не пострадала. Если мне не изменяет память, я была ужасно близка к победе.
— Но вы не победили.
— Увы, это правда, — легко согласилась Сиэль. К ней вновь возвращалась на секунду отступившая слабость. Видения прошлого обступали со всех сторон, застилая взор. Пальцы с силой впились в локоть Мистера Рассвета, как в последний оплот реальности.
— Мисс Сиэль! — Вскрикнул экзекутор, но девушка не откликнулась. Голова ее безвольно откинулась назад, и вся она обмякла в руках напарника, безуспешно пытающегося вернуть ее в чувство.
_________________
* Думаю, что на самом деле Элезия и Алиса — это одно и то же имя, просто в разных переводах. Но мне почему-то хочется, чтобы Алисой Сиэль звали до того, как она попала к церковникам. Надеюсь, мне простят эту отсебятину.

Ночь наступала медленно, словно нехотя. Наползала на покрывшийся нервной испариной тумана город, точно чересчур жаркое, душное покрывало. Полная луна не спеша карабкалась по небосклону. Звезд не было; будто бы неведомое божество сдуло их с ночной выси. Лондон болезненно лихорадило: число жертв неведомых кровопийц-маньяков било все возможные и невозможные рекорды, мирные жители и полиция впали в отчаяние. В Скотланд-Ярде строили всевозможные теории, одна сказочнее другой; в прессе и на телевидении царила атмосфера полной паники. Никто ничего не знал, и от этого становилось только страшнее. Сама ночь словно бы вселяла ужас в человеческие сердца — ужас, с которым невозможно было бороться.
Невесело было и в особняке Хеллсинг. Впервые за несколько лет сэр Интегра полностью забросила работу и бесцельно бродила по дому. За нею хвостом следовали Уолтер и Виктория; они не осмеливались ничего говорить, чтобы не разбудить в хозяйке гнев, но и не оставляли ее одну ни на минуту. Виктория была огорчена и обижена на Алукарда и Арквейд за то, что те не взяли ее прошлой ночью на охоту, пусть даже ничего интересного там и не произошло. Однако она не жаловалась Интегре на своего Мастера, боясь рассердить ее еще больше. Алукарду и без того досталось; несмотря на то, что он оставался спокоен и не считал Роа Вальдамьонга и Неро Хаоса достойными противниками, они все же умудрились перебить целую кучу народу, и Носферату ничего не смог с этим поделать. Оба мертвых апостола были столь хороши в игре в прятки, что отыскать их можно было только лишь в том случае, если они позволят себя найти.
Это, конечно, не устраивало и не могло устроить Интегру. За Лондон и за спокойствие его жителей она отвечала перед Королевским Домом — а тот, хоть и был благосклонен к Хеллсингам многие годы, мог и потерять веру в них после того, что стряслось. А тут еще и Ватикан, Искариоты, Александр Андерсен... Алукард, на самом деле, с гораздо бо́льшей охотой сцепился бы со святым отцом, чем с любым из древних вампиров, оставив последних лунной принцессе, но Интегра не могла допустить конфликта с Ватиканом. По крайней мере не сейчас, когда у XIII Отдела есть нужная Ордену информация. Хотя, видит всемогущий Господь, сэр Хеллсинг и сама не отказалась бы набить морду кому-нибудь из этих шавок-Искариотов. И, похоже, с ней была полностью согласна Элезия Сиэль, которую сегодня указом Ее Величества Королевы лишили всех полномочий посланца Ватикана. Теперь она оставалась в городе исключительно на правах туристки, и, уж конечно, ее это никак не могло радовать.
С утра и до полудня об Элезии ничего не было слышно; возможно, затаилась или бесцельно шаталась по городу. К особняку агент не приходила и на посланное еще утром письмо-уведомление не ответила.
Интегра понимала, что Сиэль ни в коем случае не сможет усидеть на месте и, скорее всего, отправится на охоту за Роа вместе с Арквейд и Алукардом. Или, чего лучше, нападет на самих Искариотов, в безумной попытке отомстить. Сэр Хеллсинг понимала также, что по-хорошему следовало добиться депортации из Лондона и экзекутора, и ее напарника, но против этого восставали железные принципы и честь главы Ордена Протестантских Рыцарей. Да, она, Интегра, никак не могла быть на стороне человека Агентства Погребения, однако ничего не могла поделать. Она чувствовала симпатию по отношению к этой девочке, столь страшно пострадавшей от вероломства и коварства Ватикана. Арквейд кое-что рассказала Интегре о судьбе экзекутора, и теперь сэр Хеллсинг никак не могла отделаться от мысли, что изгонять седьмого агента из Лондона не более правильно, чем позволять остаться здесь Искариотам.
А после полудня пришло сообщение о том, что члены Отдела Искариот и Агентства Погребения подрались прямо в центре города, на глазах у ошеломленных жителей и гостей Лондона.
И тут посыпалось. Полиция задержала Юмико Такаги и Хайнкель Вольф; ситуация с Сиэль и Андерсеном до сих пор не прояснилась — весь день Интегра порывалась сама поехать и разобраться, но каждый раз ее останавливали Виктория и Уолтер, боящиеся, что хозяйка разнесет там все в пух прах; Сион Эльтнем и еще две неизвестных женщины вместе с ней скрываются в неизвестном месте. Сколько ни пыталась Интегра выяснить, с кем именно сбежала опальный алхимик — никто так ничего и не сказал по существу. В общем, 26 августа 1999 года явно никак нельзя было назвать самым счастливым днем в жизни Интегры Хеллсинг. В результате сэр-леди не выдержала напряжения и, сославшись на головную боль, скрылась в спальне, захлопнув дверь перед носом Виктории и Уолтера, и просидела там до самого заката.
«Дикие гуси», поселившиеся со вчерашнего дня на территории особняка, тоже беспокоились, видя волнение хозяйки. Даже их капитан Пип Бернадотте перестал отпускать соленые шуточки в адрес Виктории. В отряде поселился слух, что скоро им предстоит принять участие в невиданной битве. Интегре было лень разубеждать их, и слухи крепли, обрастая подробностями, почерпнутыми из газет и телевизионных передач.
Арквейд, как и Интегра, заперлась у себя в комнате и безвылазно сидела там с тех пор, как они с князем нечисти явились под утро с охоты. Алукард тоже почти сразу удалился в подземелье, не прислушиваясь особенно к тому, что твердила ему разгневанная Интегра.
Сэр Хеллсинг успела вернуться в свой кабинет как раз вовремя: кто-то робко поскребся в дверь, и вот уже на пороге стоит Арквейд, а за спиной у нее высится мрачная фигура Алукарда. Тот сдвинул бывшую принцессу в сторонку и сам шагнул в кабинет. У Брюнстад при этом был весьма потешный вид, да и сама ситуация казалась забавной, вот только самой Интегре было не до веселья. Виктория сжалась за ее левым плечом, не зная, чего опасаться больше — жутковатой улыбки Мастера или растущего гнева хозяйки.
— Мы отправляемся на охоту, моя госпожа, — объявил князь нечисти вместо приветствия.
Интегра ничего не ответила. Рука привычно потянулась к портсигару. Вытянув сигару и медленно закурив ее, сэр Хеллсинг, наконец, подняла холодный взгляд на своего слугу.
— Надеюсь, на этот раз вы вернетесь с добычей. А то до этого вы как-то меня не впечатлили.
Алукарда, казалось, это замечание совсем не задело. Арквейд за его спиной прислонилась к дверному косяку и, сложив руки на груди, нахмурилась. На ней была та одежда, в которой она прибыла в город. Уолтер постарался на славу: от кровавых пятен, совсем недавно красовавшихся на белой кофте, не осталось и следа.
— Можешь не сомневаться, Интегра, — спокойно откликнулся Алукард. — Уж в этот раз мы достанем их. Обоих, — стремительно развернувшись, он направился к двери и, проходя мимо Арквейд, бросил ей коротко: — Идем.
Та молча последовала за ним, и вместе они покинули особняк.
Виктория с тоской посмотрела им вслед. Ее нестерпимо мучило пренебрежение Алукарда, упорно не берущего ее на охоту. Она не видела здесь ни грана заботы, о которой толковали Интегра и Арквейд, — только осознание собственной никчемности давило на сердце юной дракулины. Но ничего не поделаешь; не лезть же с этой проблемой к Интегре, право слово... Она бесшумно выскользнула из кабинета, где с каждым мгновением становилось все более душно, словно перед грозой. Она предпочла оставить Уолтеру все заботы о госпоже Хеллсинг, явно пребывающей на грани гневной истерики; как не смотри, а у дворецкого всяко лучше выйдет успокоить хозяйку, — нет никого, кто еще так хорошо знал бы Интегру, как старый мистер Дольнез.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Виктория вышла на улицу и медленно побрела по следам Алукарда и Арквейд. Она знала, что нет ничего правильного в том, чтобы идти за ними, но шаг ее невольно ускорялся по мере того, как она настигала своего учителя и его спутницу.
Арквейд молча шла за Алукардом, удивляясь четкости и уверенности его шага. Поначалу она решила, что ей кажется, но с течением минут только убедилась в своих подозрениях.
— Алукард, — позвала бывшая принцесса. — За нами следят. Это...
— Виктория. Я знаю, — откликнулся пятисотлетний вампир мрачно и вздохнул. — Глупая любопытная девчонка. Когда-нибудь она поплатится за свою беспечность.
— Она не более беспечна, чем я, — возразила Арквейд.
— Нашли, чем гордиться, — хмыкнул Алукард. — Вы обе, черт вас подери, как дети малые. С Викторией, в общем-то, все понятно: она ребенок и есть; но вы, белая принцесса... вы просто удивляете. Я многое ожидал от последней из истинных предков, но вы вдребезги разбили все мои представления.
— Зато вы полностью оправдываете славу как самого бесчувственного и толстокожего чурбана среди мертвых апостола, — надулась бывшая принцесса.
Алукард остановился так резко, что Арквейд едва не налетела на него, и медленно обернулся. Желтые стекла его очков опасно сверкнули, ветер рванул полы алого плаща. Какое-то время он выглядел настолько разгневанным, что Арквейд поневоле пожалела о своих словах. Поистине, иногда лучше промолчать. Однако спустя пару мгновений безмолвия князь нечисти вдруг захохотал — весело и мрачно одновременно.
— Ну, по крайней мере, вы ведь не будете отрицать, что это мне чертовски идет, верно? — с иронией спросил он, отсмеявшись.
— Не буду, — Арквейд робко улыбнулась. — Хотя, должна признать...
— Я понял, понял, — Носферату приподнял руки в шутливой капитуляции. — Я не хотел задеть вашу гордость, о прекрасная Дея Торис, миледи.
— Вам прекрасно известно, что я лунная принцесса, а не марсианская, — притворно обиделась Арквейд. Спрятав руки за спину, Брюнстад окинула своего собеседника веселым взглядом.
— А вы не находите, что ваша планета в последнее время какая-то слишком уж алая? — Вопросом на вопрос ответил князь нечисти, указав на неподвижно висящую в ночных небесах полную луну.
— Это спутник, а не планета, — рассеяно проговорила бывшая принцесса Шинсо.
— Ну извините. Я родился в темные времена Средневековья, мисс Ая Плутишка. Вы так и не ответили на вопрос.
— Вы тоже. У вас неплохие знания новейшей литературы для средневекового рыцаря. Дея Торис, кто бы мог подумать...
— Пятьсот лет — долгий срок. Не одного же Брема Стокера мне читать? — Алукард усмехнулся, поправив съехавшие на кончик носа очки. — Книги живут дольше людей... Скажите-ка мне лучше, откуда вы сами узнали о Дее Торис, вы же...
— Невежливо напоминать леди о ее возрасте, — взмахом руки остановила Носферату Арквейд; в этом жесте было больше кокетства, чем возмущения, как и в ее словах. — И уж совсем нехорошо — о ее дурных привычках. Имейте совесть, господин. У меня тоже могут быть свои секреты.
— Прошу прощения, — с деланным смирением проговорил Алукард. А затем неожиданно стал каким-то непривычно серьезным. Вечная улыбка растаяла на его устах, когда он вновь поднял взгляд к небесам. Нахмурившись, бывший граф пробормотал задумчиво: — И все-таки странная луна нынче, верно? Багряная...
Арквейд вздрогнула и бросила быстрый взгляд на Алукарда. Затем неуверенно улыбнулась.
— Д-да, наверное. Я думала, для Лондона это в порядке вещей.
— Но не каждую ночь.
Арквейд отвела глаза, словно бы боясь встретиться взглядом со своим спутником. Чтобы сменить тему разговора, она негромко спросила:
— И все же, Алукард... Как нам быть с Викторией?
— Пока — никак, — Носферату махнул рукой. — Пусть делает, что хочет. Если напорется на кого-нибудь из наших клыкастых «друзей», что ж, значит, мы быстрее их найдем.
И он вновь пошел вперед. Туман низко стелился вокруг них, и фонарный свет путался в нем, смешиваясь с непривычно густым, ярким сиянием полной луны.
Какое-то время они шли молча. Виктория не подходила к ним близко и вообще никак не обнаруживала своего присутствия, пока вдруг ночную тишину не разрезал крик ужаса.
— О, кто-то все-таки клюнул на наживку, — торжествующе воскликнул Алукард. Он повернулся и пошел обратно, туда, откуда слышался крик. Арквейд поспешила за ним. Они увидели Викторию, отбивающуюся от пары непонятных черных тварей — вроде бы вепрей. Твари наседали, юная дракулина отступала, сжимая рукой раненное плечо. Князь нечисти тяжело вздохнул. — Она безнадежна.
— А, значит, я все-таки не ошибся, — раздался во мраке знакомый голос Неро Хаоса. Десятый прародитель бесшумно выступил из тени. — Эта девочка действительно связана с вами, — взгляд его бесцветных глаз скользнул с Арквейд на Алукарда и обратно. Черные «вепри» оставили Викторию в покое и вернулись к своему хозяину. Дракулина поспешила спрятаться за спиной Мастера.
— Неро Хаос, — голос Арквейд прозвучал неожиданно холодно. — А где Вальдамьонг?
— Где-то в городе, копит силы, — бесстрастно откликнулся мертвый апостол, пожав плечами. Это движение переросло во что-то большее, его тело под плащом странно взбугрилось; в следующее мгновение что-то ослепительно сверкнуло, и перед Арквейд, Алукардом и Викторией предстал огромный черный ящер с крыльями — настоящий дракон из средневековых легенд. Дракон раскрыл кроваво-алую пасть, язык вывалился наружу, словно лестница в ад; пахнуло гнилью и дымом, в пыль закапала окутанная ядовитыми испарениями, черная, как смола, и такая же вязкая, слюна. Огненные глаза чудовища с желтыми вертикальными, как у кошки, зрачками горели во тьме точно пара фонарей; черный хвост с громадными костяными шипами яростно метался из стороны в сторону, играючи сдирая с мощенной поверхности тротуаров каменные плитки.
Однако Арквейд быстро потеряла интерес к легендарной твари; ее взгляд был направлен куда-то вверх, на крышу одного из высотных зданий. Вампирские глаза белой принцессы различили на фоне луны знакомый силуэт. Роа...
— Уходите отсюда, Арквейд, — негромко велел Алукард, доставая из-под плаща свои верные пистолеты. — Я с этим разберусь.
— Но...
— Не спорьте. Принцессам не положено сражаться с драконами, — на лице князя нечисти вновь появилась саркастическая ухмылка. Впрочем, тон его показался Арквейд лишенным иронии и насмешки. — Ведь верно?
Некоторое время девушка колебалась. Но затем взгляд бывшей принцессы вновь обратился туда, где стоял ее самый старый и ненавистный враг. Она кивнула и в следующее мгновение растворилась в ночи.
Как только Арквейд скрылась, Алукард поднял пистолеты и выстрелил, — но не в дракона, а в Неро Хаоса.
Выстрел снес мертвому апостолу половину лица, превратив его в кровавую маску обгоревшего мяса; только глаза каким-то непостижимым образом продолжали гореть адским пламенем, да то, что еще пару мгновений назад было ртом, раскрылось в какой-то жуткой усмешке.
— Бесполезно, — послышался холодный голос мертвого апостола. Алукард увидел, как по изуродованному лицу вампира-алхимика подобно волне прошла какая-то дрожь: поврежденные ткани, мышцы и кожа восстанавливались, регенерировали. Несколько коротких мгновений, — и мертвый апостол вновь предстал в своем изначальном облике; только вздутые вены на висках и лбу какое-то время еще указывали на то место, где совсем недавно были самые разрушительные повреждения. — Даже если вы уничтожите это тело, вы не сможете убить меня таким образом. Для меня не существует концепции «истинного тела»; все создания и сущности, что рождаются во мне, и которых вы называете моими фамильярами, — все они — это я. А я — это они.
— Да неужели? — Бесстрастно откликнулся Алукард, которого, похоже, не тронули ни регенерация, ни речи профессора Неро. — Значит, если я уничтожу дракона...
— Ничего не изменится, — медленно кивнул бывший алхимик. — Пока я жив, они тоже будут жить. Пока живы они, я не умру. Я не знаю ни одного способа уничтожить меня без применения специального оружия. И речь идет не о концептуальном оружии церковников и прочих охотников на нечисть. Чтобы убить меня, нужно уничтожить разом все заключенные во мне сущности.
— Я ведь ваш враг, профессор, — вкрадчиво напомнил мертвому апостолу Алукард. — Я, конечно, понимаю, что у вас было нелегкое прошлое в Море Эстрей... но я ведь не студент.
— Я упоминал, что мое существование представляет для меня только научный интерес, — все тем же флегматичным, даже, пожалуй, равнодушным тоном проговорил в ответ вампир-алхимик.
— Хорошо, что оно вообще представляет для вас какой-то интерес, — пробормотал Носферату. — Значит, вы считаете, что уничтожить вас у меня не получится.
— Вы могущественный вампир, Алукард, и наши способности в чем-то схожи. Но — нет. Скорее всего, мы с вами будем сражаться до тех пор, пока моя жизненная сила не иссякнет. И хотя по меркам бессмертных это случится уже очень и очень скоро, я сомневаюсь, что вы располагаете таким количеством времени.
— Тут вы чертовски правы, профессор, — нахмурился князь нечисти.
Неро Хаос не ответил. Зато ответил дракон: издав громогласный рев, он бросился вперед, оставляя глубокие борозды на каменной кладке огромными хищно изогнутыми когтями. По-змеиному откинув гибкую шею назад и расправив шатром кожистые, как у летучей мыши, с кривыми костяными наростами крылья, мифический ящер завис над невозмутимо ухмыляющимся Алукардом.
Какое-то время ничего не происходило. Но вдруг откуда-то раздался тоненький испуганный полустон-полувсхлип:
— Мастер...
Виктория, о которой все как-то забыли, очнулась от ступора и решила напомнить о себе не в самый удачный момент. Алукард отвлекся, бросив быстрый взгляд на ученицу. А дракону и этого было достаточно: несмотря на огромные размеры, легендарная тварь отличалась поистине змеиной скоростью. Внезапно, словно кобра, дракон разогнул шею и схватил Носферату за алый плащ. Подбросив добычу вверх, ящер вновь поймал ее и сжал челюсти поперек туловища древнего вампира. И затряс головой из стороны в сторону, словно охотничий пес, поймавший куропатку.
Виктория забыла, как дышать, и зажала рот рукой. Во все стороны полетели капли крови ее хозяина и создателя. Одна из них, обжигающе горячая, попала юной дракулине на щеку...
Фонарь, еще недавно горевший ровно, внезапно с треском погас, как и его ближайший сосед; воцарилась темнота, освещаемая только безжизненным светом полной луны. И в этой темноте зажглись глаза.
Сотни глаз. Алых, как лондонская луна.

Роа неподвижно стоял на крыше высотного здания и смотрел на перехваченный черной лентой реки город, вольно раскинувшийся внизу, у него под ногами. Желтые и алые отсветы ночного Лондона играли на лице и волосах вампира; он стоял вполоборота к Арквейд и, казалось, совершенно ее не замечал.
— Моя милая принцесса, — неожиданно проговорил Роа и повернулся к Брюнстад, раскинув руки в гостеприимном жесте, — ты все-таки пришла. Я ждал тебя. Сегодня ты, наконец, станешь свидетельницей моего триумфа.
— Роа, — Арквейд сделала шаг к нему навстречу. В ее глазах появились золотые искры, а на руках удлинились когти, — она готовилась к бою и не скрывала этого. Вальдамьонг же не терял спокойствия, только иронично приподнялась его правая бровь. Апостол не сделал ни одного движения, но вдруг к Арквейд, словно змеи, со звоном устремились тяжелые цепи — точь-в-точь такие, какие удерживали белую принцессу Шинсо на ее троне в подвалах Тысячелетнего замка. Она не успела уклониться; против этих цепей Арквейд ничего не могла поделать, — они опутали ее, стянув руки, ноги и туловище в своих стальных тисках так крепко, что Брюнстад едва не задохнулась.
— Навевает воспоминания, — Роа усмехнулся, глядя на распростертую в цепях, бессильно трепыхающуюся, словно птица в клетке, Арквейд. — Без поддержки церковников ты уже не так сильна, верно, маленькая принцесса? А где, кстати, твой новый дружок, этот Алукард? — Вальдамьонг прищурился, оглядываясь кругом, словно ожидая разглядеть выходящего из мрака князя нечисти. — А, он, наверное, столкнулся с профессором Неро, так? Что ж, я думаю, эта битва им обоим придется по нраву, если верить тому, что я слышал о величайшем из Носферату, — и Вальдамьонг расхохотался столь издевательски, что Арквейд захотелось немедленно вызвать его на дуэль. Она бы так и поступила, если бы не эти проклятые цепи, отсутствие перчаток и то, что они с Роа и так уже фактически находятся на поле битвы. Мертвый апостол тем временем продолжал вещать: — Но пусть их. У нас с тобой, дорогая, есть другие дела. Полагаю, тебе будет интересно посмотреть, как мои питомцы, — бывший церковник сделал широкий жест, и Брюнстад догадалась, что повсюду здесь, в тенях, скрываются полчища голодных упырей, — превратят этот славный город в замечательную кровавую пустыню. А потом, когда мы насладимся этим чу́дным зрелищем... — «Змей Акаши» оказался рядом с Арквейд так быстро, что она даже не заметила его приближения. Ледяная рука вампира взяла девушку за подбородок, развернув лицо так, чтобы Роа смог разглядеть свое отражение в ее глазах. — Или, быть может, ты присоединишься ко мне сейчас, принцесса? Не надоело еще держать себя в руках из никому не понятных побуждений? — Роа был так близко, что их дыхания смешивались. Арквейд сделала попытку вырваться, но бесполезно: его рука держала так же крепко, как и эти проклятые цепи. Губы Вальдамьонга дрогнули в язвительной усмешке, обнажившей его сахарно-белые вампирские клыки, и он отпустил ее. Мертвый апостол достал из ножен на поясе короткий кинжал, сверкнувший в огнях города закаленной сталью, и невозмутимо провел лезвием по своей ладони. Кровь быстро-быстро, толчками потекла по его пальцам и закапала в пыль; зрачки Арквейд расширились, глаза заволокло золотистой дымкой. Роа сказал:
— Немного этой благословенной жидкости, — и ты сможешь сбросить цепи. Во всех смыслах. Чуешь, Арквейд? Это запах твоей свободы, — вымазанные густой кровью пальцы коснулись ее щеки, оставив на ней темно-алый след.
— Ты глупец, Роа, — прохрипела в своих цепях Арквейд. — Мы это уже проходили. Разве ты не помнишь, что случилось в прошлый раз? Кровь превратит меня в неуправляемого демона. Что ты будешь делать, когда я испорчу тебе охоту и обернусь против тебя?
— Битва длиной в вечность — с тобой, моя дорогая принцесса. О чем я еще могу мечтать?
— Безумец.
— О, несомненно, — Роа насмешливо поклонился. — Моя леди, меня восхищает ваша догадливость. Но все это я уже слышал. Раз семнадцать слышал, милая, из твоих очаровательных уст — одно и то же. Может быть, хоть раз ваша светлость снизойдет и скажет, наконец, что-то новенькое?
— Ты чертов ублюдок, Вальдамьонг, и всегда им был.
— Иногда ты бываешь просто невыносимо неизобретательной и грубой, моя дорогая. Ты неисправима. Впрочем, именно это мне в тебе и нравилось с тех пор, как ты сбросила — не без моей помощи — свою извечную маску высокомерного равнодушия. Хотя вряд ли так подобает говорить белой принцессе истинных предков... Но к черту эту лирику; я здесь не для того, чтобы учить тебя хорошим манерам. Демону-лорду они ни к чему, верно?
— Я никогда не стану...
— Станешь. Куда ты денешься, дорогая? У вас, у истинных предков, дорога одна — и когда-то все вы приходите к ее концу. И рвете на себе волосы, считая, что это тупик. Но это не тупик, Арквейд. Это свобода. Тебя все равно ожидает это — рано или поздно. Так чего тянуть? Какая разница, когда импульс доконает тебя — сегодня или через пятьдесят лет? Ты ведь уже перестала ценить свое бессмертие? Все перестают. И только я, так долго стремившийся к жизни сквозь тенета смерти, все еще наслаждаюсь тем, что могу дышать этим грязным, наполненным смогом воздухом.
— От тебя не так уж много осталось, — пробормотала бывшая принцесса в ответ. — Ты хоть помнишь, каким был настоящий Михаэль Роа Вальдамьонг? Или все, что ты знаешь — это бесконечная жажда жизни и ничего сверх того?
— Даже если и так — это уже немало, верно?
— Живым тебя делают не воздух и земля под ногами.
— Бесполезно, принцесса, — Роа поднял руку, испачканную все еще сочащейся из раны кровью, и с удовлетворением отметил, как Арквейд жадно следит за каждым ее движением, как безумно бьется жилка на шее принцессы Шинсо. — Из нас двоих не я, а ты висишь здесь в цепях и сгораешь от вампирского импульса. Так ты меня не убедишь. Придумай что-нибудь получше. Или... — Его окровавленные пальцы почти нежно легли ей на губы. Алые глаза Роа почернели как у Сиэль, когда она пыталась что-то кому-то внушить с помощью своего мистического взгляда подчинения. Однако и у Арквейд, как у истинного предка, тоже была эта магическая цепь, не менее сильная, чем у любого из Носферату, и какое-то время золото и оникс сражались между собой за право отдавать приказы. Но запах крови оказался слишком силен, и сила воли бывшей принцессы таяла, как снег ярким весенним днем. Когда Арквейд готова была уже сдаться и уступить жажде, раздался выстрел.
Пуля из освященного серебра попала Вальдамьонгу в переносицу, и сила удара была такова, что апостола отбросило от Арквейд на несколько метров. Тяжелые цепи, удерживавшие девушку, пали, рассыпавшись пеплом, и Брюнстад мешком свалилась на землю, прямо под ноги тому, кто стрелял в Роа.
То был Алукард. Его алый плащ превратился в лохмотья, свою широкополую фетровую шляпу он потерял, пока сражался с Неро Хаосом и его фамильярами. Оранжевые очки тоже, вероятно, остались на покинутом поле битвы, — стекла их вылетели из оправы и разбились, так что теперь они были бесполезны. Однако глаза Носферату горели все тем же кровавым огнем, а на лице написано было торжество.
— Я вижу, вы тут развлекаетесь без меня, Арквейд? — Весело спросил Алукард, галантно подавая девушке руку и помогая ей встать. Она едва держалась на ногах, — ее всю трясло в лихорадке импульса.
— О, дорогой гость, вы как раз успели к ужину, — выстрел, конечно, не убил Роа Вальдамьонга, но поверг его на колени, и теперь ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы подняться на ноги. Рана на лбу затягивалась с шипением, нехотя, гораздо медленнее, чем если бы выстрел был сделан из обычного оружия. Наконец, пуля выпала и со звоном покатилась по земле, сверкая серебром из-под покрывающей ее крови. Роа тем временем продолжал говорить: — Окажите нам любезность, милорд, присоединитесь к нашему небольшому празднику.
— С большим удовольствием, — Алукард улыбнулся своей извечной жуткой улыбкой и вновь направил Casull в Роа.
— А профессор Неро не почтит нас своим присутствием? — Как ни в чем не бывало, лениво спросил Вальдамьонг, не обратив на оружие ровным счетом никакого внимания.
— Боюсь, что нет. Он должен собрать свою разбежавшуюся живность. У него на это уйдет много времени... Впрочем, теперь он им уже не ограничен.
— Ах вот как? Какая жалость, — равнодушно откликнулся Роа, которого потеря заклятого друга, похоже, не особенно волновала. Гораздо больше его беспокоило то, что Хаос не расправился с Алукардом, и что сам Алукард смог справиться со столь грозным противником, с которым даже сам «Змей Акаши» старался поддерживать дружеские отношения. — Что ж, остается только пожелать ему удачи...
— Она ему понадобится.
— Не сомневаюсь.
Алукард обошел Арквейд и встал между ней и Роа. Ствол его пистолета по-прежнему был направлен в Вальдамьонга. Тот сложил руки на груди и склонил голову на бок.
— Почему вы защищаете эту женщину, лорд Алукард? — спросил он, с интересом глядя на князя нечисти. — Вы могли бы присоединиться ко мне и стать одним из двадцати семи прародителей — у нас как раз есть свободные места. Я думаю, принцесса Альтруж рассмотрела бы вашу кандидатуру. Видите ли, она в некоторой степени моя должница...
— Я дал обещание, — ответил Алукард. — К тому же мне не нравятся ваши методы; защищать этот город мой долг, а вы пытаетесь разрушить его. И наконец, я никогда не стремился стать «одним из», если вы понимаете, о чем я говорю.
— Боюсь, что мои представления о чести и долге немного изменились за последние восемь веков. Так что я очень сожалею.
— Что ж, я не скажу, что ожидал услышать нечто другое. В таком случае, я думаю, вы не будете возражать, если я... — вместо того, чтобы закончить свою мысль, Алукард спустил курок. Однако в этот раз Роа был готов, и в его планы не входило поймать еще одну порцию освященного серебра. Его упыри накопили для своего хозяина достаточно энергии, чтобы Вальдамьонг смог пустить в ход парочку своих собственных припрятанных в рукаве козырей. Он поднял правую руку и щелкнул пальцами.
В сторону Алукарда устремилось множество алых «стрел» — что-то вроде кровавого дождя, только летящего параллельно земле. Одна из них столкнулась с пулей в воздухе прежде, чем та успела достигнуть мертвого апостола; раздался взрыв, окутавший все вокруг густым дымом. Остальные стрелы летели сквозь него, управляемые волей «Змея Акаши», прямо в князя нечисти. Тот не сделал ни малейшей попытки уйти с линии огня: одна из кровавых капель Вальдамьонга чиркнула Носферату по лбу и рассекла кожу до кости; другая воткнулась ему в глаз такой силой, что должна была, вероятно, дойти до мозга; и еще полчища их товарок поразили Алукарда в грудь и в живот, и в руки, и в ноги, и, наконец, тело его не выдержало этого смертоносного, поистине сокрушительного напора, и бывший граф упал сначала на колени, а затем грянулся оземь, ничком, подняв облачко пыли.
Пошатываясь, Арквейд с трудом добрела до него и, опустившись на землю рядом с поверженным Носферату, осторожно потрясла его за плечо.
— Очнитесь, Алукард, — сказала она с мольбой, почти жалобно. — Прошу вас, пожалуйста, очнитесь.
Она перевернула князя нечисти лицом вверх, и сердце ее упало: глаза древнего вампира смотрели в небеса неподвижно, не мигая, — Алукард, несомненно, был мертв.
Однако неожиданно губы на его окровавленном лице дрогнули, и Арквейд поспешно склонилась к нему пониже. Она услышала невнятное бормотание:
— Снятие... печати...
Ее отвлек какой-то громкий звук, — то Роа аплодировал собственной удаче. Брюнстад поднялась на ноги навстречу смеющемуся вампиру.
— Похоже, великий Носферату повержен; он пал от моей руки — руки Михаэля Роа Вальдамьонга, «Змея Акаши»! И это только начало, моя милая принцесса Арквейд. Следующей будет твоя прелестная сестренка Альтруж вместе с ее прилипалами-телохранителями; все прародители падут к моим ногам, а с ними вместе и мое дитя, Агентство Погребения с этой нахалкой Нарбарек во главе. Отныне и впредь нет никого могущественнее меня! — Роа раскинул руки в стороны в торжествующем жесте, а его безумные алые глаза уставились на Арквейд. — И между мной и моим будущим осталась только одна маленькая проблемка, — его длинный белый палец указал на бывшую принцессу, — и это ты, моя дорогая. Почему бы тебе не исчезнуть сейчас?
И он вновь поднял руку.
— Исчезнешь ты, Роа. Навсегда, — Арквейд вскинула обе ладони вверх, к залитым лунным светом ночным небесам и крикнула сияющим в вышине звездам: — МРАМОРНЫЙ ФАНТАЗМ!
Сам воздух пришел вокруг них в движение, превращаясь в нечто совершенно иное, обретая материальную форму. Яростно взвыл ветер, и в следующее мгновение сотни прозрачных острых, как битое стекло, воздушных лезвий устремились к Роа. Беззвучные слова заклинания замерли у мертвого апостола на устах, а затем он перестал существовать, изрезанный невидимыми клинками в кровавую пыль. И тогда Арквейд обессилено опустилась на землю.
— Ха! Неужели ты думаешь, что сможешь так легко от меня избавиться?
Брюнстад вздрогнула и вновь подняла взор, взглянув туда, где клубился дым только что отзвучавшего заклинания. Сквозь завесу туманного сумрака бывшая принцесса с ужасом разглядела знакомый силуэт — похоже, Роа стал уже настолько силен, что мог регенерировать даже после того, как его тело превратилось в пепел.
— Эт-того не может... — пролепетала Арквейд заплетающимся от потрясения языком.
— Еще как может, милая, — Роа выступил из клубящегося мрака. — А теперь ты отправишься туда, куда только что чуть не отправила меня.
Его прервал другой голос — громовой баритон, хорошо знакомый им обоим:
— Разрешение на снятие печати до нулевого уровня ограничения получено.
Роа и Арквейд почти синхронно обернулись. За спиной у Брюнстад стоял Алукард, живой, в искромсанном до неузнаваемости плаще и с развевающимися на поднятом фантазмом ветру волосами. Последние раны затягивались на лице Носферату.
Опомнившись, Роа щелкнул пальцами.
Алукард усмехнулся, и в этот миг у них под ногами разверзлась бездна.
«Зеркало души? — подумала Арквейд в смятении, глядя, как мимо нее проносится бесчисленная армия душ, поглощенных Алукардом, графом Дракулой, валашским князем Владом Цепешем за последние пять веков. Затем бывшая принцесса взглянула вверх и увидела в небесах широко ухмыляющуюся луну. — Нет, это больше похоже на фантазм... Река смерти... кровавая река, — ее взгляд коснулся Алукарда, который дьявольски усмехался посреди этого безумия. — Кто же он такой?..»
Стоило только этому вопросу прозвучать в голове Арквейд, как ее настигли алые стрелы Роа. Брюнстад вскрикнула, когда десятки острых, как бритва, раскаленных кровавых осколков впились в ее тело, вырывая из него жизнь. Она упала и увидела лишь, как над нею проносится огромная черная тень. В следующее мгновение мир поглотил мрак.


Алукард стоял на крыше один. Старые доспехи Дракулы привычно давили ему на плечи, плащ, черный, как беззвездная ночь, вился у него за плечами. Он стоял и смотрел сквозь века туда, где она танцевала на воде в золотых лунных брызгах, что смеющаяся весна щедрой рукой рассыпа́ла в предрассветном сумраке.
Белая принцесса истинных предков. Длинные светлые волосы стелятся за нею на ветру, а платье не касается воды. Хрупкая, как лунный луч, она кружится в танце, который кажется бесконечным, чтобы навсегда исчезнуть с первыми лучами солнца и никогда уже не вернуться в этот дневной мир.
Она улыбается ему беспечно и говорит:
— Вы одержали победу, милорд?
— Да, — отвечает он.
— Что ж... В таком случае, у меня здесь больше не сталось дел. Мне пора возвращаться домой.
Ее улыбка становится какой-то особенно теплой, и от нее в сердце рождается давно забытая тоска. Она поднимает руку в прощальном жесте. За ее спиной занимается рассвет.
— Постойте, — просит он. — Вы ведь вернетесь еще?
— Возможно, — эхом слышится ее голос. Она тает быстрее, чем над водой появляются первые лучи солнца. — Если меня позовут, если я буду нужна... Но, мне кажется, миру найдется, у кого попросить помощи. Верно?
Ее смех гаснет, и гаснут ее золотые глаза. Он протягивает руку и ловит янтарный свет; шафранные пылинки плывут мимо него, а он стоит на крыше один, посреди этого бескрайнего золотого моря и почти без боли смотрит в рассвет. И улыбается.

Сиэль открыла глаза и резко села на кровати. Голова закружилась от быстрого движения, и, почувствовав на плечах чьи-то руки, экзекутор позволила вновь себя уложить. Поморгав немного, девушка прочистила глаза и обнаружила, что лежит в знакомом гостиничном номере. Тогда Сиэль слегка повернула голову, чтобы посмотреть, кто еще есть в комнате, увидела прямо перед собой круглые очки и широкий шрам на небритой щеке — и попыталась вскочить снова, но ей не дали.
— Подумать только, — вздохнул Александр Андерсен. — Я в комнате наедине с женщиной... В последний раз такое было, — святой отец сплел пальцы вместе и ностальгически улыбнулся, — очень, очень давно.
— Где Мистер Рассвет? — спросила Сиэль, оглядывая комнату в поисках своего напарника. Девушка-агент заметила, что все светильники в номере включены, а в окно, неподвижно зависнув среди теней ночного неба, заглядывает полная луна. Сколько же она провалялась без чувств?
— Ушел в аптеку. Опять. Уже третий раз за вечер. Не думал, что сей увалень правда может быть таким тупицей. У него умный взгляд, но...
— Он не тупица, — экзекутор перевернулась на спину. — Он трус.
— Да, это все меняет, — паладин хохотнул. — Впрочем, сдается мне, он не так прост, как кажется. Он ведь чуть не погиб за тебя, юная леди. Сложно назвать такое отношение трусостью, верно?
— Да, он самый смелый трус на земле, — съязвила Сиэль в ответ, но в голосе ее было больше теплоты, чем сарказма. — Трусливый Лев. Если вас устроит такой ответ, святой отец.
— Устроит, отчего же нет... — пробормотал Андерсен, раскрыл книгу, которую до того держал подмышкой, приспустил очки и погрузился в чтение. Вскоре в «прихожей» послышался шум — то вернулся Мистер Рассвет. Протиснувшись в комнату, он с улыбкой приветствовал Сиэль, салютуя ей пакетом с лекарствами.
— Ну и напугали же вы нас, мисс, — его взор наткнулся на обжигающий холодом взгляд Андерсена, и экзекутор потупил глаза и торопливо поправился: — то есть меня, только меня, конечно...
— Ладно, ладно, — дружелюбно улыбнулся Андерсен. — Должен признать: я немного волновался, что причинил вред юной леди, — увидев, что оба похоронных агента смотрят на него недоверчиво, паладин пожал плечами. — Ну, то, что я священник, не освобождает меня от джентльменского кодекса... наверное. Что?
— Ничего, — Сиэль кашлянула в кулачок и отвернулась. Рассвет тоже с преувеличенным вниманием принялся разглядывать пасторальный рисунок на обоях. Андерсен захлопнул книгу и сложил руки на груди.
— Но это не отменяет того, что мы с вами соперники...
— Конечно, нет, — заверила его экзекутор, и ее напарник с потешной категоричностью замотал головой из стороны в сторону.
— ...и что вы помешали мне исполнять мои служебные обязанности...
— Да, сэр.
— ...и напали на меня.
— Еще скажите, что «юная леди» вас избила, святой отец, — невинно хлопая глазами в потолок, сладким голоском пропела Сиэль. — Что там говорит ваш джентльменский кодекс по этому поводу?
— Искариот во мне требует дать сдачи, — Андерсен в очередной раз поправил очки.
— Леди в обмороке — сдачи не надо, — Сиэль картинно приложила ладонь тыльной стороной ко лбу, демонстрируя мнимую слабость.
— Как бы то ни было... — начал было отец Андерсен, но его прервала какая-то механическая мелодия. Паладин, а вместе с ним и Сиэль с Рассветом, вздрогнул от неожиданности и извлек откуда-то из складок рясы вибрирующий телефон. Бросив на собеседников странный взгляд, явно не привычный к взаимодействию с новомодной техникой святой отец пробормотал короткое «прошу прощения» и нажал на кнопку принятия вызова. После чего встал на ноги, отошел к окну и только тогда сказал в трубку:
— Андерсен слушает.
Какое-то время паладин молчал, и постепенно лицо его приобретало выражение не то чтобы мрачное, а скорее угнетенное. Наконец, он проговорил:
— Да я понял. Одну секунду, позвольте, я запишу адрес, — Андерсен быстро пересек комнату, схватил со стола лист бумаги и ручку и, перехватив телефон левой рукой, записал что-то размашистым, летящим почерком. — Хорошо, я скоро буду. До свидания, офицер... — он еще раз глянул на только что сделанную запись, — офицер Джонс.
После чего повесил трубку. Некоторое время в номере царило молчание, а затем святой отец тяжело вздохнул и поднял взгляд на свою бывшую противницу и ее напарника. И ухмыльнулся.
— Моих девочек забрала местная полиция. Мне придется ехать в участок, чтобы вытащить их оттуда, — проговорил он и добавил: — Максвелл меня убьет.
— Что ж, я понимаю, почему так получилось, — задумчиво протянула Сиэль. — И все же...
— Юмико, она... — Андерсен вновь вздохнул. — В общем...
— Юмико — это да девица с мечом? — Осведомилась экзекутор, скрывая улыбку в уголках губ.
— Они попались в метро, — пояснил паладин. — Все документы у меня, так что они не смогли предоставить разрешение на ношение оружия. Пока они там разбирались, целый день прошел... Ладно, мне уже пора. Нужно как можно скорее попасть в участок. В камере они долго не выдержат.
— Понимаю. По-крайней мере, не меня одну ждет выволочка по возвращении в Ватикан, — съязвила экзекутор, но Андерсен, похоже, ее уже не слушал. Быстрым шагом он покинул комнату, и в «прихожей» хлопнула дверь. Сиэль и Мистер переглянулись, но прежде, чем кто-то из них успел что-то сказать, раздалось чье-то негромкое покашливание.
— Ну наконец-то он ушел, — послышался мальчишеский голос. Экзорцист вскочил на ноги, а Сиэль привстала на кровати, чтобы тут же с болезненным стоном упасть обратно — голова все еще немилосердно кружилась. На подоконнике, скрестив ноги, сидел человек. Яркая луна светила ему в спину, так что сложно было разобрать черты его лица и прочие подробности. Однако фигура незнакомца казалась слишком хрупкой для взрослого человека: перед ними явно сидел ребенок или подросток.
— Соломон, — негромко проговорила седьмой экзекутор.
— Он самый, с приветом от Нарбарек. Как дела? — Ребенок склонил голову на бок, и лунный свет, изменив наклон, осветил его лицо. Это оказался мальчик лет четырнадцати на вид; темно-синие глаза, словно пара кратеров на бледном лике луны; черные, ровно подстриженные волосы длинной до плеч; он имел утонченный, даже аристократичный вид, хотя отдающая безумием улыбка немного портила общее впечатление, внося резонанс. Соскочив с подоконника, пришелец подошел к Сиэль, минуя Рассвета, и склонился над ней, заложив руки за спину, словно что-то в девушке вызвало у него сильнейший интерес. Слегка сморщив нос, мальчик пробормотал: — Как же воняет церковной силой... Впрочем, чего от вас еще ожидать?.. Что же с тобой приключилось, Седьмая? Неужто простудилась?
— Зачем спрашивать, если ответ тебе известен? — проворчала Сиэль в ответ. Мальчик негромко хихикнул и перевел взгляд на Рассвета, но быстро потерял к нему всякий интерес. Элезия вновь привлекла его внимание к себе, спросив: — Зачем ты здесь, Соломон?
— Да так... — Лениво откликнулся мальчик. — Не то чтобы на мое пребывание здесь были веские основания... не считая, конечно, приказа начальства.
— Хочешь сказать, Нарбарек... — Начала говорить Сиэль, но Мерем Соломон, пятый сотрудник Агентства Погребения, приложил палец к губам и загадочно улыбнулся:
— Тс-с. Всему свое время, Седьмая, — в его глазах, словно отблеск кровавого сияния луны, блеснули алые искорки. — Всему свое время...


Сион с трудом разлепила глаза и пристально вгляделась в полумрак, царящий в комнате. Прошло несколько часов с того момента, когда сестры-волшебницы притащили обессиленного алхимика обратно в гостиницу, после чего сознание наследницы Эльтнем кануло в черную пропасть беспамятства, от которого она пробудилась только сейчас.
С пришествием ночи вампирский импульс давал себя знать все яснее, однако Сион чувствовала себя будто бы обложенной ватой: все ощущения были как будто приглушены и смягчены. Даже мысли казались ленивыми болотными огоньками, медленно скользящими по самой поверхности разума. Сион позволила бы себе вновь упасть в объятия сна, если б нечто, разбудившее ее, вновь не напомнило о себе.
Пробившись сквозь мягкую, но тяжелую вату оцепенения, алхимик услышала голоса. Тихий диалог в соседней комнате, довольно ясно, впрочем, доносившийся сквозь тонкие стены. Не требовалось слишком внимательно прислушиваться, чтобы узнать, кому принадлежат голоса.
— Нужно сматываться из города, и чем скорее, тем лучше. Мы и так слишком долго задержались здесь. Это чудо, что охотники Ассоциации еще не нагрянули. Возможно, их отвлекли церковники и вампиры. Но долго нам так везти не может, ты же понимаешь. Берем девчонку и уносим отсюда ноги, — говорила Аоко.
— Сион слишком слаба, чтобы прямо сейчас встать на ноги. Сонное заклинание, что я наложила на нее, не позволит ей быстро прийти в себя. И это хорошо. Импульс доканал бы ее этой ночью, — говорила Токо.
— Она ведь не проснется? — Сквозь усталость в голосе младшей Аозаки пробилось искреннее беспокойство, тронувшее Сион.
— Не должна. Это заклинание мне всегда хорошо удавалось... Одно из немногих, — как и у сестры, голос Токо звучал устало и тревожно, но уверенно.
— Однако нам все равно нужно бежать. Я...
— Беги, если так хочется. В конце концов, мы тут не в семью играем. Ты здесь единственная, кого в Лондоне ничего не держит. Так что уходи.
Пауза. Молчание затягивалось, но наконец Аоко откликнулась. Ее голос прозвучал так тихо, что Сион едва расслышала слова, но горечь, бывшая в них, была так очевидна, что становилось не по себе.
— Да ушла бы, если б могла, — вздох. — Но не выходит что-то...
— Ты слишком честная для ведьмы, — безрадостно хмыкнула Токо. — И слишком честная для Аозаки. Не так себя должна вести глава рода.
— Вот именно.
Вновь молчание. Наконец, послышался голос Токо:
— Мы с тобой уже давно не семья и не род, Аоко. Нечего тут мелодраму на пустом месте устраивать. Можно подумать, мне есть дело... — Она осеклась. — В общем, это бесполезный разговор. Глупо обсуждать очевидные вещи.
— Это не очевидно и не глупо, — упрямо возразила младшая Аозаки.
— Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я, — с не меньшим упрямством бросила старшая сестра. — Глупо пытаться починить то, чего никогда между нами не было. В общем, я все сказала. Разговор окончен.
Послышался скрип, как будто отодвигали стул, затем шаги, а потом включили телевизор. Сион привстала на кровати, осторожно спустила ноги вниз. Ступнями нащупав туфли, девушка-алхимик поднялась и, держась за стену, сделала несколько шагов к двери. Волшебная вата все еще окутывала сознание Атласии, и все чувства по-прежнему были смутными, неразборчивыми и поступали с опозданием. Сион с содроганием подумала, что раз импульс так силен, что одерживает верх над сонным заклятием, то не будь последнего, алхимик бы уже превратилась в чудовище. В горле от подобных измышлений застрял комок.
Тяжко, медленно рассеивается туман в глазах и вновь собирается в облака, мешая видеть. Дверь с каждым шагом кажется все дальше, а вовсе не ближе. Сион потерла слипающиеся глаза. Да что ж такое-то?
— Сион, ты проснулась? — Вместе со сквозняком донесся до одурманенной заклятием девушки голос Аоко.
— Д-да, кажется. То есть... Я... Я слышала ваш разговор с Токо. Ради меня вы рискуете своей свободой. Я не стою таких...
— О чем ты говоришь? О великие записи Акаши, да у тебя опять жар, — прохладная рука красноволосой волшебницы легла на лоб алхимика. — Заклинание Токо не срабатывает...
— Срабатывает, — с трудом пролепетала Сион, пошатываясь. — Я едва на ногах стою.
— Да уж я вижу. Идем-ка обратно в кровать, — руки Аоко теперь поддерживают Атласию, не давая ей упасть. Шаг обратно. И еще.
— Аоко... Снимите заклинание.
— Что? Что ты такое говоришь? Импульс...
— Плевать на импульс. Я справлюсь с ним, всегда справлялась. Ничего страшного.
— Глупости, — неожиданно вмешался голос Токо, появившейся неизвестно откуда. — Ты себя так угробишь, и знаешь это.
— Рано или поздно он все равно меня уничтожит, — из-за сонных чар улыбка Сион получилась кривоватой. — Но не сегодня.
— Глупая девчонка, — вздохнула старшая Аозаки. — Как можно...
— Это мое тело, — перебила ее Сион непререкаемым тоном. — Я сама буду решать, что с ним делать. Пожалуйста, Токо. Все под контролем. Сними заклинание.
Какое-то время рыжеволосая колдунья молчала. Наконец, она проговорила:
— Хорошо же. Будь по-твоему. Хоть мне это и не нравится, — и она пробормотала что-то на древнем магическом наречии.
Клубящийся туман отступил, и Сион, поморгав, взглянула очищенным от дурмана взором на волшебниц. Встревоженные лазурные глаза Аоко были совсем рядом, Токо тоже была очень близко — на расстоянии вытянутой руки; лицо ее было мрачно.
И тут навалился импульс. Колени подогнулись, и лишь поддержка младшей Аозаки не дала Атласии сесть там, где стояла. Прошла, наверное, вечность борьбы, хотя для волшебниц не минуло и десятка ударов сердца. Прерывистое дыхание Сион выровнялось, и она вновь подняла взгляд на сестер Аозаки.
— Поразительно, — пробормотала Токо. — Ты действительно выдерживаешь.
— Я ведь не в первый раз через это прохожу, — напомнила Атласия. И, тем не менее, победа явно далась ей не так легко, как она хотела бы это представить. Вены вздулись на шее и висках девушки, глаза покраснели. — Но с каждым разом становится все сложнее...
— Ты могла бы, — осторожно проговорила Аоко, — могла бы перестать бороться. Просто принять свою новую сущность. Ведь существуют же мертвые апостолы, сохраняющие ясный разум. Ничего страшного, если даже ты...
Сион молча замотала головой из стороны в сторону, но так отчаянно, что волшебница осеклась. Указав пальцем в диск луны, висящий за окном, девушка сказала:
— Татари. Став вампиром, я стану его слугой. Я... не хочу подчиняться ему. Он убил... — Атласия задохнулась от ужасных воспоминаний, вновь посетивших ее, и волшебницы не нашли, что ответить на это. — Я не стану вампиром.
— Что ж... — Токо вновь тяжело вздохнула. — Вряд ли мы — я и сестра — имеем право убеждать тебя в обратном, алхимик. Но лично я, — рыжая волшебница бросила лисий взгляд на Аоко, — не могу и оставить тебя просто так. Думаю, ты стала мне другом. И я хотела бы помочь тебе еще хоть в чем-нибудь.
Сион ошарашено уставилась на старшую Аозаки. Удивительно было, что эта волшебница, независимая и сильная, действительно считает ее, Атласию, настоящим другом. Но еще удивительнее было осознавать, что у Сион вообще появился друг. Друг... Смешное и теплое слово.
— Э-э... Вообще-то, — Аоко вдруг как-то смутилась и замялась, но потом все же проговорила, опустив взгляд: — вообще-то я тоже хочу считать тебя своим другом. Если можно, конечно.
Алхимик подумала было, что Токо вновь наслала на нее сонные чары — что-то опять мешало смотреть, туманило взор. Но потом она все поняла, и лицо ее расплылось в глупой улыбке. Моменты, когда Атласия плакала, можно было пересчитать по пальцам одной руки — это было не совсем в ее характере. Точнее, совсем не в ее характере. Разве не смешно?
— Но Ассоциация...
— Плевать на Ассоциацию. Сбежим от нее, всегда сбегали. Ничего страшного.
Кто это сказал? Токо или Аоко?
— Просто позволь нам немного поучаствовать в твоей судьбе. Можно?
— Н-наверное, — Сион утерла влажный нос рукой и... не нашла, что еще сказать.


Старые часы в гостиной пробили два часа ночи, но сэр Интегра все еще не спешила отправляться спать. Стоя у окна с давно потухшей сигарой во рту, глава Хеллсинг неотрывно смотрела сквозь запотевшее стекло наружу. Свеча на столе — единственный в комнате источник света — бросала на стены беспокойные тени.
Сон не шел, и причина бессонницы была так же очевидна, как и то, что покойный отец Интегры Артур Хеллсинг точно не был силен по крайней мере в одном деле — в выборе красивого места для постройки дома. Вид из окна был ничем непримечателен и попросту скучен, и, конечно, не мог надолго привлечь внимание хозяйки дома, прожившей здесь все детство и юность. Впрочем, что-то все равно заставляло ее стоять на месте, в нервном ожидании невесть чего.
— Хозяйка, — неожиданно — или наоборот: очень даже ожидаемо? — прозвучал прямо за плечом знакомый голос. — Я вернулся. Приказ выполнен: оба вампира отныне более никогда не побеспокоят твою вотчину, госпожа.
— А, вот как? — Усмехнулась Интегра и обернулась. Она едва заметно вздрогнула, обнаружив Алукарда гораздо ближе, чем ожидала, и отстранилась. — Хорошо. Это хорошо, хоть ты и припозднился. Не думала, что придется снимать Печать. Это было так необходимо?
— Нет, просто мне хотелось убедиться, как оно будет, если ее снять.
— Очень остроумно.
— Спорю на что угодно, что тебе тоже было интересно, госпожа, — Алукард довольно осклабился, глядя на хозяйку так, словно знал все ее мысли. Возможно, так оно и было.
Интегра промолчала. Да, слуга был прав. Отчасти. Несмотря на то, что она изучила записи отца и всех предыдущих глав Хеллсинг, включая, несомненно, самого Абрахама Ван Хелсинга, ей все равно было любопытно, что будет, если спустить Алукарда с поводка. Случившееся впечатлило ее сильнее, чем она могла представить, и девушка, преисполненная трепета в сочетании с беспокойством об общих делах организации, так и не смогла заснуть. Чтобы сменить щекотливую тему на что-нибудь более нейтральное, Интегра спросила:
— А где Арквейд?
— На этот вопрос ответить может только она сама, — молвил древний вампир, переведя взгляд с хозяйки на то, что творилось за окном. — Какой унылый вид, ты не находишь? — Заметил он как бы между прочим. — У Артура был ужасный вкус. Хорошо, что в подземелье нет окон; думаю, я бы покрылся плесенью, если бы мне пришлось созерцать сей вид каждый день...
— Значит, Арквейд Брюнстад исчезла, — уточнила Интегра, не спрашивая, но утверждая.
— О да, «исчезла» — это очень подходящее слово, — с непередаваемой интонацией ответил Носферату. — Но мне больше нравится, когда говорят «пропала»; в этом есть что-то трагическое, даже, можно сказать, фатальное — как «кануть в пропасть» или что-то в этом духе. Как думаешь?
— Я думаю, что пора лечить твое словоизлияние. Я тону, — проворчала сэр Хеллсинг, и слуга воззрился на нее с удивлением — неужто его хозяйка в кои-то веки изволила шутить. Интегра отвернулась, но вдруг ей как будто что-то пришло в голову, и она вновь смерила Алукарда странным взглядом. После чего сэр-леди кашлянула и нахмурилась, однако на миг лицо ее посетила улыбка — еще одно весьма необычное явление для Интегры. — Что ж... Раз на сегодня все, я могу отправляться спать. Нелегкий сегодня выдался денек. Спокойной ночи, — и, развернувшись, смуглокожая девушка направилась к двери.
— Спокойной, — откликнулся Алукард, и тогда его хозяйка покинула кабинет. Какое-то время Князь Нечисти еще стоял и смотрел в окно. Красные глаза, не скрытые более за желтыми очками, тускло сверкали в полумраке. Медленно, очень медленно древний вампир протянул руку и коснулся рукой без перчатки холодной влажной поверхности стекла. Ничего удивительного: особняк старый, насквозь продрогший от сквозняков; обычное дело, что окна даже изнутри покрываются испариной. Впрочем, Алукарда это не интересовало: о том, что такое холод, он забыл почти пятьсот лет назад, когда перестал быть человеком и превратился в чудовище.
Задумчиво прикрыв глаза, Носферату улыбнулся. А в следующее мгновение улыбка сменилась привычным хищным оскалом, и Алукард отнял руку от стекла. Он повернулся спиной к окну, и жалкие остатки его плаща колыхнулись в такт движению, сбив со стола единственную свечу, горящую в кабинете. В поглотившем комнату мраке послушался негромкий смех, а затем все стихло, и дом погрузился в молчание, словно бы все звуки разом исчезли.
Только на окне еще оставался след от ладони, но вскоре и он пропал, будто смытый лондонским ночным туманом.

Эпилог

Алукард вышел на ночной обход, больше напоминающий прогулку: теперь, когда Роа Вальдамьонг и Неро Хаос были повержены, Лондону ничего не угрожало, — по крайней мере в ближайшее время, пока загадочный Миллениум еще не активизировался. Алукард не видел смысла в ежевечерних дежурствах, но переубедить Интегру было сложно, да вампир, в общем-то, и не пытался. В конце концов, от того, что он лишний раз проветрится, ничего плохого уж точно не случится. «Не развалишься», как сказала хозяйка, презрительно скривив губы.
Верно. Не развалится. Усталость ему, князю нечисти, не противник.
Горькая усмешка скривила губы. Сам собой напрашивался вопрос: а кто тогда противник-то?
Это было второе сентября; с той ночи, когда двое из прародителей мертвых апостолов навсегда исчезли из этого мира, а вместе с ними и бесследно пропала и белая принцесса истинных предков, прошло не меньше недели. Время медленно поедало лунный диск; сейчас от него осталась уже половина. Алукард не задумывался особенно, куда девалась его напарница: в конце концов, эта привычка появляться неизвестно откуда и так же неизвестно куда пропадать — верна для всего вампирского рода. И не важно, кто ты: истинный предок или мертвый апостол; вампир есть вампир. С этим как-то не поспоришь.
Алукард предполагал, что, возможно, Арквейд погибла. Да, он в этом почти не сомневался: с нее станется, могла и погибнуть. Или же вернулась в свой знаменитый тысячелетний замок. Кто знает...
Алукард хмыкнул. В вампирах есть что-то английское, не так ли? Не поэтому ли судьба выдернула его из родной Румынии много лет назад и бросила сюда, в Лондон? Да что там, валить все на судьбу — это не серьезно... Он сам бросился в Англию. И сам попал в ее сети, угодил в ловушку туманов и смога нового Авалона и его рыцарей без страха и упрека.
Так, позволив мыслям свободно перелетать от одной темы к другой, Алукард и гулял по ночному городу, нигде не задерживаясь, но и никуда не спеша. В последние дни настроение его было каким-то непривычно меланхоличным; даже вечная ухмылка не спасала положение, в мыслях витал ветер, а на лице написано было отсутствие. Викторию это угнетало, и потому она все время ходила как в воду опущенная, непривычно тихая и какая-то печальная что ли. Интегру неожиданная бесстрастность Алукарда, похоже, выводила из себя похлеще любой его выходки, и, наверное, именно поэтому она каждый вечер, как только солнце скрывалось за горизонтом, отправляла вампира без толку патрулировать улицы Лондона.
Неожиданно один из фонарей, освещавших Алукарду дорогу в темноте, замигал. Князь нечисти остановился, глянув на уличный светильник из-под оранжевых стекол очков. Рука его потянулась к затылку, взлохматив волосы на непокрытой голове; в сознании мелькнула мысль, что стоит поторопить Уолтера с починкой шляпы, а то жест сей уже превращается в навязчивую привычку, а это Алукарду не нравилось. Впрочем, вампир не стал останавливаться на этой мысли, потому как где-то в глубинах его естества зашевелилось странное, но знакомое ощущение. Это чутье охотника говорит, что на его территории появился кто-то чужой.
Древний вампир взглянул вперед и остолбенел. Прямо напротив него дорогу переходила девушка. Светловолосая, в легком плаще; вот она остановилась на пешеходном переходе, и теперь внимательно изучает светофор — так, словно впервые его увидела. Будто бы разобравшись с чем-то, она делает шаг с тротуара и бросает беглый взгляд по сторонам. Взор ее темно-красных глаз мельком скользит по Алукарду... скользит, не останавливаясь, словно по пустому месту.
Алукард вздохнул, поправив плащ. Привидится же. Не может быть, чтоб это была...
— Арквейд, — позвал он и пошел следом за девушкой. Та обернулась; тень пробежала по ее лицу, и блондинка остановилась, словно бы в нерешительности.
— Сэр? — Очень мило склонив голову на бок, леди очаровательно улыбается, однако в фигуре ее и в выражении глаз читается некая напряженность, словно она ожидает неприятностей.
— С каких это пор принято проходить мимо знакомых, даже не поздоровавшись? — Спросил Алукард, подойдя к девушке. — Я думал, вы покинули нас навсегда, Арквейд.
— Прошу прощения? — Лицо блондинки теперь выражает недоумение. Она слегка хмурится. — Вы знаете мое имя. Мы знакомы?
Алукард прищурился. Женщины... хуже детей. Он никогда не понимал, что такого забавного они находят, делая дураков и из своих собеседников, и из себя?
Впрочем, в душе его уже поселились сомнения. Он понимал, что Арквейд, пожалуй, одно из самых искренних созданий, каких ему приходилось встречать на своем пути — а ведь древний вампир мог с уверенностью сказать, что за пятьсот лет жизни более-менее научился разбираться в людях... да и в нелюдях тоже. Лунная принцесса, конечно, то еще дитя и, несомненно, любит подурачиться и поиграть. Но лгать она не умеет и никогда ничего не скрывает, даже если очень нужно. А значит...
— Милая принцесса, на вашем месте я бы обратился к врачу. С такой памятью в подлунном мире вам делать нечего, — спокойно проговорил Алукард. — Вы даже не помните, что было неделю назад.
— Я... — Арквейд запнулась, внимательнее вглядываясь в лицо незнакомца. Знакомые нотки в его голосе тронули что-то в ее душе. Несомненно, это пародия на Роа... Где-то ей уже приходилось слышать что-то подобное, разве нет? Воспоминания путались, не давая сосредоточиться, и Арквейд смогла только выговорить: — Не понимаю о чем...
Алукард фыркнул, увидев, как в глазах девушки проносится волна узнавания. Что-то встало на место в ее голове, и она вздрогнула.
— А-алукард?
— Ну наконец-то, — удовлетворенно откликнулся Носферату. — Хотя, похоже, у вас еще сохранились кое-какие сомнения, ваше высочество?
— Никаких, — весело мотнула головой Арквейд. — Но если вы не прекратите говорить со мной таким тоном, я могу вас неправильно идентифицировать. Теперь с моими силами все в порядке, так что еще один Мраморный фантазм для еще одного Роа я осилить смогу.
— Я совсем не против. В конце концов, вы на вверенной мне территории, госпожа, и, если вы помните, все причины, по которым я не трогал вас прежде, исчезли. Кажется, вы упоминали экскурсию к Люциферу...
— Вы что, серьезно? — Арквейд помрачнела.
— А что, похоже? — вопросом но вопрос ответил Алукард. И расхохотался: — Черт побери. Вы наивнее Виктории.
— Зная вас... Так шутить опасно.
— Боитесь? — Алукард обнажил острые зубы в псевдопрезрительном оскале.
— Ничуть, — Арквейд взглянула на улыбку Носферату и кашлянула, пряча улыбку в кулачке. — Ну, разве что совсем немного. В списке возможных противников вы — последний, с кем я бы хотела скрестить свой фантазм.
— Не знаю, радоваться или печалиться. Так, говорите, ваши силы вернулись к вам?
— Все, что у меня отобрал Роа, — утвердительно кивнула Арквейд. — Потому я и смогла возвратиться. Должна признать, бой с ним истощил все мои ресурсы. Я навсегда бы осталась в Замке, чтобы не превратиться в демона-лорда.
— Но почему вы вернулись именно в Лондон? — спросил Алукард, неожиданно нахмурившись. — Вы ведь даже не помнили, что были здесь.
— Верно, — задумчиво откликнулась бывшая принцесса. — Не помнила. И даже не думала, что мне удастся вспомнить, — Арквейд лучезарно улыбнулась. — Обычно все воспоминания пропадают во сне. Видимо, дело в том...
— Только не говорите, что я вам снился, — издевательски усмехнулся Носферату, а последняя из истинных предков вспыхнула, как школьница.
— И не подумаю сказать! — воскликнула она возмущенно.
Повисла пауза, в ходе которой каждый обдумывал что-то свое, но, в общем-то, одно и то же.
— Ладно, — неожиданно сказал Алукард. — Идем, — он повернулся и направился куда-то быстрым шагом.
— Что? Куда? — Арквейд поспешила за ним, стуча каблуками.
— Как куда? Домой, в особняк, разумеется.
— Но ведь...
— Что, хотели опять остановиться в гостинице? — Не оборачиваясь, бросил Носферату. — Ну уж нет, не желаю, чтобы потом из-за вас какой-нибудь очередной безумец со зверинцем съел еще один отель.
— Я...
— Арквейд, — Алукард резко остановился. — Просто делайте, как я говорю, — посоветовал он. — Хорошо?
Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что бывшая принцесса Шинсо кивает в ответ.

Конец

Нехило. Почти мегабайт текста, однако
Оформим в "библиотеку", наверное? А то у нас давненько уже обновлений не было.

Timekiller, ну так, я пять месяцев это писала
Оформляйте, конечно, буду только рада

Да будет имя творения сего "TYPE - HELL"!!!