Маленькие каблучки бойко стучали по мощеному камню улиц. Туманы вечернего Лондона не могли поглотить этот радостный звук, напоминавший резвый перестук сердца. Фонари, зябко кутавшиеся в городской смог, едва-едва освещали изящную фигурку некоей путницы в невзрачном темно-сером плаще, неизвестно какими ветрами занесенной в спящий город. Здесь, в промышленном районе, никто не заботился о яркости освещения, и лишь иногда мигающему сиянию какого-нибудь особенно удачливого фонаря удавалось выхватить из мрака то золотистый блеск пряди волос, то скудный блик — отсвет в глазах. Но более — ничего. Вечерний сумрак, набиравший силу с каждой минутой, оставлял за собой право скрыть незнакомку от хищных взглядов фонарей.
Но вот повеяло речным ветром, и освещение стало ярче и как-то праздничнее, — странница подходила к центру города. Впереди показался силуэт знаменитой часовой башни, и тогда перестук каблучков стих, — незнакомка остановилась, разглядывая открывшийся вид. Ночной Лондон был прекрасен, однако ее, похоже, волновали и тревожили вовсе не поэтические красоты местных пейзажей. Темно-багровые глаза, сощурившись, неотрывно смотрели на Биг-Бен.
«Нельзя, чтобы Ассоциация узнала о том, что я здесь, — подумалось путешественнице. — Хватит с меня и вечных конфликтов с Церковью... Мало ли что придет в голову этим фокусникам... Лучше держаться от них подальше и не попадаться лишний раз на глаза».
С этими мыслями она повернулась к башне спиной и пошла по берегу Темзы в сторону Тауэрского моста. В Лондоне она, кажется, была впервые за всю свою долгую, очень долгую жизнь. Хотя в любом случае, сколько бы раз она ни посещала какой-либо город, ей все равно вряд ли удалось бы так просто вспомнить это. Но здесь путешественница была уверена — никаких подспудных воспоминаний, тенями всплывающих в сознании подобно déjà vu, не было, никаких намеков и полунамеков на то, что она знает, куда идет... В общем, ничего такого, чего она ни вычитала бы в какой-нибудь брошюрке для вездесущих туристов. Все, что она знала о Лондоне, не являлось достоянием человека, когда-то жившего в этом городе или даже просто посещавшего его. Странница даже не могла сказать, какое сейчас время года. Вечерний сумрак принес с собой прохладу, и потому она накинула на плечи плащ, но даже он не выделял ее из числа редких прохожих.
Вскоре она вновь свернула в сторону. За полночь улицы Лондона совершено обезлюдели.
Собирался дождь, — путница явственно чувствовала его в воздухе. Где-то на востоке глухо прогремел гром, и девушка встрепенулась, подняв темно-красные глаза к нахмурившимся небесам. Ей на щеку брызнула ледяная морось, предвещавшая скорый ливень.
«Следует отыскать место для ночлега, — в который раз подумала она. — Какую-нибудь гостиницу попроще, только чтоб без клопов в постели. А то если так пойдет и дальше, я вымокну под этим дождем... А это, конечно, не есть хорошо».
Путница ускорила шаг, и вскоре мощеная улица, слегка блестевшая от воды и слабого света фонарей, вывела ее к какому-то заведению. На щербатой, под старину, деревянной вывеске странница с трудом разглядела какую-то фигуру — шагающий человек или что-то похожее. Оставалось надеяться, что это действительно гостиница. Незнакомка вздохнула и, поднявшись по каменным, скользким от дождя ступеням, толкнула тяжелую дверь, из-за которой дохнуло сухим теплым воздухом. На темный камень крыльца хлынул поток света. Едва девушка заглянула внутрь, успев только рассмотреть зал со стойкой администрации гостиницы, как за ее спиной полыхнула молния, сдобрив появление путницы ненужным, но ярким эффектом.
Похоже, и саму пришелицу напугала неожиданная вспышка и последовавший за ней мощный раскат грома. Она поспешила переступить порог, осторожно затворив за собой дверь, и остановилась, оглядываясь. Словно что-то решив, она направилась к стойке администратора. Скучающий полусонный парень уставился на нее как на диво дивное.
«Быть может, это и не портье вовсе?» — подумалось незнакомке. Так или иначе, она отсюда уже не уйдет, — на улице дикий дождь, а ей вовсе не улыбается бродить по ночному незнакомому городу, да еще во время грозы, словно мокрая бездомная собака. И потом, разве гостиницы не работают круглосуточно? Или дело в чем-то другом?
Здесь, в ярко освещенном холле, незнакомку можно было разглядеть во всех подробностях. Среднего роста, женственно сложенная, она являла собой создание необычайно очаровательное: прямые светлые, с челкой, волосы коротко подстрижены, глаза странного темно-красного цвета; простая одежда — из-под плаща выглядывал подол длинной, ниже колен, бордовой юбки, а также виден был широкий ворот белого бадлона. На ногах у нее были туфли, совершенно не пригодные для сырой погоды.
Стараясь не выдать растерянности, она обратилась к портье, если, конечно, сей молодой человек являлся им:
— Здравствуйте. Могу я заказать у вас комнату?
У незнакомки был легкий, почти незаметный акцент; становилось ясно, что английский не ее родной язык. Впрочем, распознать, на каком наречии она говорила изначально, было невозможно для людей без лингвистического образования, хотя, вероятно, и для них тоже.
— Разумеется, — откликнулся человек, натягивая на сонное лицо профессиональную улыбку. — Позвольте узнать ваше имя, мисс.
— Арквейд Брюнстад, — сказала путешественница, очаровательно улыбнувшись и откинув с лица золотистую прядь волос. Некоторое время портье смотрел на нее, наверняка удивленный столь необычным именем, но затем снова расплылся в улыбке, свойственной работникам сферы услуг всех времен и народов. На секунду он повернулся к ней спиной, окинув взглядом полку с ключами, а затем, вновь посмотрев на позднюю клиентку, сказал:
— Что ж, мисс... Брюнстад, — он выговорил ее фамилию так четко и ясно, будто боялся ошибиться в каком-нибудь звуке. — Какая комната вам нужна? У нас есть прекрасные номера с видом на...
— О, прошу вас, просто комнату на одного человека, без особых изысков, пожалуйста, — перебила его Арквейд.
— И на какое время вы желаете остановиться у нас?
— Думаю, я не буду оставаться в Лондоне слишком долго, — задумчиво откликнулась девушка, а затем добавила: — Оформите пока на три дня, а дальше посмотрим.
Портье тут же склонился над тетрадью, записывая размашистым почерком данные, затем выбрал подходящий ключ и подал его Арквейд, сказав:
— Добро пожаловать в наш отель, мисс Брюнстад. Ваш номер — восьмой, пройдите на второй этаж, пожалуйста. У нас есть небольшой ресторанчик прямо в здании гостиницы, но он открывается только полдевятого утра. Горничная приходит в полдень. Если будут проблемы или возникнут какие-то вопросы — звоните сюда, номер найдете в буклете возле телефона. Надеюсь, вам понравится у нас.
— Спасибо, — Арквейд взяла протянутый ключ и вновь улыбнулась, с видимым облегчением. И добавила: — Доброй ночи.
— Доброй ночи, — откликнулся портье, устраиваясь в кресле поудобнее. Видимо, его ночным бдениям все-таки пришел конец. Арквейд же поднялась по лестнице на второй этаж. Там она довольно быстро отыскала восьмой номер, вставила ключ в замочную скважину и легко повернула его. Дверь бесшумно отворилась, и девушка, наконец, смогла оценить убранство комнаты, в которой собиралась провести ближайшие дни. Особенных удобств ей не требовалось: лишь постель и горячая вода. Мисс Брюнстад бесшумно прошла в ванную. Здесь было все необходимое — полотенце, мыло, помеченное эмблемой гостиницы — шагающим человечком, шампунь и халат... Не устояв, Арквейд все-таки решила принять душ на сон грядущий, чтобы смыть многодневную пыль утомительного путешествия. Быстро скинув одежду, она нырнула под душ, сначала обжегший ее холодом. Настроив подходящую температуру воды, девушка не дала себе долго наслаждаться душем, — час был поздний, а ей следовало выспаться. Завтрашний день обещал множество хлопот... Так что вскоре она накинула на себя халат и, оставив одежду валяться на полу в ванной, отправилась осматривать кровать.
Постельное белье было чистым, а большего Арквейд не требовалось. Она быстро забралась под одеяло и заснула раньше, чем голова коснулась подушки. Сны ее были рассеянными и смутными, и она их совершенно не запомнила.


Ночь стояла ненастная. Улицы заливало холодным ливнем, и в небе бесновалась неукротимая гроза. Часто били молнии, и им вторил неумолчный гром. Однако здесь, в поместье Хеллсинг, было тихо и спокойно, и в камине в гостиной весело потрескивало заботливо подкармливаемое сухими поленьями пламя. В этот поздний час хозяйка поместья, Интегра Хеллсинг, не спешила отправляться в теплую постель. Попивая дорогой цейлонский чай из фарфоровой чашки с изображением герба Хеллсинг, она расслабленно сидела в кресле. За спинкой, по ее правую руку, стоял верный дворецкий Уолтер. Танцующее пламя бросало на его испещренное старческими морщинами, худое благородное и спокойное лицо странные тени. Он держался прямо, — годы не согнули его гордой осанки. Черные, прореженные сединой, жесткие волосы дворецкого были аккуратно зачесаны назад и перевязаны в «конский хвост». Тонкие бескровные губы были крепко сжаты, но при этом растянуты в легкой, едва заметной усмешке. На бледном лице хо́лодно поблескивал монокль. Весь его вид излучал достоинство и хладнокровие.
Его хозяйка тоже имела яркую внешность. Смуглокожая, но с удивительно густыми, длинными светлыми волосами, укрывавшими, словно шатер, свою обладательницу. Слегка прикрытые, блестящие из-под ресниц глаза ее были светло-синими и не по-женски холодными, даже, наверное, бесчувственными. Впрочем, было в ней, такой неподвижной, и нечто, не поддающееся здравому анализу; словно небрежная клякса или дерзкий рисунок среди математических формул проглядывала в ней эта черта, до поры до времени скрытая, но способная в любую минуту прорвать баррикаду холодной отчужденности и вылиться в мир обжигающим потоком. Таковой был Интегра Хеллсинг.
Тикали большие часы на каминной полке, за окнами грохотал гром. Потрескивало пламя, и озверевший ветер остервенело бросал в стекла пригоршни дождевой воды. И только два человека хранили невозмутимое молчание. Но вот чашка опустела, и Интегра отдала ее Уолтеру.
— Пожалуй, пора спать, — проговорила она негромко низким, с легкой хрипотцой, как у мальчишки в подростковую пору, голосом. Дворецкий кивнул, приняв протянутую посуду.
— Спокойной ночи, сэр, — откликнулся он в тон своей хозяйке, но с улыбкой, которой не было на ее лице. Она не так уж часто улыбалась, эта удивительная женщина. Еще реже она улыбалась искренне. Времена были не те...
— Спокойной ночи, — небрежно сказала Интегра. Она поднялась и широким шагом уверенного в себе человека направилась к двери. Но что-то остановило ее: прямо на пути выросла высокая человеческая фигура — мужчина с довольно длинными черными волосами, падающими неровными прядями ему на глаза. На носу его низко сидели круглые очки с желтыми линзами. Одет мужчина был в строгий темно-серый костюм. Он улыбался.
— Что же ты, хозяйка, не пожелаешь спокойной ночи своему доброму слуге? — поинтересовался он, явно иронизируя. Меж бровей Интегры пролегла глубокая складка, — она нахмурилась. Ее последующие слова могли бы показаться излишне грубыми, но госпожу Хеллсинг, похоже, это нисколько не волновало:
— Чего тебе нужно?
Мужчина осклабился. Было в нем что-то жуткое, запредельное; алые, глубоко посаженные глаза его сверкали из-под прядей черных волос, словно пара про́клятых рубинов. Он говорил баритоном; сей глубокий голос, казалось, многое унаследовал от той грозы, что бесновалась сегодня за окном. Вампир ответил с нарочитым апломбом:
— Думаю, пара ласковых слов успокоила бы мое сердце этой ненастной ночью, — он взглянул на Уолтера и проговорил, патетично разводя руками: — Как думаешь, мой старый друг, достойно ли чудовище ласкового слова?
— Смотря какое чудовище, — с усмешкой откликнулся дворецкий. — Но если говорить о тебе...
— Хватит! — перебила Интегра. Она прорычала, обращаясь к явившемуся человеку: — Говори, что тебе нужно, Алукард, или катись отсюда.
Казалось, резкость хозяйки лишь раззадорила мужчину. Впрочем, он не стал развивать эту тему. Выражение его лица не изменилось, — улыбка оставалась все такой же саркастической и жутковатой, однако что-то в нем заставляло думать, что следующие его слова были абсолютно серьезны. Он кивнул.
— Да, Интегра. Раз уж ласкового слова от тебя все равно не дождешься... — Алукард сделал паузу, глядя прямо в посветлевшие от ярости глаза хозяйки, а затем продолжил: — До меня тут дошли интересные слухи. Я подумал, что тебе будет интересно послушать. Как тебе должно быть известно, число странных смертей, шокирующих своей жестокостью, — его усмешка стала чуть шире, когда он кивнул на газету, что лежала на журнальном столике за спиной хозяйки, — в Лондоне и его окрестностях за последнее время увеличилось. Безусловно, мы совсем недавно встречались с вампирами, плодящими упырей; тот священник, например, убивший команду Полицейской, или та жалкая парочка, которую мы уничтожили несколько дней назад... Но то были вампиры иного уровня, и речь не о них. Мое чутье подсказывает, что недавно в Лондоне объявился вампир достаточно высокого уровня, чтобы составить конкуренцию даже мне. Ну как? Доверяешь ты моему чутью?
Интегра опустила взгляд, раздумывая над его словами. Наконец, она ответила, вскинув голову и глядя прямо в глаза Алукарду:
— Доверяю. Задача нашего Протестантского Ордена состоит в том, чтобы истреблять всех без исключения порождений ада. Посему, Алукард, слушай мой приказ: выследи этого вампира, кем бы он ни был, и...
— ...И уничтожь его? — закончил за нее мужчина, понизив голос почти до кровожадного шепота. Интегра поморщилась, поправив очки, но все же кивнула.
— Да. Не дело этому отродью бродить по улицам нашего города и убивать невинных граждан. Если так не терпится, можешь отправляться хоть следующей ночью, сразу после захода солнца. Пожалуй, так даже будет лучше; новые смерти могут спровоцировать ненужное внимание псов Ватикана. Я знаю, что ты никогда не откажешься от битвы с Искариотами, но нам, протестантским рыцарям, этот конфликт в данный момент невыгоден.
Алукард выслушал речь хозяйки молча, не перебивая. Он бросил взгляд на Уолтера — тот был спокоен, как и всегда. Тогда бывший граф, в своей излюбленной патетичной манере, опустился перед Интегрой на одно колено и, склонив голову в почтительном, но не лишенном мрачной шутливости поклоне, проговорил хриплым от едва сдерживаемого нетерпения голосом:
— Слушаюсь, моя госпожа.
Затем он встал и, ничего более не говоря, отступил куда-то в тень, исчезнув так же внезапно, как и появился. Интегра взглянула на дворецкого, спокойно стоящего за ее спиной, и вздохнула.
— Думаешь, это правда? Есть еще один вампир, столь же могущественный, как Алукард?
— Мы оба знаем, — ответил негромко Уолтер, — что наш Алукард всегда склонен преувеличивать силу своих противников — это доставляет ему какое-то особенное удовольствие, если позволите так выразиться. Однако то, что возможности тьмы практически безграничны, тоже не вызывает сомнений. Под этим небом полно всяческих чудес, прекрасных и ужасных, моя юная леди. С какими-то мы уже встречались, с какими-то — никогда не встретимся, и слава всемогущему Господу. Но с чем-то нам встретиться суждено будет самим роком; и вы ничего с этим поделать не сможете. Так что не сомневайтесь — в мире много еще такого, что способно удивить не только нас, людей, но и самого Алукарда, Князя Нечисти. И хорошо еще, что для нас, по крайней мере, это не стало неприятным сюрпризом... Верно?
— Верно, Уолтер, — Интегра кивнула. Дворецкий улыбнулся ей почти нежно.
— Хорошо же, юная госпожа. Не пора ли вам отправляться в постель? Час уже поздний, а завтра, как всегда, много дел, — Вместо ответа Хеллсинг открыла дверь и быстрым шагом вышла из гостиной, направившись в спальню. Уолтер поклонился беззвучно закрывшейся двери и прошептал: — Сладких снов, маленькая госпожа...


На следующий день Интегра встала как всегда рано — было как раз без двадцати семь утра. Посвятив четверть часа скромному завтраку, она уединилась в своем кабинете, разбирая кое-какую документацию. Погода в городе, кажется, наладилась, и сей факт внушал в сердце Интегры надежду, что сегодня ненастий больше не будет. Днем ей предстояло съездить кое-куда по делам, и она не хотела бы по дороге попасть под дождь вроде того, какой был вчера.
Семья Хеллсинг занималась не только охотой на демонов и вампиров. Обладая благословением и любовью королевского дома, могуществом и знатностью рода, они располагали большим влиянием в политической и экономической сферах жизни не только отдельно взятого Лондона, но и в пределах всего Соединенного Королевства. Не зря же десять лет назад Ричард Хеллсинг, дядя Интегры, так хотел заполучить кресло главы семейства, что был готов убить собственную племянницу. Это место было, условно говоря, действительно намазано медом. Но на плечи занимающего должность главы организации с такими масштабными целями человека ложились не только награды, почет и любовь Ее Величества, но и огромная ответственность. Игры с нею не приведут ни к чему хорошему, — сию простую истину Интегра усвоила слишком хорошо, чтобы когда-нибудь о ней забыть или выкинуть ее из головы.
Так и выходило, что дел у Интегры всегда было полно. Можно было работать с утра до поздней ночи, не разгибая спины, хотя в этом и не было большой необходимости. Механизм организации был отлажен до идеальной точности, словно швейцарские часы, — нужен был какой-то очень весомый внешний фактор, чтобы разрушить годами формировавшийся уклад. Впрочем, от работы Интегра не отлынивала никогда, внимательно отслеживая все, что происходит в организации. Она считала это еще одним своим долгом, сродни защите Англии и поддержке протестантской веры.
От работы ее отвлек деликатный стук, по которому можно было легко распознать Уолтера. Он всегда стучался именно так и никак иначе — три осторожных, легких удара, и скрип открывающейся двери. Вот и сейчас на пороге появился дворецкий — в своей обычной одежде, с моноклем в глазу, со стянутыми на затылке темными седеющими волосами и легкой улыбкой на лице. В руках у него был поднос с кипой утренней корреспонденции. Интегра взглянула на него из-под своих круглых очков.
— Что там? — спросила она небрежно, как и всегда.
— Отчет из бухгалтерии, — ответил дворецкий, подавая хозяйке соответствующую бумагу. — А здесь — квитанция из той компании, где я заказывал новое оружие для Алукарда и мисс Церас, а также личное письмо от ее главы — мистера Клеменса.
— Давай сюда, — распорядилась Интегра, протянув руку, не отрываясь от изучения отчета.
— Есть еще кое-что интересное, — все с той же неизменной улыбкой проговорил Уолтер. Интегра бросила на него взгляд и выжидающе приподняла тонкие светлые брови. — Письмо, — дворецкий сделал торжественно-ироничную паузу, — из Ватикана.
Сэр Хеллсинг мгновенно встрепенулась, порывисто наклонившись вперед. Сигара едва не выпала у нее изо рта, а голос стал более хриплым от еле сдерживаемого напряжения, когда она переспросила:
— Что? XIII отдел? Искариоты?
— Нет, — сохраняя обычное свое спокойствие, ответил Уолтер. — Это не Максвелл. Здесь папская печать, — и он, театрально взмахнув рукой, подал хозяйке нераспечатанный конверт. Та взяла его и вскрыла, не пожалев красивой восковой печати с оттиском перстня Папы Римского с изображением герба Ватикана. Из конверта выпал белый лист, текст на котором был написан от руки. Почерк писца — Интегра сильно сомневалась, что им являлся сам Папа, — был мелким и страдал избытком многочисленных витиеватых завитушек, но в целом удобочитаемым. Письмо гласило:

Бенедикт XVII
Римский Папа
Ватикан
Вторник, 24 августа 1999 года

Сэр Интеграл Фэйрбрук Вингейтс Хеллсинг
Рыцарь Ее Величества
Англия
Лондон
Особняк Хеллсинг

Дорогой сэр Интеграл Хеллсинг,
Надеюсь, что Ваши дела пришли в норму, и Вы не держите зла на Ватикан за недавний конфликт с XIII отделом, носящим имя Иуды Искариота. В ближайшее время я собираюсь поговорить с Э. Максвеллом относительно сложившейся ситуации, дабы пресечь подобные инциденты в будущем, а пока я приношу свои глубочайшие извинения и смиренно надеюсь на Ваше милосердное прощение. Вы должны понимать, что конфликт с Вами ни в коей мере не одобряется мной, и я скорблю о том, что наши конфессии не могут сосуществовать мирно. Надеюсь, Ее Величество Королева разделяет мою заботу.
Так случилось, что сейчас в Лондоне необходимо присутствие служителя Ватикана. Это письмо призвано защитить посланника в случае, если Вы решите, что он представляет для Вас какую-либо угрозу. Смею Вас заверить, что ни с деятельностью Вашей организации, ни с XIII отделом это никак не связано. Искренне надеюсь на Ваше понимание.
Пользуясь случаем, хочу засвидетельствовать Вам свое глубочайшее почтение. Ваше дело заслуживает восхищения. Да поможет Вам Всемогущий Господь.
С искренним уважением,
Бенедикт XVII, Episcopus Romanus.

Далее следовала размашистая сложная подпись, дата и еще одна восковая печать, призванная заверить адресата в абсолютной подлинности письма. Интегре же она показалась издевательством — эту печать с гербом Ватикана ломать не было никакой необходимости.
Она перечитала письмо дважды. Сэр Хеллсинг никак не могла справиться с эмоциями и в то же время не знала, как реагировать на столь наглое — даже для Ватикана — сообщение. Что значит «в Лондоне необходимо присутствие служителя Ватикана»? Это уже ни в какие ворота не лезет. Интегра затушила одну сигару, и тут же Уолтер зажег ей новую. Откинувшись на спинку кресла, с сигарой в одной руке и письмом — в другой, она затянулась и выдохнула клуб ароматного дыма. Наконец глава организации обратилась к дворецкому:
— Знаешь, каково содержание этого письма? — она помахала бумагой перед лицом, словно отгоняя неприятный запах. Похоже, ее нисколько не смущал тот факт, что печать на конверте была цела, когда Интегра вскрывала его. В конце концов, Уолтер не был бы Уолтером, если б не знал абсолютно всего, что происходит во вверенном ему поместье.
— Только в общих чертах, — откликнулся дворецкий с вежливой улыбкой.
— И что ты по этому поводу думаешь? — синие глаза Интегры изучали лицо Уолтера через стекла очков. На ее лице появилась мрачная, не предвещавшая ничего хорошего ухмылка. Тем не менее, взгляд оставался холодным и бесстрастным.
— Я оставлю свои мысли при себе. Кстати, к вам посетитель — тот самый посланник, о котором говорится в письме. Возможно, он сможет пролить свет на смущающие вас загадки, юная леди.
— Вот как? — Интегра прикусила покровный лист сигары так, что он даже слегка деформировался. — Что ж, впусти его, Уолтер. Послушаем, что он скажет.
Дворецкий поклонился и вышел из кабинета, но всего через пару мгновений вернулся. Он открыл дверь и, придерживая ее одной рукой, сделал приглашающий жест кому-то, кто стоял в коридоре.
— Прошу, мадемуазель, — проговорил он негромко. И тогда незнакомец зашел внутрь.
Посланцем Ватикана оказалась юная девушка, едва оставившая позади подростковый возраст. На вид ей было семнадцать-восемнадцать лет. Темные волосы ее были коротко пострижены, из-под небрежно уложенной челки поблескивали темно-синие глаза. Она была одета в синее скромное платье с длинными рукавами, с вышитыми черными крестами на белых манжетах, и белым же воротником-накидкой, подтверждающим ее принадлежность к Церкви Ватикана. Впрочем, из общего монашеского стиля выбивалась обувь посланницы — сапоги военного типа со шнуровкой. Держалась она спокойно и, зайдя в кабинет, остановилась перед столом Интегры. Уолтер живо подвинул ей стул, и гостья села, скромно сведя колени вместе.
— Я Элезия Сиэль, представитель Агентства Погребения, — сказала она, устраиваясь поудобнее под холодным взглядом Интегры. — В этом письме говорится именно обо мне.
— Да, я поняла, — сэр Хеллсинг затушила сигару; курить в присутствии ребенка у нее никак не выходило — всякое удовольствие пропадало. — Итак, поведаете ли вы о цели своего приезда, или же предпочтете сберечь тайну, как это сделал Его Святейшество Папа?
— В этом нет никакой тайны, — ответила Сиэль. — Возможно, Его Святейшество рассчитывал, что я сама смогу развеять все сомнения, и описывать в письме все подробности не обязательно...
— Ну, раз уж он так боится повторения конфликта, как это было с XIII отделом, — Интегра поставила локти на стол и скрепила ладони замком, положив на них подбородок, — то мог бы и расписать подробности. Не находите, что здесь есть какое-то несоответствие?
— Я не особенно осведомлена о том, что вы не поделили с Искариотами, — Сиэль покачала головой. — Поверьте, я не собираюсь с вами враждовать — это было бы чистым безумием, согласитесь, сэр Хеллсинг. У меня и у Агентства совершенно другие цели. Искариоты славятся своими сорвиголовами, но у нас мозги на месте. Я не буду отбирать у вас ваш хлеб. Я прибыла сюда потому, что сейчас в городе объявился некий вампир, следить за которым — долг Агентства Погребения. Однако чтобы вести здесь официальную деятельность, мне нужно разрешение Протестантской Церкви. Вот зачем я здесь.
— Интересно. Почему же раньше Ватикан не спросил нашего разрешения? — Интегра прищурилась, разглядывая девушку. Было в ней что-то странное, но сэр Хеллсинг никак не могла понять, что именно. — Ладно. Расскажите поподробнее, что это за вампир такой, мисс, тогда и решим, как нам поступить.
В ее голове пронеслась мысль, что Ватикан заинтересовался Алукардом. Ну еще бы... Такое могущество, и сосредоточенное в руках «протестантских еретиков». Интегра едва заметно улыбнулась.
— Ее имя Арквейд Брюнстад, — ответила Сиэль. — Она последняя из истинных предков.
— Истинных предков? — переспросила Интегра. Это что-то новенькое.
— Да. В древности, когда человечество только начинало свой путь, существовала раса с таким названием. Еще их называли «лунным народом», поскольку по легенде они являлись детьми Багряной Луны, божества, от которого унаследовали жажду человеческой крови. То были истинные, первые вампиры, могущественные и непобедимые. У них был только один порок — их жажда. Если истинный предок не справлялся с нею, он превращался в чудовище, неконтролируемо уничтожающее все живое. Вторичные вампиры, рожденные из людей, которых укусил истинный предок, назывались мертвыми апостолами. Сейчас на свете, по информации Ватикана, остался только один живой истинный предок — Арквейд Брюнстад.
— И сейчас она в Лондоне, так? — уточнила Интегра. — И что же ей понадобилось здесь?
— То же, что и Агентству, — ответила Сиэль. — Белая принцесса, как называли ее прочие истинные предки, ищет здесь другого древнего вампира — Роа Вальдамьонга. Точнее не его самого, а его новую инкарнацию, поскольку настоящий Роа был убит восемьсот лет назад совместными усилиями Арквейд Брюнстад и Святой Католической Церкви, то есть Агентства Погребения.
— Так значит, вы союзники? — осведомилась сэр Хеллсинг. Она бросила взгляд на Уолтера — тот достал ручку с блокнотом и что-то записывал. Видимо, можно считать это протоколом, ведь встреча проводится на официальном уровне.
— Нет, не совсем. Арквейд Брюнстад не пьет крови уже восемьсот лет — если верить документам Ватикана, конечно, — однако это не меняет ее природы. В любой момент последняя из истинных предков может потерять власть над жаждой, как ее сородичи, и устроить сущий ад на Земле. Она очень, очень могущественна, но тратит больше половины сил только на сдерживание усиливающейся с каждым годом жажды. Однако убийство Роа Вальдамьонга также входит в наши интересы. Да и в ваши должно, поскольку этот вампир весьма силен.
Тут Интегра все поняла. Она вспомнила ночной разговор с Алукардом. Так вот о ком он говорил! Вряд ли он имел в виду эту Арквейд Брюнстад — раз уж та не пьет кровь (в чем Интегра все же сильно сомневалась — слишком уж хорошо она знала вампиров), то и не имеет к убийствам никакого отношения. Значит, он имел в виду этого самого Роа, кем бы он ни был. Дело принимает интересный оборот.
— Что ж, я склонна поверить вам, — Интегра вновь откинулась на спинку кресла. — В ближайшее время я обращусь к Королеве с прошением о неприкосновенности для вас. Однако у меня есть некоторые условия. Вот одно из них: вы будете посвящать меня во все подробности относительно этого дела. Второе — вы не у себя дома, и ваши возможности ограничены; помните об этом. И, наконец, третье — не делайте глупостей, держитесь подальше от лондонцев; воинственных католиков здесь не любят. вы со всем согласны?
— Да, пожалуй, — Сиэль встала, и Интегра протянула ей руку для пожатия, с удивлением отметив неожиданную силу столь юной на первый взгляд девушки.
— В таком случае, до скорой встречи. Оставьте Уолтеру ваши координаты. Я вышлю вам разрешение Ее Величества в ближайшее время. И напишите ответ Episcopus Romanus’у сами, — она проговорила последнюю фразу с неприкрытым сарказмом. — Пожалуйста.
— Хорошо. До свидания, — ответила Сиэль. Уолтер открыл ей дверь, и она покинула кабинет. Интегра же с облегчением закурила новую сигару. Какое-то время она сидела без движения, вдыхая и выдыхая ароматный дым, а затем все же вернулась к работе, запихнув письмо из Ватикана вместе с конвертом и обломками печати подальше в стол.


Арквейд проснулась от того, что на лицо ей упал лучик солнечного света. Ночью она не потрудилась задернуть шторы на окнах, и теперь свет, не встретив на пути никакого препятствия, весело играл на закрытых веках девушки, тревожа ее и без того хрупкий сон. Она тихонько застонала и, зевнув, потерла глаза, словно пытаясь согнать с них надоедливый свет. Когда же у нее этого не получилось, принцесса разлепила веки и огляделась, вспоминая, где она находится.
Ее номер, от окоема до окоема, был залит золотистым солнечным светом. Часы на прикроватной тумбочке показывали без пяти одиннадцать. Арквейд припомнила слова портье о том, что в двенадцать придет горничная. Значит, у нее есть только час, чтобы привести себя в порядок. Пора вставать.
С далеко немузыкальным кряхтением Арквейд оторвала голову от подушки и села на постели. Пелена света соскользнула с ее лица вниз. Девушка вздохнула почти с облегчением и, спустив ноги на пол, наконец, встала. Босиком пройдя в ванную, она обнаружила там оставленную вчера на полу одежду. Сполоснув лицо холодной водой, леди подобрала вещи и вернулась в комнату. Там она не спеша оделась и, усевшись на кровати, задумалась.
Арквейд, несомненно, не была обычной туристкой; она прибыла в этот город с определенной целью, и, чтобы правильно понять ее задачу, нужно уяснить одну простую — или же наоборот, непростую, — истину: Арквейд Брюнстад являлась вампиром.
Она принадлежала к древнему народу истинных предков и была, возможно, их последним представителем. В далекие годы расцвета их цивилизации, более восьмисот лет назад, она была создана своей расой как идеальное оружие для борьбы с падшими, поддавшимися великой жажде крови истинными предками, и их вольными или невольными творениями — мертвыми апостолами, вампирами, когда-то бывшими людьми. Тогда еще Арквейд была абсолютно безгрешна и не знала никаких вампирских импульсов. Она была лишь палачом, лишенным чувств и мыслей. Вся ее жизнь была подчинена лишь одной цели — убийству очередного врага. Истинные предки восхваляли ее именем своей белой принцессы, однако избегали тесного общения с нею; бо́льшую часть жизни в те времена она была отчаянно одинокой.
Но однажды ее одиночеству пришел конец. Служитель Церкви — Михаэль Роа Вальдамьонг, очарованный ее красотой и могуществом, предложил Арквейд свою любовь. Впрочем, намерения Роа были вовсе не так честны, как казалось наивной принцессе; могущественный чародей, этот человек уже долгое время искал вечного бессмертия и в стремлении своем достиг пределов возможностей тела. Тогда он возжелал обрести вечную жизнь иным способом — стать мертвым апостолом. Во все времена обрести вампирскую сущность человек мог лишь двумя методами — магическим и с помощью укуса истинного предка. И поскольку Арквейд все равно принадлежала к этому роду, Роа решил воспользоваться вторым.
Однако Арквейд, как упоминалось ранее, не ведала вампирских импульсов и сводящей с ума жажды; она была полностью лишена этого проклятия. Чтобы сохранить эту чистоту, от нее требовалось лишь только никогда не пить человеческой крови. До сих пор она не знала жажды.
Роа же желал получить бессмертие только лишь от нее одной, как самого могущественного истинного предка из всех, когда-либо встречавшихся ему. Хитростью он, названный «Змеем Акаши», заставил ее выпить своей крови. Не зная о запрете, Арквейд испила ее, и стоило только крови коснуться ее губ, как Брюнстад обуяло страшное безумие. В тот день она уничтожила многих истинных предков; а желание Роа исполнилось — он стал мертвым апостолом, украв при этом бо́льшую часть сил белой принцессы. Впоследствии он и его соратники довершили свое черное дело, расправившись едва ли не со всеми оставшимися в живых истинными предками. Арквейд же, лишь придя в себя, сломленная и убитая горем, смогла призвать замок Брюнстад и укрылась в его подвалах, приковав себя к трону тысячью цепей и смирив, таким образом, бесконечную жажду. Позже ей удалось выследить и убить Роа; однако и здесь она потерпела неудачу, поскольку бывший церковник овладел таинством реинкарнации. Отныне он возрождался едва ли не дважды в столетие, выбирая для своих целей детей, одаренных магическим талантом, из семей богатых и знатных. Таким образом он сменил за последние восемьсот лет семнадцать инкарнаций. Ребенку, в котором пробудилась сущность «Змея Акаши», передавались все его способности и магические цепи. Но каждый раз Арквейд неизбежно настигала возрождающегося вампира и убивала вновь. Так она мстила ему за свое разрушенное прошлое и исполняла долг, возложенный на нее еще во времена ее далекой молодости — долг убивать безумных вампиров.
Итак, Арквейд прибыла в Лондон не с целью осмотреть местные достопримечательности. Она была практически уверена, что именно здесь вновь пробудился ее старый враг. И действительно — этот город насквозь пропах какой-то чертовщиной, как это бывает со всеми местами, где появляется один из мертвых апостолов. Арквейд слишком часто приходилось ощущать этот тяжелый запах, чтобы перепутать его с чем-либо другим.
Роа уже, вероятно, знает — или, по крайней мере, догадывается — о том, что она, Арквейд, явилась за ним в этот город. Возможно, он захочет опередить ее и напасть первым, если, конечно, силы выбранной им ипостаси позволят. Следует остерегаться хитрости «Змея Акаши»; один раз он уже обманул ее, — больше она подобному случиться не позволит.
Но не стоит забывать и о других факторах, могущих повлиять на результат этой кампании. Факторов этих всего два, но и они внушают опасения. Первый — это, конечно, Церковь. Отношения с Ватиканом у принцессы Шинсо всегда имели сложный характер. Поскольку Арквейд являлась вампиром, хоть и не выпившим ни капли крови за последние восемьсот лет, она выглядела в глазах Церкви опасным чудовищем, «нечистью», «еретичкой», как они называли ее, и безусловным врагом, а, следовательно, она подлежала уничтожению. Арквейд и сама понимала, что потеряв стабильность, она несет огромнейшую потенциальную угрозу человечеству, что стоит ей только утратить контроль над жаждой, как она сотрет этот мир в кровавую пыль. Именно поэтому Церковь неусыпно наблюдала за ее, Арквейд, состоянием; даже и сейчас бывшая белая принцесса была уверена, что за ней следят, и что воины-экзекуторы Ватикана, то есть ребята из Агентства Погребения, готовы уничтожить ее, если вампирский импульс одержит над ней верх.
В ее конфликт с Роа Церковь предпочитала не вмешиваться. Тем не менее, она даже помогала Арквейд в самом начале, потому что могущество, украденное «Змеем Акаши» у белой принцессы Шинсо, безусловно, угрожало всему человечеству и Ватикану — в том числе.
Вторым же фактором, который определенно мог повлиять на складывающуюся ситуацию, была Ассоциация магов. Ранее Арквейд никогда не сталкивалась с волшебниками лицом к лицу; они предпочитали избегать ее, будучи осведомленными о той силе, что она хранила в себе, а она, в свою очередь, сторонилась их. Но сейчас все было иначе. Здесь, в Лондоне, находится главный штаб Ассоциации. Он располагается в часовой башне Вестминстерского дворца на берегу Темзы — в Биг-Бене, мимо которого Арквейд вчера проходила. Возможно, они даже и не обратят внимания на вампирские склоки, но... Кто ж их знает, этих непредсказуемых фокусников? Что может прийти в их головы? Арквейд даже задумываться об этом не желала.
Впрочем, она упустила еще один важный фактор, достойный внесения в ее списки. Что, собственно, происходит в самом Лондоне? Кто правит здешними ночами, на чью территорию занесло Арквейд, и как этот некто отнесется к их с Роа танцам? Арквейд, бо́льшую часть жизни проведшая во сне, собственноручно прикованная к трону, плохо представляла текущую ситуацию не только в мире светлого дня, но и в мире тьмы. Она не знала даже, чего ей ждать от этого города, встретившего ее холодным ливнем и грозой, а сейчас кутающего в золотистый утренний свет. У кого она может попросить помощи в случае чего, а от кого ей следует держаться подальше?
Ответов на все эти вопросы Арквейд пока что не знала. Да и что тут впустую размышлять, если очень скоро она все увидит сама, стоит только ей повстречаться с Роа и закатить веселую ночную вечеринку. Следует думать, что на огонек к ним, встревоженные шумом, мигом сбегутся и церковники, и волшебники, и вся местная нечисть, и мало ли кто еще. Мир, лежащий за пределами естественного, очень чувствителен к любым изменениям. Арквейд хорошо знала Роа: тот всегда любил окружать себя множеством мертвецов, превращенных им из местных жителей. Наверняка «вампирские» смерти уже стали достоянием общественности. Будет странно, если никто не зашевелится, встревоженный этими происшествиями.
Арквейд перевела взгляд на часы. Двадцать минут двенадцатого. Она вздохнула. До ночи, когда придет время охоты, еще далеко. Незачем сидеть в номере; стоит хотя бы пойти прогуляться, раз уж погода наладилась. Арквейд встала и подошла к окну, сощурив темно-красные глаза. Свет никак не мог ей повредить, однако она все-таки была вампиром и чувствовала себя неуютно под неусыпным оком солнца. Как бы то ни было, это не имеет никакого значения. Возможно, она сумеет почувствовать присутствие Роа в городе... и хоть немного отдохнет и приведет мысли в порядок перед грядущим боем.
Погода на улице была хорошей, солнце отражалось в лужах, разбрызгивая кругом пригоршни света. Девушка покинула номер и, спустившись в холл, оставила ключ на стойке администратора, заверив того, — сегодня это был кто-то другой — что скоро вернется. Действительно, долго гулять она не намеревалась. Затем мисс Брюнстад вышла на улицу.
И первым делом оглянулась, пытаясь вспомнить, как сюда добралась. Спустившись по лестнице, она зашагала куда-то по улице. Прохожих попадалось не очень много; в раздумье она вообще не замечала окружающих людей. Время шло медленно, прогулка затягивалась, и к концу второго часа Арквейд начала уставать. Ноги сами принесли ее обратно к гостинице. Она зашла в холл и, забрав ключи у портье, отправилась в номер, где улеглась на застеленную кровать и практически сразу заснула прямо в одежде. Проснулась же она только вечером, на закате. В комнате было темно, хоть глаз выколи, поскольку окна выходили на восток. Тем не менее, темнота ей не слишком мешала — ее по-кошачьи чувствительные глаза легко приспосабливались к любому мраку. Арквейд медленно встала и, потянувшись, подошла к окну. Город за стеклами дышал ночью. Уже начинали зажигаться фонари, и в окнах жилых домов тоже включали свет. Еще чуть-чуть — сейчас солнце скользнет за горизонт, погаснет окончательно вечерняя заря, — и настанет время тьмы и ее многочисленных слуг.
Арквейд чувствовала себя отдохнувшей. Близилось полнолуние, а в это время ее силы, как вампира и как истинного предка, многократно увеличивались. Такова была ее природа: в темное время суток она становилась практически неуязвимой, а полная луна питала ее могущество своим сиянием. Через три дня и она, и Роа достигнут пика своих сил. Это будет самый удачный момент для битвы. Если Арквейд потерпит поражение, Церкви придется ждать еще полмесяца, пока не наступит новолуние, которое неизбежно уменьшит — и значительно — силы Роа. Но кто знает, что может произойти за пятнадцать дней? Медлить нельзя.
В общем-то, Арквейд готова была отправляться на охоту. Взяв с собой плащ, она не стала утруждать себя спуском в холл и сдачей ключей портье — девушка просто раскрыла окно и прыгнула в темноту. Сейчас, ночью, никто не станет ломиться к ней в номер и удивляться ее отсутствию. Как бы то ни было, церковников, сидящих у нее на хвосте, таким дешевым трюком все равно не обманешь, да Арквейд к тому и не стремилась. Просто ей казалось неуместным тратить время на пустые, никому в этом мире не нужные формальности.
Ее вампирской ловкости могла позавидовать любая кошка. Прыгала она со второго этажа, на мощеный тротуар, но приземлилась так, словно спускалась по лестнице — мягко и изящно, даже стука каблуков слышно не было. Оставалось только надеяться, что никто, кроме лиц сильно заинтересованных, за нею не наблюдал. Она заметила какую-то тень, слишком неясную и быструю, чтобы принадлежать обычному человеку. Легкая улыбка коснулась ее бледного, почти прозрачного лица, — ну что ж, раз уж она принцесса, следует привыкать к эскорту. Пусть даже и непрошенному.
На самом деле, внимание шпионов ее даже как-то успокаивало. Нельзя сказать, что эти ребята вступятся за нее в случае чего, — они и сами будут рады, если Арквейд вдруг не станет; но, по крайней мере, они довершат ее дело и убьют Роа. Она на это надеялась.
Просто идти по улицам Арквейд не хотелось — она уже вдоволь нагулялась за последние дни. Уж лучше избрать более быстрый и экономичный, с точки зрения времени, способ перемещения... Белая принцесса вдруг взмыла в воздух, словно в полете; летать она не умела, однако могла очень далеко и высоко прыгать. С земли она переместилась на крыши домов, и теперь ее легкий силуэт четко был виден на фоне алой от смога, низко висящей практически полной луны.
Беспечность Арквейд вполне могла выйти ей боком — она прекрасно это сознавала. Мало ли кто мог заметить ее среди ночи? Люди, волшебники... Может дойти до того, что утром лондонские газеты напишут о ней, шмыгающей с крыши на крышу. Местные СМИ и так уже ломятся от насквозь желтых статей про многочисленные ночные «вампирские» убийства. Но какое ей, Арквейд, в сущности, до этого дело? Она выполнит свою задачу и вернется в Тысячелетний Замок досматривать цветные сны. Люди забывчивы; через полвека они уже и не вспомнят про подобные сказки. И будут правы — нечего им лезть в дела ночи.
Внезапно Арквейд что-то почувствовала и замедлила бег. Спрыгнув с низкой крыши на землю, она огляделась. «Похоже, здесь недалеко парк, — отметила она про себя. — Вон деревья какие-то... Что здесь не так? Может, магическое поле? Нет, не похоже. Вряд ли это Роа. Пойду дальше». Решив так, девушка уже было хотела развернуться и уйти, как вдруг услышала какой-то странный звук. Она, конечно, не могла знать, что именно с таким звучанием взводится пистолетный курок, но чутье подсказало ей, что сейчас ее атакуют. Только это и спасло ее от незавидной участи быть раненной в сердце освященной серебряной пулей. Для вампира ее уровня такое оружие было, конечно, опасным, но не смертельным. Впрочем, какое-то время, не говоря уж о силах, ей пришлось бы потратить на восстановление — освященное серебро слишком мощная штука, чтобы прямо так взять и исцелиться. Пока она восстанавливалась бы, с ней можно было бы сделать все, что угодно — даже человеку не составило бы труда добить такую Арквейд. А потом... Потратив столько сил, она уже вряд ли сможет драться с Роа на равных и, скорее всего, погибнет... и хорошо еще, если сможет забрать вампира с собой. А ведь он может заставить ее выпить крови. Ужасные перспективы.
— Какая реакция! — проговорил мужской голос низким и хрипловатым баритоном. Арквейд повернулась на звук. Как странно, кажется, выстрел был с другой стороны. Ее враг явно не человек, как ей показалось сначала. Никто не смог бы скрыться от мистических золотых глаз белой принцессы Шинсо. Неужто Роа ударил первым? Что ж, он обучился неплохо маскироваться. — Вы совершенно точно необычный противник.
Тут Арквейд, наконец, смогла разглядеть его — точнее, наверное, это он сам позволил ей себя увидеть. Вот он стоит, на самом краю освещенного круга — высокий темноволосый мужчина в алом плаще и широкополой фетровой шляпе того же цвета, отбрасывающей небрежную тень на бледное лицо незнакомца. Глаза были укрыты за желтыми стеклами круглых очков в тяжеловесно выглядящей оправе. Собственно, только эти очки, словно пара тусклых фонарей, высвечивались из глубокой тени. Арквейд нахмурилась. Она-то думала, что новое воплощение Роа будет моложе — обычно он проявлялся в довольно юном возрасте — семнадцать, восемнадцать лет, может, чуть старше. Но здесь мужчине было явно за тридцать... Может, это все-таки кто-то другой? Но тогда зачем он атаковал? Арквейд очень сильно хотелось задать этот вопрос, но вместо этого она спросила:
— Кто вы?
Она стояла, прямая, как натянутая струна, и явно готовая к битве, но нападать не торопилась. Может быть, здесь какая-то ошибка?
— Здесь меня называют Алукардом, — ответил мужчина. Свет блеснул на металлической поверхности направленного на Арквейд пистолета. — Не соблаговолите ли назвать свое имя, мисс?
Брюнстад вздохнула едва ли не с облегчением. Если уж ее странный противник интересуется ее именем, значит, скорее всего, нападать он уже не станет. Хотя всякое могло случиться, и бдительность она терять не собиралась. Арквейд ответила с лучезарной улыбкой:
— Довольно необычный способ знакомиться, не находите? Сначала вы в меня стреляете, а потом только начинаете разбираться. Черт побери, как это мило. Впервые встречаю такого заносчивого мертвого апостола. Я — Арквейд Брюнстад, если мое имя, конечно, о чем-нибудь вам говорит.
В том, что перед ней вампир, белая принцесса не сомневалась. Она не понимала только, откуда у мертвого апостола может взяться концептуальное оружие, которое скорее подошло бы какому-нибудь церковнику вроде ребят из Агентства Погребения. Получается, что она столкнулась с хищником, предпочитающим кровь своих сородичей... Что ж, всякое бывает. Вон, Арквейд и сама уже восемьсот лет как занимается охотой на себе подобных. Впрочем, у нее на то есть веские причины. А у этого самого Алукарда какое оправдание?
Ответом на ее последнюю реплику было гробовое молчание. Прошло не менее тридцати секунд, пока ее противник-собеседник не нарушил, наконец, тишины. Он сказал:
— Как-как? Мертвый... кто?
— Апостол, — ответила Арквейд, покачав головой. «Какие же необразованные вампиры пошли», — подумалось ей. Она шумно вздохнула и прежде, чем ее новый знакомый успел что-то сказать, спросила: — Так зачем вы напали на меня? Неужто я забрела на чужую территорию?
— Боюсь, что так, — откликнулся Алукард. Он шевельнулся, и когда на его лицо упал тусклый фонарный свет, Арквейд смогла разглядеть широкую хищную ухмылку, напомнившую ей о безумии вкусивших крови истинных предков. От подобных воспоминаний по ее спине побежали холодные мурашки, — вы находитесь на земле под протекцией протестантской церкви и ее рыцарей; я, Алукард, служу семье Хеллсинг.
Это имя, принадлежащее одной из знаменитейших семей охотников на демонов в западной Европе, несомненно, было известно Арквейд. Главным образом, знание это ей обеспечила Церковь — именно она являлась, быть может, и невольно, распространительницей подобных сведений. Так что именно благодаря церковникам, имена охотников — и фамилия Хеллсинг в их числе — были известны даже такой все на свете проспавшей соне, как Арквейд. Были ей знакомы и другие знаменитые фамилии — в основном, они принадлежали семействам восточной Азии; известно, что те народы преуспели в охоте на различных демонов, выработав у себя необычные, сверхъестественные способности. Однако Хеллсинг, в противоположность им, оставались самыми обычными людьми, но успехи их, тем не менее, успели войти в историю. Тем они и прославились.
Британские острова, несомненно, являлись центром свободного протестантского мира. Но и не только. Было повсеместно известно, что Британия спокойно относилась ко многому из того, что католический мир считал греховным и подлежащим немедленному уничтожению. Нет, здесь, конечно, не приветствовали разнообразную нечисть, вроде демонов и вампиров; но та же Ассоциация Магов вполне прижилась здесь, создав необычную атмосферу и еще более усилив дух свободы и протеста в Соединенном Королевстве. Автономная от католического мира, от закоснелых ватиканских взглядов на жизнь и веру, Англия становилась своеобразной Меккой для существ и созданий самых разнообразных видов и способностей. Роа, на сей раз ты выбрал богатейшую почву для своих мерзких планов! Да, безусловно, существовал риск, что против вампира такой силы обернутся все местные фракции и организации; однако и вероятность того, что оные фракции спляшут под его дудку, тоже была весьма большой, и отрицать это было бессмысленно. В общем, в этот раз «Змею Акаши» было где развернуться — его ждала огромнейшая шахматная доска с практически неограниченным набором фигур, полностью в его распоряжении.
— Вот, значит, как, — наконец, проговорила Арквейд в задумчивости. В ее сознании потихоньку начинала складываться интересная картинка, мозаика, состоящая из разных кусочков-знаний. — Понятно. Не слышала, чтобы у семьи охотников на демонов ходили в слугах вампиры. Как это вас угораздило?
— Так вышло, — Алукард неопределенно пожал плечами. Его высокая, закутанная в алый плащ фигура казалась неестественной на фоне ночного мрака. — Вас это в любом случае не касается. Послушайте, мисс: вы — вампир. А я, как мы видим, — охотник на вампиров. Так какого черта мы стоим здесь и без толку мелем языками? Не пора ли нам уже решить, чьей душе нынче ночью суждено отправиться в Ад?
— Не торопитесь, мой враг, наш обмен любезностями еще не подошел к концу, — с очаровательной улыбкой откликнулась Арквейд. — Увы, я совсем не та, на кого вам следует охотиться, а в профессии вашей я скорее ваша коллега, чем противник. Но если вам так хочется на экскурсию к Люциферу, то я, пожалуй...
— Остановитесь! — вдруг потребовал чей-то голос. Арквейд даже подпрыгнула от неожиданности, когда увидела, как из тени появляется чья-то легкая, хрупкая фигура. Но еще более она удивилась тому, что знает, кого сейчас увидит. Когда свет упал на лицо девушки, так вовремя вмешавшейся в их с Алукардом беседу, белая принцесса, казалось, готова была сесть там, где стояла.
— Ты... — негромко, на грани шепота, проговорила она.
— Да, это я, — ответила Сиэль, позвякивая какими-то мечеобразными лезвиями. Она прошла в круг света, встав между Арквейд и Алукардом.
— Но ведь я убила тебя. Роа...
Девушка покачала головой, глядя прямо в алые глаза Арквейд.
— Я вовсе не Роа. Я Элезия Сиэль — дитя, которое было захвачено Роа Вальдамьонгом, «Змеем Акаши», и которое ты убила в конце прошлого века. Увы, до конца умереть у меня не получилось. Не стану вдаваться в подробности и рассказывать о своей жизни после встречи с тобой; скажу лишь, что нынче я работаю в Агентстве Погребения. Я здесь с той же целью, что и ты.
— А, так это ты приходила сегодня утром к Интегре, — догадался Алукард. — Посланник Ватикана, значит...
Сиэль смерила вампира холодным взглядом и проговорила с подчеркнутой серьезностью:
— Вам, слуга Хеллсинг, с Арквейд сражаться нельзя. Она вовсе не тот вампир, за которым вы охотитесь.
— Элезия, я сама разобралась бы... И без твоего вмешательства. Или ты хочешь отомстить мне, когда все закончится? — Арквейд мягко, едва ли не с состраданием, взглянула на церковницу.
— Не строй из себя праведницу, вампир, — Сиэль мрачно опустила глаза. — Тебе прекрасно известно, что Ватикану твоя смерть не нужна. Твое время и так скоро придет. Ты не сможешь сражаться с импульсом вечно, пока Роа продолжает перерождаться, будь ты хоть трижды принцесса истинных предков. Тогда у тебя будет только две возможности: или поддаться жажде и закончить свое существование при вмешательстве Церкви, или навечно заснуть в Тысячелетнем Замке.
— Первый вариант не для меня, — весело улыбнулась Арквейд. — Я буду сражаться до последнего, а когда придет время — уйду, как подобает последней из моего рода. Но не недооценивай меня, Элезия; я вовсе не такая старушка, какой ты себе воображаешь. Я семнадцать раз побеждала воплощения Роа; я сделаю все, чтобы этот, восемнадцатый, раз оказался для него последним. Ну, а если нет — я вернусь. Вернусь столько раз, сколько потребуется, и буду убивать его, сколько бы он ни возрождался. Но к черту эту патетику. Алукард! вы там еще не заснули?
— Нет, — встряхнулся вампир. — Я вижу, у вас тут дружеская встреча. Впервые встречаю служителя Ватикана, спокойно общающегося с порождением тьмы...
— Похоже, Искариоты испортили ваше впечатление о Ватикане, — протянула Сиэль с мрачной улыбкой. — Мы в Агентстве Погребения не так агрессивны, как наши собратья по оружию в XIII отделе. Сами понимаете, темные материи и всякое такое...
— Искариоты? — переспросила заинтересованная Арквейд.
— Да, возрожденная инквизиция, — пояснила Сиэль. — Войско Ватикана, охотники за неугодными Церкви. Настоящие фанатики.
— Славные ребята, — с кровожадной ухмылкой кивнул Алукард.
— Да, что-что, а сражаться они умеют, — девушка закатила глаза. — С мозгами только проблемы... Хотя, я слышала, их лидер весьма хитер. Его опасается даже сам Папа Римский. Максвелл, кажется...
— Энрико Максвелл, — подсказал Алукард.
— Точно. Не так давно, по моим сведениям, произошло столкновение протестантских рыцарей с Искариотами. Руководил операцией Александр Андерсен, один из самых могучих бойцов XIII отдела и всего Ватикана...
— Ха, отличная вышла битва! — вновь оскалил острые зубы в кривой ухмылке Алукард. Его глаза весело и зло сверкнули из-под оранжевых стекол очков. — В этот раз мне отрубили голову...
— Чудесно, — пробормотала Арквейд.
— Не то слово, — покачала головою Сиэль. — В результате, мне сегодня пришлось выпрашивать разрешение Ее Величества у Интегры Хеллсинг. Хорошо тебе, Арквейд, — поскольку ты и так фактически вне закона, тебе не нужно носиться с пачкой документов. Вряд ли к тебе станет приставать констебль с требованием предъявить разрешение на вот эти железки, — девушка-агент звякнула оружием.
— Конечно, я ведь и не ношу с собой ничего такого, — улыбнулась белая принцесса.
— Я думаю, ты поняла, о чем я говорю, — Сиэль явно не разделяла ее настроения. — Впрочем, это все неважно. Надеюсь, вы примете мой совет к сведению и не станете драться друг с другом, пока Роа расправляется где-то с очередной жертвой.
После этой фразы Арквейд тоже резко посерьезнела. Меж ее нахмурившихся бровей пролегла глубокая складка. Повисшую хрупкую тишину нарушил Алукард:
— Роа? Речь идет о Роа Вальдамьонге, я полагаю?
— Именно о нем. Знаете что-нибудь об этой персоне? — встрепенулась Арквейд.
— Интегра мне кое-что рассказала, — признал вампир, взглянув на принцессу. Помедлив немного, он отвесил ей легкий, отдающий иронией поклон. — Приветствую вас, Ваше Высочество.
Арквейд улыбнулась и сделала кокетливый книксен. Сиэль кашлянула:
— Господа, это все, конечно, прелестно, но не могли бы вы устроить обмен любезностями в другом месте и в другое время, хорошо? Как? Отлично. Надеюсь, мы договорились. Что мы решим насчет Роа?
— А что решать-то? — удивилась Арквейд. — Отыщу его и убью — вот и все.
— Мне нравится этот настрой, — отметил Алукард.
— Очень в стиле лунной принцессы, — Сиэль устало потерла переносицу. — Полнолуние будет через два дня, в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое августа... Начнется без пятнадцати двенадцать, если быть точной. В это время силы всех вампиров максимально возрастают — вам это должно быть прекрасно известно. К этому дню Роа уже нужно будет выследить. Если нам ничто больше не помешает...
— Обычно Роа отмечает логово сильным магическим полем. Скорее всего, он захочет уничтожить Лондон, чтобы напитать свое тело силою местных жителей, — Арквейд взглянула на Сиэль, явно ожидая ее реакции. Та кивнула:
— А пока он будет просто убивать и превращать жертв в упырей, чтобы задержать нас.
— Ну, уж с упырями-то проблем точно не возникнет, — с мрачной улыбкой Алукард погладил один из своих пистолетов — серебряный Casull.
— Если он, конечно, не придумает чего-нибудь нового, — задумчиво протянула Арквейд.
— Да, от него этого можно ожидать. Хроники говорят, что семнадцать раз он повторял один и тот же сценарий практически без изменений... Неужто в голову ему не может прийти план поумнее?
— Посмотрим, — белая принцесса позволила себе легкую улыбку. — В конце концов, его традиционность во многом нам на руку. В каком-то смысле она делает его предсказуемым. Фактически, мы уже знаем следующий шаг Роа. Но нужно быть готовыми к неожиданностям.
— Это верно, — Сиэль взглянула в темные небеса. — До рассвета еще далеко. Можно потратить остаток ночи на поиски... Алукард, вы с нами?
— Ох уж этот запах приключений и крови, — изрек вампир со своей обычной ухмылкой. — Конечно, я с вами. В конце концов, охота на вампиров — это моя обязанность. И должен признать, что вы, мисс, — еще один легкий поклон Арквейд, — и вы, юная леди, — учтивый кивок Сиэль, — заинтриговали меня этим вашим Роа. Я буду рад принять участие в этой авантюре, если вы мне позволите.
— Что ж, тогда в путь. Разделимся, — Арквейд указала на запад. — Я пойду в ту сторону. Думаю, что если мы ничего не обнаружим, встречаться нам сегодня смысла нет. Так что доброй ночи, — и она взмыла вверх в немыслимом прыжке и куда-то унеслась по крышам. Сиэль тоже исчезла в темноте — только сверкнули лезвия ее необычных мечей. Наконец Алукард остался один. Постояв еще немного на самой границе света и тьмы, он резко развернулся, так, что его алый плащ красиво завихрился, и словно растворился в ночи.
Никто — ни вампиры, ни агент-экзекутор — не обратил внимания на огромного ворона, сидевшего на погасшем фонарном столбе и наблюдавшего ту сцену, что разыгралась на этой площади перед парком. Казалось, это самая обычная птица, но была у нее одна странная черта — глаза ее светились в ночи тусклым алым светом, как у Алукарда и Арквейд. Когда все ушли, ворон расправил огромные крылья и тоже взлетел, теряя перья. Какое-то время его силуэт еще выделялся на фоне багровой луны, пока он окончательно не исчез в ночном мраке.


Казалось, Лондон в этот поздний час уже спит. Только фонари, эти вечные стражи ночи, неусыпно стояли во мраке, освещая пустынные улицы. Однако город этот даже и не думал о сне. В некоторых местах было очень даже оживленно. Например, сейчас два вампира и один ватиканский экзекутор из Агентства Погребения — вот уж действительно странная компания! — ищут некоего господина, который, как им думается, собирается в ближайшие два дня уничтожить этот огромный город. Этот господин тоже, несомненно, не спит, ведь его планы требуют тщательного осмысления, да и сон ему, в общем-то, не нужен... Но даже если оставить его в покое, в городе найдется, за кем понаблюдать.
Вот по улицам идет женщина. В пропыленном оранжевом плаще с высоким воротом, с внушительного вида несколько старомодным дорожным чемоданом, который она держит за единственную ручку — сразу видно: путешественница. Эта дама и правда проделала очень и очень долгий путь. Но сейчас она возвращалась вовсе не домой; этот город можно было бы назвать лишь ее профессиональной родиной. Впрочем, кто знает, где же находится ее дом. Возможно, его и вовсе нет на этом свете; возможно, она попросту не имеет представления, что это такое. Никто, даже, наверное, она сама, не сможет дать на это точный и осмысленный ответ.
У женщины этой необычные красные волосы, перевязанные на затылке в хвост, длинная челка, падающая на глаза. Под плащом обычная белая блузка и брюки, на ногах — черные туфли, подозрительно чистые, для столь долгого пути. На вид ей нельзя дать больше тридцати лет, и она, несомненно, очень красива. Глаза ее также отличаются необычным цветом — оранжево-красным, как и ее волосы — а еще они светятся хитростью и мудростью; лисьи глаза. Она улыбается и, пользуясь тишиной и безлюдьем, мурлычет под нос какой-то незатейливый мотивчик. И все идет, идет, идет...
Другая женщина — похожая на первую словно сестра — остановилась на берегу Темзы и смотрит на Биг-Бен, о чем-то явно задумавшись. Ее волосы тоже красны, но гораздо длиннее; алой волной они стелятся, подхватываемые ветром, за нею. Глаза же у этой женщины ярко-синие, словно бирюза; на самом дне их плещутся веселые искорки, словно пузырьки шампанского. Она тоже одета в плащ — но другого покроя; плащ распахнут, и под ним видна черная блузка и длинная белая юбка в складку. И еще у ее ног стоит такой же чемодан, тяжелый, большой, старомодный. Вдруг прямо над нею проносится, громко хлопая крыльями, огромный черный ворон. Она поднимает глаза, провожая странную птицу взглядом, и слегка хмурится. Наконец, словно что-то решив, путница переходит мост и идет к часовой башне.
А ворон продолжает полет, пока не находит то, что искал. Это мрачного вида человек. Его седые волосы коротки, и на бледном лице его отчетливо видны жилы. Он не кажется стариком; его черные холодные глаза лишены блеска жизни. Мужчина одет в длинный — едва ли не до пят — темно-синий наглухо запахнутый плащ. Он вздевает руку вверх, и ворон послушно садится на нее. Странный человек подносит птицу к лицу, и она, едва не касаясь его уха клювом, мигает необычными алыми глазами. А затем происходит что-то и вовсе странное: человек подносит ворона к груди, и он приникает к ней, словно растворяясь в плаще. После чего незнакомец еле слышно вздыхает и говорит в ночь:
— Наконец я тебя нашел.
В это время еще одна девушка идет по темным улицам города. Девушка эта одета довольно необычно, да и выглядит соответственно. У нее длинные волосы, заплетенные в косу, которая вполне достает до колен, и неровная, падающая на глаза челка, на голове — лиловый берет; одета она в белую блузку, перевязанную желтым галстуком, сверху — лиловый жакет, отделанный золотистыми узорами, с закатанными широкими рукавами и непонятными эмблемами на плечах, золотистого цвета браслеты на руках; ниже короткая белая юбка и лиловые чулки. Все это не могло не привлечь внимания прохожих. Час был поздний, так что людей на улицах было немного, но на беду девушки она повстречалась с компанией из трех подвыпивших молодых людей. Естественно, они решили познакомиться с симпатичной незнакомкой, всей гурьбой подойдя к ней. Один из них сказал слегка заплетающимся языком:
— Эй, красотка! Чего это ты тут... одна... не хочешь присоединиться к нам? С нами весело!
Девушка словно не услышала парня и собиралась уже пройти мимо, как другой юноша схватил ее за руку и чуть не сорвал золотой браслет с ее ладони. Она остановилась...
...И в следующее мгновение наглец вдруг упал на колени перед нею, хватаясь руками за стянутое невидимыми нитями горло. Его испуганные глаза с мольбой смотрели на девушку, но та лишь бесстрастно взглянула на его друзей. Те, ударившись в панику, бросились бежать, оставив приятеля извиваться от боли у ног незнакомки. Когда парень потерял сознание от удушья, девушка освободила его и пошла прочь. Она не желала убивать, но и прикасаться к себе тоже не могла позволить.
В особняке Хеллсинг также не спали. Интегра в задумчивости сидела за столом, покуривая сигару. Ее синие глаза отражали красноватый свет луны, который бросал на лицо девушки мистические тени. Она обдумывала то, что сегодня произошло, а более всего — появление загадочной особы-агента из Ватикана, этой Элезии Сиэль и связанные с этим происшествия. За Алукарда она не беспокоилась — этот вампир стар, мудр и очень, очень силен. Порою Интегре казалось, что ничто на свете не сможет одолеть его, и в такие моменты ей становилось поистине страшно. Печать Кромвеля — тонкая цепь, удерживающая огромного Цербера в ее руках. Стоит только защите, возведенной ее дедом — Абрахамом Ван Хельсингом — рухнуть, и весь мир окажется беззащитен перед всепоглощающей мощью этого чудовища.
Размышления Интегры прервал тихий скрип двери, которая, сколько бы ее ни смазывал старательный Уолтер, все равно постоянно издавала какие-то посторонние звуки. В проем заглянула по-детски милая головка Виктории Церас, которую в этом доме звали Полицейской. Интегра едва не улыбнулась этому очаровательному и беззаботному созданию, но вовремя вспомнила, что Виктория с недавних пор принадлежит к ночному народу вампиров, хоть и сама не хочет того признавать. Посему хозяйка особняка натянула на лицо холодное выражение и притушила тепло в глазах, надеясь, что юная вампирша ничего не заметила.
— Не спите, госпожа Интегра? — спросила Виктория.
— Не сплю, сержант. Проходи. Что случилось? — Интегра потушила сигару.
— Мастер Алукард куда-то ушел... — Виктория зашла в кабинет и остановилась перед столом хозяйки. — Он не сказал, куда, но по нему видно было, что дело серьезное. Что-то случилось?
— Не сказал, значит? — протянула Интегра. — А я думала, что он возьмет тебя с собой — для подстраховки. Ты ведь не читала газет? Вот, держи, сержант, — и она подала Виктории вчерашнюю газету, раскрытую на странице с «вампирскими» убийствами. Пробежав взглядам по листам, бывшая полицейская заметно побледнела даже для вампира. Ее светло-голубые глаза словно налились свинцом, когда она вернула Интегре газету.
— Ясно, — уныло откликнулась Виктория. Интегра, явно тронутая переживаниями девушки, проговорила, продолжая скрывать улыбку:
— Не расстраивайся, сержант. Я поговорю с твоим Мастером, когда он вернется. В следующий раз Алукард обязательно возьмет тебя с собой, можешь даже не сомневаться.
Лицо девушки мгновенно прояснилось:
— Спасибо, госпожа Интегра. Рада служить вашему дому.
— Иди. Потренируйся в стрельбе, чтобы не опозориться перед Мастером, когда придет время стрелять во врага, — Интегра махнула рукой на дверь. Девушка отвесила ей низкий поклон и быстрым шагом покинула кабинет. Хеллсинг же откинулась на кресло, крутя в пальцах новую сигару. В дверь вновь постучали, и вошел Уолтер.
— Когда госпожа собирается отправляться спать? — спросил он, протягивая ей огонь и зажигая сигару.
— Да сейчас... Докурю только... — пробормотала Интегра. Она обернулась и взглянула на кровавую луну в ночных небесах. Уолтер тоже посмотрел в окно, и улыбка его стала гораздо мрачнее. — Да, вот только докурю... — повторила госпожа Хеллсинг и выпустила облако ароматного дыма, пронизанного лунным светом.


В это время в самом сердце Рима, в Ватикане, Энрико Максвелл не спал тоже, несмотря на то, что разница во времени между Британией и Италией составляла час, и, соответственно, сейчас здесь было более позднее время, чем в Лондоне. Тем не менее, епископу это вовсе не мешало, он как раз заканчивал работу с документами, попутно обдумывая складывающуюся ситуацию. Общеизвестно, что Максвелл является великим трудоголиком, и он не собирался рассеивать сей образ.
Сегодня днем он был вызван к Святому Престолу, где состоялся крайне неприятный разговор с нынешним Римским Папой, Бенедиктом XVII. Очевидно, что старый хрыч был недоволен деятельностью XIII отдела, хотя сам же и приказал Искариотам отправиться в Ирландию и уничтожить там вампиров, в результате чего Андерсен и столкнулся с Алукардом. Еще совсем недавно Папа был удовлетворен Максвеллом, но сейчас, стоило только ситуации чуть-чуть измениться... Вот она, его трусливая политика. Теперь он задабривает эту протестантскую блудницу Хеллсинг и гладит по головке экзекуторов из Агентства Погребения. Трусливая свинья.
В гневе Максвелл стукнул кулаком по столу, испугав стоящего у входа служку. Однако ярость епископа быстро прошла — он тут же взял себя в руки и вернулся к работе. Впрочем, вскоре он отложил документы: на сегодня с него хватит. Пора бы уже выйти на воздух и немного проветриться...
Итальянская ночь, глубокая, полная ароматами цветов и пением многочисленных фонтанов, слегка охладила голову Энрико Максвелла, успокоив его обиду и гнев. Он прибережет ярость и рвение для более значимых дел. Внезапно он разглядел впереди знакомый силуэт. А, неужто в Ватикане нашелся еще один добровольный полуночник, помимо самого Максвелла?
— Доброй ночи, — силуэт повернулся к епископу, и тот смог разглядеть блеск очков в лунном свете. Несомненно, встретившийся Энрико человек являлся преподобным Александром Андерсеном — его выдавали и глубокий низкий голос, и могучее телосложение, каким мог похвастаться не каждый итальянец.
— Да хранит вас Господь, — откликнулся Максвелл с доброжелательной улыбкой, замедлив шаг и подойдя к святому отцу. — Я вижу, вы тоже пренебрегаете дарами ночи?
Андерсен осклабился, почесав широкий шрам на щеке.
— Да уж... Работа, сами понимаете. Я уже до того надышался этой книжной пылью в библиотеке, что, кажется, скоро начну вырабатывать ее сам.
— Понимаю. Вам, вероятно, не просто сидеть на месте, — Максвелл прищурил светлые глаза. Святой отец вздохнул, оскалив зубы в новой улыбке, каковая, по его мнению, должна была казаться печальной, и ответил:
— Вы себе даже не представляете, — с его лица сошла ухмылка, и он продолжил уже вполне серьезно. — Сегодня днем, как я слышал, в тринадцатый отдел поступил приказ от вашего имени. В нем говорилось, что Искариотам временно запрещено покидать пределы Италии. Что-то случилось?
Энрико Максвелл задумчиво пригладил длинные, стянутые сзади в хвост пепельные волосы и, наконец, после недолгого молчания промолвил, едва скрывая горечь в голосе и взгляде:
— Да. Смена политического курса у Святого Престола. Это связано с тем, что Ватикану срочно понадобилось заключить с Британией мир.
— Мир? С протестантами? — брови отца Андерсена сурово сошлись на переносице. — С чего бы это нам, католикам, мириться с грязными еретиками?
Максвелл усмехнулся. Да, тому, кого в былые времена называли Ангельской Пылью, будет сложно понять и принять нынешнюю деятельность Святого Престола и Римского Папы. И, наверное, это даже хорошо; ему, Энрико Максвеллу, не помешает пара единомышленников, особенно таких, как отец Андерсен.
— Понимаю ваше негодование, — епископ кашлянул в кулак, скрывая усмешку. — Но здесь, несомненно, есть вполне уважительная причина. Быть может, вы знакомы с представителями Агентства Погребения и их деятельностью?
— Знаком, — кивнул задумчиво святой отец. — Слышал, что они одни из лучших экзекуторов Ватикана и всего католического мира, — здесь он вновь улыбнулся с иронией. — Говорят даже, что они не уступают нам, Искариотам...
— Не будем сравнивать, — Максвелл поднял руку в миролюбивом жесте, хотя внутри разделял сарказм своего давнего учителя. — И они, и мы — профессионалы в своем деле. Да, наша деятельность порою пересекается. Хотя это бывает нечасто. Но это не столь важно. Так вот. Касательно этого самого Агентства. Вам должно быть известно, что они существуют с XII века. И все это время они, помимо выполнения обширного спектра задач, имеют одну важную цель. Они охотятся на одного вампира...
— Только на одного? — продолжая излучать иронию, святой отец сложил на груди руки. — Да, я слышал что-то такое. Вроде этот вампир, прежде чем стал, собственно, тем, кто он есть сейчас, основал это самое Агентство. Я прав?
— Да, это было более восьми веков назад. Звали его Михаэль — Михаэль Роа Вальдамьонг. Впрочем, вскоре он сошел с праведного пути и превратился известно в кого. И был наказан за это святой католической церковью. Однако же смог возродиться, и возрождался уже, если я не ошибаюсь, семнадцать раз.
— Живучий, — отметил Андерсен. — Так и как это связано с тем, что нам запрещают покидать Италию?
— Вы не дослушали, — укорил его Максвелл. — Дело в том, что этот Михаэль опять возродился, уже в восемнадцатый раз. Больше семидесяти лет о нем не было ни слуху, ни духу, однако же, наконец, он объявился — и не где-нибудь, а в Англии, в Лондоне.
— А, понял. Агентству Погребения все равно, какие отношения связывают католиков и протестантов, так?
— Верно. Выслеживать и убивать Михаэля — это их главная миссия, никто, кроме них, этим и не занимается. Проще говоря, это вне компетенции тех же протестантов. Но возникла небольшая загвоздка: Агентство — все-таки католическая организация, а с Ватиканом у Британии с некоторых пор сложились сложные отношения, хотя когда они не были сложными? В общем, чтобы задобрить Королеву и выклянчить у нее разрешение на пребывание в Лондоне официального представителя Ватикана, Святому Престолу пришлось как-то наказать «виновников» — то есть нас, XIII отдел Искариот.
— Куда катится этот мир, в котором мы живем? — воскликнул оскорбленный отец Андерсен. — За что нас наказывать? Это не мы, а эти еретики из Хеллсинг нарушили закон! Они вообще не имели права появляться в Ирландии, эта территория находится под нашей юрисдикцией.
— Это все понятно, святой отец, — Максвелл покачал головой. — И мне ясна ваша обида, я чувствую то же самое. Но здесь иначе и не выходит. Михаэль Роа — могущественный вампир, если он наберет такую силу, какой владел в двенадцатом веке... Сами понимаете, это угроза всему миру, не только католикам. Здесь Ватикану придется взять меч и встать на защиту творения Господа нашего. Однако наш конфликт с протестантами будет только на руку Роа, сами понимаете.
— Позиция Святого Престола мне понятна, — признал после некоторых сомнений отец Андерсен. — Однако такая несправедливость...
— ...Неподобающа, согласен, — кивнул Максвелл.
— Ха! — вдруг оживился святой отец. — Так выходит, в Лондоне теперь целых два могущественных вампира — Алукард и этот Роа, так?
— Три, — поправил его епископ. — За Роа охотится не только Агентство Погребения. Вы ведь слышали старую легенду об истинных предках и их белой принцессе?
— Было что-то такое.
— Она все еще жива — это Арквейд Брюнстад. Она пробуждается каждый раз, когда Михаэль дает о себе знать, и преследует его. Обычно именно она уничтожает его, а Агентство только помогает ей. У них эдакий тандем, сотрудничество, если можно так выразиться.
— Церковь и вампир? — Андерсен нахмурился. — Пахнет ересью.
— Возможно, — Максвелл пожал плечами. — Однако нам известно, что истинные предки, в отличие от обычных вампиров, которых они называли мертвыми апостолами, кровь не пили. Брюнстад также следует традициям своего рода; согласно архивам Ватикана, кровь ни разу не касалась ее губ на протяжении последних восьми веков. Впрочем, Агентство Погребения следит и за нею, чтобы уничтожить в случае, если она не сможет совладать с вампирским импульсом. Здесь вопрос серьезный. Известно, что если для обычных вампиров кровь — источник жизни, и нужна для поддержания сил, что делает их похожими на обычных хищников, то для истинных предков кровь губительна. Если они поддаются жажде, то впадают в дикое безумие и превращаются в настоящих чудовищ. Их даже называли Демонами-Лордами, потому как от демонов эти обезумевшие создания ничем не отличались.
— Вот как? — Андерсена, похоже, такой ответ не очень устроил. Он был как всегда категоричен в суждениях и считал, что сотрудничество Церкви с детьми ночи — великий грех. — Что ж, я не намерен оспаривать мнение Святого Престола. Но что нам теперь делать? Мы так и будем сидеть здесь, словно псы в конуре, оставив веселье этому самому Агентству?
— Я как раз размышлял над этим, когда встретил вас, — улыбнулся Максвелл. — Не сомневайтесь, соломоново решение Папы оскорбляет меня так же, как и вас. Однако сейчас — не время и не место. Давайте мы обдумаем это завтра. А пока нам обоим нужно выспаться, ведь и у вас, и у меня еще много работы. Я прав?
— Да, епископ, — святой отец кивнул. — В таком случае, спокойной ночи, — и Андерсен повернулся и побрел к приюту, где жил и трудился во имя детских душ.
— Спокойной ночи, — откликнулся Максвелл и тоже пошел к себе.
Почти полная луна склонила печальный лик над Ватиканом, и ее хрустальные слезы бесшумно падали на пустынные улицы, скапливаясь в сияющие лужицы на площадях, и таяли в ночном мраке.