Арквейд проснулась сама, поздно утром. Никто не пришел будить ее, а шторы на окнах были задернуты так плотно, что в комнату не проникало ни одного лучика света. Перевернувшись на спину, Брюнстад открыла глаза; она потратила некоторое время на изучение незнакомого сумрачного потолка, а затем вздохнула и громко чихнула.
Старание, с которым дворецкий Уолтер поддерживал чистоту в особняке Хеллсинг, не вызывало никакого сомнения, однако же было очевидно, что в гостевой спальне давно уже никто не ночевал, а в нежилых помещениях пыль почему-то всегда скапливается быстрее...
Арквейд села на кровати. Ее одежда лежала там же, где девушка бросила ее ночью — на полу. И белая кофта, и бардовая юбка — все было заляпано кровью и требовало немедленной стирки. Чистым оставалось разве что нижнее белье; больше никаких вещей у белой принцессы не было, и взять неоткуда. Вероятно, Арквейд потратила бы немало времени на раздумья, если бы за дверью вдруг не раздались чьи-то шаги. Это заставило Брюнстад насторожиться; она накинула простынь на плечи и принялась торопливо мучить края, пытаясь соорудить узел покрепче. Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показалась незнакомая светловолосая девушка — как раз вовремя, Арквейд едва успела справиться со своим импровизированным одеянием. Оставалось только надеяться, что оно не развалится в ближайшее время.
Видимо, пришелица не думала, что гостья уже проснулась, потому что растеряно захлопала огромными голубыми глазами. На лице ее появилась робкая, по-детски располагающая улыбка. Она сказала кротко:
— Доброе утро.
— Доброе, — откликнулась Арквейд, отвечая улыбкой на улыбку.
— Мое имя Виктория Церас, — представилась девушка и тут же сообщила: — Приятно познакомиться, мисс Брюнстад. Я вам кое-что принесла.
И она подошла к Арквейд и подала ей какой-то сверток. Та развернула его и с известным удивлением обнаружила, что держит в руках брюки темной ткани и белую сорочку.
— Это вам передает сэр Интегра. Надеюсь, что размер подойдет, хотя это неважно: мне приказано сводить вас по магазинам, чтобы вы смогли выбрать для себя что-то более подходящее, — и Виктория расцвела новой, еще более очаровательной улыбкой.
— Вот как? С-спасибо за заботу, — чуть запнувшись, пробормотала Арквейд. Она никак не ожидала такого внимания к своей персоне и преисполнилась искренней благодарности к Интегре. Истинный предок внимательнейшим образом оглядела Викторию с ног до головы. Сомнений не было: перед ней стоял вампир. Вероятно, дитя Алукарда, ибо, по обоснованному представлению бывшей принцессы, больше ничьих птенцов князь нечисти возле себя и своей хозяйки попросту не потерпел бы.
— Собирайтесь, пожалуйста. Я зайду к вам минут через двадцать, — с этими словами Виктория попятилась к выходу. Несмотря на свою беспечность, она явно робела перед «взрослым» вампиром.
— Но сейчас ведь день, — Арквейд скорее беспокоилась за Церас, чем за себя, спокойно переносящую даже самую ясную погоду. Столь юная дракулина, несомненно, не могла пока сравниться со старшими вампирами в противостоянии солнечному свету. Ее нежная кожа почернеет от ужасных ожогов, а глаза не потерпят даже самого слабого сияния дня.
— Не волнуйтесь, на улице сегодня пасмурно, — весело откликнулась девушка, уже стоя на пороге. — Я возьму зонтик.
Дверь за Викторией бесшумно закрылась, и Арквейд осталась одна. Сбросив простынь, она быстро натянула сначала рубашку, затем брюки. Одежда оказалась на размер или два больше, чем нужно, но рукава сорочки и штанины брюк можно было подвернуть, а в остальном все было совсем неплохо, и девушка осталась довольна. Впрочем, ей немного странно было носить мужскую одежду, ведь она явилась из той эпохи, когда женщины смели надевать только лишь длинные платья, но Арквейд решила, что со временем привыкнет, раз уж мир так изменился.
Часов в комнате не было, и о времени Арквейд смогла узнать только у Уолтера, что зашел к ней в комнату вскоре после того, как ее покинула Виктория. Его появление было как раз вовремя: Арквейд едва успела сладить со своей новой одеждой. В голову Брюнстад даже пришла мысль, что дворецкий ожидал под дверью, пока гостья оденется, непосредственно наблюдая за процессом, но бывшая принцесса отогнала ее. Мистер Дольнез казался ей слишком благородным человеком, чтобы таким образом запятнать свое доброе имя и имя своей хозяйки. Если чем и можно было объяснять его удивительную пунктуальность, так это исключительно профессиональным опытом и внимательностью. Дворецкий объяснил, что госпожа Хеллсинг сегодня слишком занята, чтобы уделить гостье время, и потому составить ей компанию и уладить все дела приказано было мисс Церас. Интегра выражала надежду, что мисс Брюнстад найдет их гостеприимство безукоризненным. Собрав испачканную одежду, дворецкий удалился, предоставив Арквейд самой себе. Но ненадолго; вскоре в комнату вновь пришла Виктория, и, обнаружив, что гостья уже собралась, поспешила отвести ее в холл. Там вездесущий Уолтер подал им зонты и плащи — Арквейд ее собственный, а Церас — легкий плащ-дождевик с капюшоном, чтобы скрыть лицо от солнечного света. Итак, получив необходимую экипировку, девушки покинули особняк и отправились на прогулку по городу.
Ночью, вероятно, вновь прошел дождь, небо было затянуто полупрозрачной пеленой облаков, сквозь которые проглядывал намек на солнце. По улицам низко стелился туман, который, впрочем, не создавал прохожим никаких проблем. Погоду можно было бы назвать промозглой, если бы в воздухе не витало вполне ощутимое августовское дыхание, пока не потерявшее силы.
Поход по магазинам удался, и с каждой минутой Арквейд все больше проникалась симпатией к своей спутнице. Виктория вела себя настолько по-человечески доброжелательно и приветливо, что сложно было не ответить ей взаимностью, да и еще очевидное, и оттого еще более забавное, смущение перед «взрослым» вампиром казалось бывшей принцессе милым. В этой молодой дракулине еще не успела увянуть человечность, и потому общаться с ней было легко и приятно.
— Так что привело вас в Лондон? — этот вопрос, вероятно, давно уже мучил Викторию, но задать его она решилась только сейчас. Пораскинув мозгами, Арквейд ответила с почти доверительной откровенностью:
— Решила навестить одного старого знакомого, который, как я слышала, недавно у вас тут поселился, — бывшая принцесса шутливо улыбнулась.
— Кажется, его зовут Михаэль? — припомнила Виктория то, что ей удалось выведать у Интегры и Алукарда.
— Да, Михаэль Роа Вальдамьонг. У меня с ним кое-какие счеты.
И Арквейд посвятила мисс Церас в подробности своей истории, видя ее искренний интерес и надеясь заронить в ее душу зерна понимания своей сущности. Пока что Виктория еще наивный птенец Алукарда, дитя, пугающееся своих способностей и желаний в силу исключительно малоопытности. Но придет время, когда всему настанет конец: птенец вылетит из гнезда и станет могущественным вампиром, мертвым апостолом. И в тот момент, когда прежние — человеческие — идеалы отступят в тень, вытесненные новым пониманием мира, быть может, Виктория припомнит ее, Арквейд, слова, и они, как надеялась бывшая принцесса, спасут девочку от превращения в чудовище. Не исключено, конечно, что и сам Алукард постарается вбить кое-какие знания в голову своей ученицы, пока она еще зовет его Мастером... Но этот вечно ухмыляющийся вампир, при всем своем могуществе и хваленой мудрости, похоже, заботится только лишь о боевых навыках Виктории. Как ни крути, а миропонимание истинного предка весьма и весьма отличается от мировоззрения мертвого апостола. Алукард, конечно, во многом прав. Нельзя превратить волка в комнатную собачку, подточив ему зубки, — он просто погибнет в четырех стенах, лишенный возможности свободно охотиться и утолять жажду крови. Однако допускать, чтобы волк поддался бешенству, тоже нельзя.
Так рассуждала Арквейд, объясняя Виктории, чем так насолил ей этот Роа, что она готова гоняться за ним по всему миру. Спутница слушала ее внимательно, как и рассчитывала бывшая принцесса, и, похоже, со всей серьезностью отнеслась к рассказу. В конце концов, она уточнила:
— Так значит, вы не пьете кровь. Верно? — Из всех возможных вопросов этот, видимо, волновал юную дракулину более всего.
— Верно. Я принадлежу к роду древнейших вампиров, истинных предков, которым не нужна была кровь. Для нас она являлась скорее ядом, чем едой. Однако вы, ты и твой Мастер, — вы другие, — в голосе Арквейд прорезалась искренняя печаль. Они как раз вышли к какой-то маленькой речке и теперь, остановившись перед чугунной оградой, наблюдали, как чайки бесшумно снуют в воздухе, в вечной гонке с ветром. — Вам, к сожалению, без крови никак нельзя. Это ваша пища. Нас жажда сводила с ума; вас она убивает.
— Да, Мастер говорил мне, — Виктория с тоской склонила голову, припоминая свои тщетные попытки укрощать проклятый голод. — Все говорили. Если я не стану пить кровь, не смогу сражаться.
— Увы, это так.
— Иногда я думаю, — не глядя на собеседницу, проговорила Виктория, — что лучше бы мне никогда не становиться вампиром, а погибнуть в ту ночь от пули Мастера. Жаль, что я не могу изменить своего решения.
— Уже слишком поздно. И потом, не тебе это решать. Человек или может стать вампиром, или нет, — Арквейд покачала голой. На ее лице появилась успокаивающая, мягкая улыбка. — Здесь множество всяческих нюансов, причин, возможностей; когда они пересекаются меж собой, получается мертвый апостол. Иногда не получается. То есть чаще всего не получается. Впрочем, у Алукарда, вероятно, есть особенная сила... Как говорят, он стал родоначальником особого класса вампиров, и ты, Виктория, являешься одной из его представительниц. Я не вникала, конечно, что собой представляет ваш класс... Не нужно много знать о мертвых апостолах, чтобы уничтожать их, верно? — в ее темно-алых, почти карих глазах вновь появились искры смеха.
— Вы собираетесь уничтожить нас? — Воскликнула Церас, вскидывая на Арквейд удивленный взгляд. Та захихикала и покачала головой. Ее умиляла наивность этой девочки, принявшей всерьез очевидную шутку.
— Нет, можешь быть спокойна. Я верю, что не все мертвые апостолы должны погибнуть. Кое-кто был даже до́рог мне... очень давно, — она встряхнулась и продолжила уже другим, шутливо-назидательным тоном: — У нас, у вампиров, и у апостолов, и у предков, тоже есть свои причины для существования, знаешь ли. Не думай, что мы явились в этот мир подобно демонам, одержимым только жаждой разрушения. Это не так. Мы созданы, чтобы убивать. Охотники и убийцы — мы действительно таковы. Однако вдумайся. Мы вампиры среди людей — «хищники» среди «травоядных». Мы стражи спокойствия этого мира, как бы парадоксально это ни звучало. Люди смотрят на нас с позиции жертв, и это понятно. Просто они, да и мы тоже, успели позабыть, кем и чем являлись вампиры изначально, ради чего пришли они на эту землю. Да и не могут они помнить, ведь единственные хранители этого знания давным-давно канули в Лету. Отчасти по моей вине.
Но не только люди жертвы в этой истории. Людям вообще свойственно считать себя центром вселенной, не находишь? А в это время мир нуждается, всегда нуждается в защите от человека. Оттого и существуют на земле «хищники», «охотники» — вампиры, и демоны, и разные духи, которые заставляют человека дрожать от страха. Мир очень жесток — так же, как и люди. Потому воля земли и воля человечества сталкиваются в извечной борьбе; эта борьба и есть жизнь. Все, лекция окончена, к следующему занятию приготовьте, пожалуйста, эссе на тему «Положительные стороны существования вампиров».
— На сколько страниц? — оживилась Виктория. Как и раньше, она воспринимала слова Арквейд всерьез, однако тут же переняла ее шутливый тон.
— На сколько хватит терпения, — с улыбкой откликнулась Арквейд. Посмеявшись вдоволь, они пошли вперед по узкой набережной, вслушиваясь в шуршание развесистых лип, посаженных вдоль улицы. С покупками было покончено, и можно было уже возвращаться в особняк, тем более что солнце грозило вот-вот выползти из-за облаков. Прохожие оглядывались на них, нагруженных сумками, и это начинало беспокоить Викторию, которая, очевидно, привыкла относиться с подозрением к любому вниманию. Девушки ускорили шаг, и вскоре уже стояли перед особняком. Уолтер открыл перед ними дверь едва ли не сразу, как они успели позвонить, и Виктория убежала с дворецким, поскольку выяснилось, что ее ожидает Интегра. Арквейд же поднялась в свою комнату, переоделась в новую, только что купленную одежду, и на какое-то время погрузилась в размышления...
От раздумий Арквейд отвлек какой-то шум. Внизу что-то происходило. Никто не запрещал ей покидать комнату, и потому она просто поднялась на ноги и вышла в коридор. Спустившись по лестнице в пустующий холл, она вновь прислушалась. Да, источник шума уже близко. Чуткий вампирский слух подсказывал Арквейд, что это голоса. Громкие человеческие голоса, веселые и взволнованные. «Наверное, я не единственная гостья в этом особняке», — рассеяно подумала истинный предок. Уместно ли будет ее появление? Она сомневалась, что ответ на этот вопрос может быть утвердительным. Однако она все равно пошла туда, где ей слышались голоса, решив, что никому не навредит своим визитом.
Дверь в комнату, где собрались гости, была неплотно прикрыта. Арквейд не стала входить; она только робко заглянула в щелку. Внутри собралась куча народа — все мужчины в дорожной одежде. Бывшая белая принцесса только успела задуматься, что все эти люди делают в особняке, как за плечом ее раздалось деликатное покашливание. Девушка обернулась и обнаружила у себя за спиной усмехающегося Уолтера, а рядом с ним недовольно поджимающую губы Интегру и сияющую смущенной улыбкой Викторию.
— Прошу прощения, — растерялась Арквейд, отступив с дороги и пропуская хозяйку дома и ее спутников. Те ничего не ответили и прошли мимо нее, однако Уолтер придержал дверь, и Виктория подмигнула гостье. Арквейд улыбнулась и скользнула в комнату вслед за ними. Уолтер с негромким стуком прикрыл за ними дверь. Удивительно, но и она, и Виктория — обе весьма симпатичные девушки, — остались незамеченными людьми, таковы были влияние, сила и харизма Интегры, легко захватившей все их внимание. Полицейскую они заметили только после того, как сама сэр Хеллсинг прямо указала на нее. Как Арквейд поняла из разговора, собравшиеся в комнате гости являлись наемными солдатами, отрядом под названием «Дикие Гуси», которых организация собиралась пригласить в качестве бойцов. Командовал отрядом молодой человек с явным французским выговором. Капитана звали Пип Бернадотте. У него были длинные рыжевато-каштановые волосы, заплетенные в косу, и небрежно повязанный красный шарф, придававший его образу особую щеголеватую черту. По тому, как он держался и вел себя, можно было легко сделать выводы о его натуре — типичный авантюрист, неудержимый искатель приключений, балагур, весельчак и романтик. В общем, полная противоположность Интегры. У них у обоих были те необходимые качества лидера, способного не только держать людей в подчинении железной рукой, но и вызывать такие чувства, которые иначе как любовью и не назовешь. Но подходы к этому делу у них были совершенно разные.
Конечно, Арквейд ни в коем случае не занималась психологическим анализом каждого встречного человека специально; просто так получалось.
Встреча закончилась демонстрацией силы Виктории и появлением Алукарда, внесшего полную неразбериху в ситуацию, и без того находившуюся на грани комедии. Затем Уолтер, появившийся следом за Алукардом в комнате, подал Интегре письмо из Ватикана, и хозяйка быстро удалилась в свой кабинет. Тут же поспешно откланялась и Виктория; Арквейд, не желая привлекать к себе лишнее внимание, последовала за ней. Она не успела уйти далеко, — перед ней как из-под земли появился Алукард. Он сказал со своей извечной усмешкой:
— Я вижу, вы уже чувствуете себя в особняке как дома.
— Вовсе нет, — возразила Арквейд. — Как дома я себя чувствовать нигде не могу, увы.
— Вот как? Что ж, этого можно было ожидать. Надеюсь, вы уже оправились после вчерашнего. Полнолуние, как вы помните, будет уже следующей ночью. Думаю, нам стоит сначала разобраться с Неро Хаосом, — и сделать это уже сегодня.
— Он все равно не даст нам расслабиться, — пожала плечами бывшая принцесса. — Он, вероятно, считает, что двадцать седьмого августа Роа атакует нас. Неро это не нравится, ведь такой расклад разрушит все его планы... независимо от того, кто победит — мы или «Змей Акаши».
— Понимаю. Однако не захотят ли эти двое объединить усилия? — Глаза Алукарда сощурились за оранжевыми стеклами очков. Сам он был одиночкой, но в такой ситуации, несомненно, объединился бы на месте Вальдамьонга и Хаоса.
— Сомневаюсь. Возможно, такой союз был бы возможен, если бы речь шла о войне против вас, Алукард. Но когда дело касается меня... У них немного не совпадают цели, — тут у Арквейд неожиданно вырвался какой-то извиняющийся смешок.
— Так они все-таки могут объединиться, — покачал голой Алукард, — чтобы убрать меня. А потом уж они решат между собой, что делать с вами.
Эти слова заставили лунную принцессу задуматься. А ведь правда, могут и объединиться... Это означает, что сегодня ночью битвы им не грозят.
— Не стоит терять бдительности, — все-таки выдавила из себя Арквейд, пораскинув мозгами.
— Конечно-конечно, — улыбка Алукарда стала зловещей. — Черные Шляпы не дремлют, верно?
Арквейд не успела ничего ответить на это, — Алукард резко повернулся на каблуках и пошел прочь, громко стуча сапогами по полу. Наверное, он исчез, как всегда, потому что Арквейд быстро потеряла его фигуру из виду, словно тени поглотили его. Фокусы этого выскочки то раздражали ее, то веселили... видимо, на такую двойственность восприятия вся театральность этого мертвого апостола и была направлена.


Этажом выше Интегра закончила читать письмо от Энрико Максвелла. Похоже, тот быстро справился со своею опалой, поскольку приглашал сэра Интеграл встретиться в Британском Музее через пару недель. Чего этот прохвост, глава тринадцатого отдела Искариот, хочет от нее? Интегра сильно сомневалась, что этот человек желает посетить Лондон просто из праздного любопытства или чтобы унизить Интегру. Хотя кто его знает? Что ж, в любом случае, не стоит отказываться, нужно написать ответ...
В висках главы Хеллсинга билась только одна неприятная мысль: не слишком ли много в столице посланников Ватикана? Насколько Интегра могла судить, сейчас Искариоты лезут не только в дела Ордена протестантских рыцарей, но и Агентства Погребения. Нужно будет известить мисс Сиэль. Возможно, это не оставит равнодушной экзекутора; Интегра также не сомневалась, что ее руководство сей факт тоже заинтересует. В конце концов, они столько сил потратили, выбивая для своего представителя разрешение на присутствие в Британии, — даже привлекли внимание Папы. Сэр Хеллсинг почувствовала, как в груди ее расцветает какое-то новое чувство, — неужто азарт? Да, будет интересно посмотреть на то, что получится, если столкнуть лбами Отдел и Агентство.
Интегра порылась у себя в ящиках и извлекла на белый свет два листа плотной писчей бумаги. Выбрав подходящую перьевую ручку, она быстро написала сначала письмо Элезии Сиэль, затем — ответ Максвеллу, после чего вручила оба листа Уолтеру с тем, чтобы тот незамедлительно занялся их отправкой.
Только покончив с этим делом, Интегра позволила себе немного расслабиться. Однако пока ее тело отдыхало, мысль работала с прежней четкостью. Со всеми этими происшествиями, Арквейд Брюнстад, Михаэлем Роа и Элезией Сиэль, а также Неро Хаосом, который прошлой ночью вырезал целую гостиницу под носом у Алукарда, они успели забыть о собственных проблемах. Это непозволительно. Хеллсинг ничего не знает о своих врагах, кроме этого единственного слова — «Миллениум». Если бы не Уолтер, кто знает, сколько бы еще Интегра тянула с расследованием. Пора приниматься за дело.
С этими мыслями глава организации поднесла ко рту сигару и щелкнула зажигалкой. Под руку попались какие-то документы, принесенные Уолтером утром. Интегра поправила очки и погрузилась в чтение. Так, в тишине и спокойствии, прошло немало времени — почти два часа. От работы Хеллсинг отвлек Уолтер. Деликатно постучавшись, он бесшумно зашел в кабинет, неся на лице свою извечную полуулыбку, и проговорил:
— К вам вновь гости, сэр.
— Дай угадаю, — с мрачной усмешкой откликнулась Интегра, глядя на дворецкого поверх холодных стекол очков. — Элезия Сиэль, так? — дождавшись утвердительного кивка, она пренебрежительно фыркнула. — В этом весь Ватикан! Как можно являться в чужой дом, даже не уведомив хозяев?
— С вашего позволения, сэр, — в голосе мистера Дольнеза зазвучали мягкие нотки, призванные утихомирить вспыльчивый, раздражительный нрав его госпожи, — это не так. Мисс Сиэль уведомила меня о своем приходе и также испросила позволения привести с собой еще одного гостя. Поскольку я не хотел отвлекать вас от работы, я позволил себе не сообщать вам об этом до их прихода. Однако, как мне кажется, мисс Сиэль и ее спутник желают увидеть не вас, а Арквейд Брюнстад.
— Вот как? — Смягчившись, Интегра расслаблено откинулась на спинку кресла. — Что ж, вряд ли приход мисс Сиэль не имеет под собой серьезных оснований. Пусть наши гости устроятся в гостиной, Уолтер, а я спущусь через пять минут. И предупреди мисс Брюнстад о посетителях.
— Конечно, сэр, будет исполнено, — Уолтер повернулся и отправился выполнять поручения, в которых, в общем-то, не было никакого смысла, — он и сам бы прекрасно справился. Однако хоть Интегра и не хотела этого признавать, она была немного уязвлена тем, что ее дворецкий делал что-то, не посоветовавшись с ней, своей хозяйкой. Самодеятельности от подчиненных, тем более таких верных, как Уолтер, Интегра не могла снести так легко. Ей хватало одного только Алукарда, ведущего себя так своенравно, что она поневоле сумела с этим как-то свыкнуться и смириться.
Тем не менее, сделанного не воротишь. Тем более что Сиэль здесь явно по делу, — не просто же так она притащилась в особняк, чтобы увидеться с Арквейд. Кстати, откуда она узнала, что истинный предок сейчас у них? Видимо, у ватиканских экзекуторов свои методы... Интегра нахмурилась: ей не нравилось, что кто-то сует нос в дела ее организации, особенно если это католическая ищейка.
Как бы то ни было, тратить время на размышления было бесполезно; нужно спуститься и самой все узнать. Сэр Хеллсинг поднялась на ноги и вскоре уже входила в распахнутую настежь дверь гостиной. Гости поднялись ей навстречу. Рядом с темноволосой Сиэль, одетой сегодня в обычную одежду и зачем-то напялившей на нос очки, стояла еще одна девушка, на вид ровесница Элезии, может быть, чуть ее старше.
— Добрый день, — поприветствовала гостей Интегра без особой сердечности в голосе. Словно не заметив этого, экзекутор чуть поклонилась и проговорила с улыбкой:
— Здравствуйте. Прошу прощения за вторжение, — она сделала паузу и бросила взгляд на свою спутницу. — Позвольте представить вам: Сион Эльтнем Сокарис, алхимик из Атласа. Быть может, вы слышали об этом подразделении.
Все плохое настроение Интегры мигом улетучилось, сменившись профессиональным интересом. Так-так, это необычно. Атлас? Хм, кажется, ей доводилось слышать что-то подобное, очень, очень давно. Возможно, отец рассказывал? Кто знает? Вот, память услужливо приоткрывает завесу над сведениями, до которых ранее Интегре не было никакого дела. Знания волнами всплывают в голове, выстраиваясь ровными цепочками, стройными рядами, собираясь, словно кусочки мозаики. Атлас. Да, она помнит. Одно из трех подразделений Ассоциации Магов, находящееся в где-то в Египте. Алхимики, вольнодумцы, практически стоящие на пороге технократии, и, тем не менее, поддерживающие неплохие отношения с католической церковью, балансирующие на краю лезвия, ревниво оберегающие свои знания.
Интегра протянула руку и представилась:
— Интеграл Вингейтс Хеллсинг. К вашим услугам, мисс Сокарис.
— Эльтнем, — поправила Сион и пожала протянутую руку. Ее холодные, отливающие лиловым глаза встретились со взглядом Интегры, и обе сразу поняли, что их что-то роднит. Обе были аналитиками от природы, у обеих математический склад ума, нрав, меняющийся от спокойного и отчужденного до взрывного и неуправляемого. В чем-то они, несомненно, отличались: скажем, Сион до поры до времени приглушала лидерские качества, а возможно у нее их и вовсе не было, поскольку она вела одинокий образ жизни и редко когда жалела об этом.
— Прошу прощения, мисс Эльтнем, — откликнулась Интегра, и их руки разошлись.
Но Сион как будто не услышала ее. Все внимание алхимика сосредоточилось на том, что происходило за спиной у хозяйки дома. Хеллсинг обернулась и увидела Арквейд, стоящую в дверях.
— Истинный предок... — пробормотала Сион. Почудилось ли это, или Интегра действительно услышала в ее голосе благоговение?
— Здравствуйте, — Арквейд подошла к ним, как всегда озаренная беспечной улыбкой. — Элезия, ты узнала, где я, и пришла меня навестить? Как это мило.
— Ты заставила меня поволноваться, Арквейд Брюнстад, — совсем другим тоном, холодно проговорила в ответ экзекутор. — Не слишком-то приятно, знаешь ли, прийти на место работы и узнать, что там все подчистую разрушено. Скажи мне, пожалуйста, это ведь не ты расправилась с той гостиницей, верно?
Лицо Арквейд помрачнело. Она ответила тихо:
— Нет, это не я. Это десятый прародитель.
— Неро Хаос? — Ахнула Сиэль, не скрывая изумления. — Он-то что здесь забыл?!
— Истинного предка, — сумрачно пробормотала бывшая принцесса, отводя взгляд в сторону. — Хочет присоединить меня к своему зверинцу, вот и съел всех, кто был в гостинице, чтобы набраться сил после того, как столкнулся с нами — со мной и с Алукардом.
Глаза Интегры сузились, и Арквейд едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ни она, ни князь нечисти не посвящали охотницу на вампиров в подробности того, что происходило вчера вечером. Теперь Алукарду точно достанется.
— Только его нам не хватало, — сокрушалась тем временем сотрудница Агентства, не замечая бушующих в собеседницах чувств. Вдруг она опомнилась. — Точно! — Экзекутор виновато повернулась к алхимику, о которой в пылу беседы все забыли. — Знакомься, Арквейд, эта леди — Сион Эльтнем Сокарис, Атласия. Говорит, что ищет тебя, так что я привела ее сюда.
Арквейд смерила девушку удивленным взглядом и переспросила с недоумением:
— Атласия? Что алхимику из «Гигантской Ямы» понадобилось от меня?
— Я... — Сион запнулась, не зная, как начать разговор. Совсем не такой она представляла себе принцессу Брюнстад, последнюю из истинных предков. Она бросила взгляд на Хеллсинг, не зная, стоит ли посвящать ее в подробности этой истории.
— Давайте присядем для начала, — вмешалась Интегра, безошибочно прочитав все, что скрывалось за взглядом Сион, и первая устроилась в одном из кресел, стоящих вокруг низенького журнального столика. Таким образом, она продемонстрировала, хоть сие было и не слишком вежливо, свое нежелание покидать гостиную. В конце концов, это ее дом.
Сиэль и Арквейд послушались ее и заняли места друг напротив друга. Только одна Сион замешкалась, но все-таки присела под выжидающим ледяным взором хозяйки дома. Дворецкий принес чаю, и только тогда, сжав в руках горячую, исходящую паром чашку, девушка-алхимик почувствовала себя увереннее.
— Я пришла за помощью, — проговорила она после паузы. Девушка с неохотой отпила глоток чая и с такой же неохотой начала говорить. Поначалу ее рассказ был довольно бедным, предложения отрывистыми, тон безразличным, однако вскоре она слегка разошлась и заслужила к своей истории больше внимания, чем могла рассчитывать. Даже Сиэль, уже слышавшая этот рассказ вчера, казалось, навострила уши. Когда же Сион кончила говорить и жадно приникла губами к чашке, пытаясь смягчить пересохшее горло, в комнате воцарилась тяжелая, душная тишина.
— Значит, ты из рода Зепии Эльтнем Оберона? — Арквейд, наконец, решилась нарушить молчание. Сион в ответ кивнула и проговорила, опустив чашку:
— Да, это так. Он мой дед.
— Зепия Оберон... — пробормотала Интегра, словно пробуя это имя на вкус. — Кто это?
— Один из сильнейших вампиров в истории, — мрачно откликнулась Сиэль. Арквейд кивнула:
— Он тринадцатый прародитель мертвых апостолов. Его называют Татари, Ночью Валахии. В прошлом он был гениальным алхимиком, имя его семьи гремело по всему миру. Но он зашел в своих исследованиях слишком далеко, перешел черту, и Атлас отвернулся от него.
— И по сей день семья Эльтнем еще не избавилась от позора, — голос Сион был совсем безрадостным. — А когда он стал еще и мертвым апостолом, дела наши пошли совсем плохо...
— Татари — это чистый страх, — продолжала объяснять Интегре Арквейд. — Он может скопировать любое создание с любыми его способностями.
— Даже истинного предка, — предположила Сиэль.
— Думаю, да, — принцесса Шинсо опустила голову. — Пятьсот лет назад он воспользовался дурной славой валашского князя Дракулы, создав ужасающий кровавый образ, и тем самым приобрел огромное могущество. Потому его и называют Ночью Валахии.
— Незаслуженно, — выдохнула Интегра, и в ее синих глазах появились нехорошие огоньки.
— Да, может быть, — неохотно согласилась Арквейд. — Однако это не делает его менее опасным. Но речь не о нем. Верно, Сион? Пришла ты не для того, чтобы поведать нам историю своих корней.
— Все верно, истинный предок, — Эльтнем выпрямилась в кресле и впилась взглядом в темно-алые глаза бывшей принцессы Шинсо. — Я пришла, чтобы попросить тебя о помощи. Я... была укушена Татари. Я медленно превращаюсь в подвластное ему чудовище.
Во второй раз в гостиной воцарилось гнетущее молчание. Словно белая мгла, сомкнулась тишина над сидящими в комнате. Тяжелая, как покрывало, и душная, как воздух перед грозой, она пустила тугие корни в их легких, мешая дыханию. С трудом, едва справляясь с непокорной речью, Сион заговорила снова:
— Вампирский импульс... У меня все меньше сил сопротивляться ему. Однако я последние три года вела исследования, и...
— Три года? — повторила за нею пораженная Арквейд. — Ты сопротивлялась импульсу три года?
— Да. Обращение пошло медленнее, но сейчас мои силы уже на исходе. Я не знаю, сколько еще смогу выдержать. Если очень повезет — полгода, но не более того. Вот почему я пришла к тебе, истинный предок. Только ты можешь мне помочь.
— Сомневаюсь, что я что-то могу сделать, — покачала головой Арквейд. — Нельзя остаться человеком, когда вампирский яд уже разъедает твою кровь. Увы, я ничем не смогу тебе помочь, Сион Эльтнем.
Казалось, такой категоричный отказ поразил девушку-алхимика в самое сердце. На ее бледных щеках выступили красные пятна, а на глазах едва не показались слезы гнева. Но она справилась с собой. Чудовищным усилием воли она заставила свое сердце биться ровно, а кровавую пелену отступить от взора. Она тяжело вздохнула, после чего проговорила почти спокойно:
— Согласно моим исследованиям это не так; я потратила три долгих года, скрываясь от Атласа и Ватикана, на изучение вампирского вопроса. Я считаю, что раз люди становятся мертвыми апостолами, то процесс можно повернуть вспять и превратить вампира обратно в человека.
Но Арквейд только покачала головой.
— Я не храню всех знаний истинных предков, но вряд ли даже мудрейшие среди древних детей Багряной Луны смогли бы помочь тебе, Сион Эльтнем. В конце концов, они, несмотря на свою хваленую мудрость, не смогли подавить импульс даже в самих себе. Единственное, что они могли — бороться, постоянно, бесконечно бороться со своей про́клятой природой.
— Да, тебе не остается ничего, кроме как бороться, — согласилась с истинным предком Сиэль. — Удивительно, что тебе удалось продержаться так долго.
— Татари не призывал меня; потому я смогла... — Атласия осеклась. — Однако стоит только Ночи Валахии вновь появиться в небесах нашего мира, и я, вероятно, перестану контролировать себя, перестану быть самой собой. Я его птенец. Мне уготовано его безумие. Вот ты, — она неожиданно ткнула пальцем в сторону экзекутора, — ты ведь была вампиром, а потом перестала, верно?
— Не совсем так, — Сиэль опустила голову. — Не я была вампиром, а воплотившийся во мне Роа Вальдамьонг. Когда Арквейд Брюнстад уничтожила его, я тоже должна была погибнуть... Однако я выжила, и это так же удивительно, как и то, что ты так долго сражалась с импульсом. Когда Роа покинул меня, у меня остались его магические цепи, мистические глаза и бессмертие. Но я не мертвый апостол, потому что никогда им не была, — она подняла взор и твердо взглянула на алхимика. — Я не вылечивалась, потому что никогда не была больна.
Интегра сидела, напряженно выпрямившись в кресле и забыв про остывающий чай. Так вот, значит, как Сиэль была замешана в этом деле. Она была одной из тех детей, которых Михаэль Роа избирал для своего нового возрождения. Сэр Хеллсинг едва заметно кивнула каким-то своим мыслям и включилась в разговор, сказав:
— Все, что я знаю о вампирах, говорит о том, что человек не может перенести укус и остаться после этого смертным. Он или становится упырем, или новым вампиром.
— Возможно, — неуверенно проговорила Арквейд, — если я дам Сион испить своей крови, это задержит процесс обращения.
— Кровь, кому бы она ни принадлежала, всегда ведет к одному и тому же, — возразила ей Сиэль, и Интегра согласно кивнула:
— Верно. Мисс Эльтнем, вероятно, потеряет способность сопротивляться в этом случае. Кровь пробудит ее жажду, и с этого момента управлять ей станет уже невозможно. И от безумия вы таким образом ее не спасете.
— Что ж, — неожиданно проговорила Атласия, чья гордость была уязвлена тем, что на девушку перестали обращать внимание. Поставив чашку на столик, она поднялась на ноги и медленно обвела присутствующих взглядом. Когда она заговорила, голос ее был тих. — Пожалуй, мне пора. Извините, что оторвала вас от дел. Сэр Интегра Хеллсинг, госпожа Арквейд Брюнстад, мисс Сиэль, — ее холодные, отливающие лиловым, глаза останавливались на лице каждой из дам, когда алхимик называла их имена. Помедлив, она добавила: — Прощайте.
Девушка повернулась и направилась к выходу. Они смотрели ей вслед, и никто не попытался окликнуть ее. Сион Эльтнем Сокарис покинула особняк, и только тогда Арквейд пробормотала запоздалое:
— Удачи.


Утро 25-го августа было пасмурным и ветреным, готовым расплакаться осенним дождем. Аозаки Токо проснулась, быстро собралась и, оставив чемодан в номере, отправилась завтракать.
Небольшой ресторанчик в гостинице ее не привлек, и потому ей пришлось пройти немного по улицам, прежде чем она отыскала подходящее заведение. Там она села за столик и заказала себе полный кофе из утреннего меню. Посетителей в кафе почти не было (потому, собственно, Токо и отдала предпочтение ему, а не переполненному гостиничному ресторану), и заказ принесли быстро. Звучала тихая приятная музыка, и воздух, свободно проникавший сквозь приоткрытые окна, был наполнен щемящей тяжестью прибрежного города. Обстановка навевала воспоминания, хотя старшая Аозаки никогда прежде в этом кафе не была, и ничто не мешало ей сосредоточиться на своих мыслях в тишине и спокойствии.
Покончив с завтраком, Токо оплатила счет и поднялась на ноги с тем, чтобы вновь вернуться в гостиницу. Пока что никаких дел и планов у Аозаки не было, — она могла свободно шататься по знакомому городу. Главное — не привлекать к своей персоне лишнего внимания.
Вернувшись в номер, она села в кресло и закурила. Перед этим она что-то достала из внутреннего кармана плаща и теперь задумчиво крутила это что-то в пальцах. Вещь оказалась сложенной вдвое старой фотографией; она да чемодан — вот единственное, что старшая Аозаки забрала из своей конторы в Токио, где она была директором детективного агентства, специализирующегося преимущественно на делах мистического характера, — «Храма Пустоты».
Пальцы медленно, осторожно развернули фото. С цветной карточки смотрели три неподвижных лица на фоне Биг-Бена. В центре — она, совсем еще девочка в те времена, выпускница академии Рейен; красно-рыжие волосы свободно спадают на плечи, очки, на лице улыбка, сгиб фотографии проходит как раз по ней. Слева стоит светловолосый молодой человек в щеголеватом красном цилиндре и такого же цвета плаще; у него холодные голубые глаза, и он забыл улыбнуться. Это Корнелиус Альба. Справа от Токо стоит мрачный мужчина в черном, с загадочным ожерельем на груди. Он выше даже напялившего цилиндр Корнелиуса, а Токо рядом с ним выглядит и вовсе маленькой и хрупкой. У него черные, очень глубоко посаженные глаза с непроглядными тенями под ними, низко нависающие брови, резкие, выделяющиеся черты лица. Это Арая Сорен.
По общему состоянию фото видно, что оно сделано уже давно, несколько лет назад, и прошло со своей хозяйкой немало дорог. Много месяцев оно спокойно стояло в рамке в конторе, но все же вновь последовало за Токо, как тень того прошлого, которое давно уже пора было забыть, но выкинуть из головы никак не получалось. Старшая Аозаки была не очень сентиментальна. Однако своим воспоминаниям противостоять не могла даже она.
Токо довольно долго разглядывала фотографию. На лице ее появилась какая-то вымученная улыбка, и она прикрыла глаза. Она сложила карточку пополам, затем скомкала и хотела уже швырнуть в урну, но рука волшебницы замерла в замахе. Какое-то время она так и сидела: подняв руку, опустив голову. Наконец, ее пальцы дрогнули, и она с тяжелым вздохом вновь расправила фото, попытавшись выровнять новые трещинки, появившиеся на месте сгибов. Теперь несчастная карточка казалась еще более старой. Токо горько усмехнулась; она чувствовала себя такой же истрепанной и бесполезной, как это фото.
Тихо ругаясь, Токо выдернула изо рта почти истлевшую сигарету и ссыпала пепел в пепельницу. Затем она встала и вложила фото обратно во внутренний карман пальто. От того, что перед глазами теперь не было проклятой карточки, легче не становилось. К сожалению.
Какое-то время она стояла, напряженно что-то обдумывая. Наконец, она накинула пальто на плечи, взяла ключи и вышла в коридор.
И чуть не столкнулась с проходящей мимо девушкой в берете. Той самой, что видела вчера Токо — девушка-алхимик со знаками Атласа на одежде.
Холодные глаза незнакомки, отливающие лиловым, скользнули по Аозаки, и она остановилась. Алхимик и волшебница замерли, неотрывно глядя друг на друга. Что-то с этой девочкой с косичкой было не так, — Токо поняла это сразу. Лицо алхимика было сердитым и напряженным, слишком сердитым и напряженным для вечно спокойных атласовцев. Похоже, ее совсем недавно вывели из себя.
Впрочем, Аозаки это не касалось. Она повернулась к девушке спиной и принялась возиться с ключами, оглашая коридор металлическим стуком. Сквозь звон она услышала тихий вопрос:
— Вы ведь волшебник, да?
Она не обернулась. Ключи в ее руках замерли.
— Что? — ответила Токо вопросом на вопрос, пытаясь изобразить недоумение. Тем не менее, реакция выдала ее с головой.
— Я видела вас вчера вечером. Ваш чемодан... — чародейка услышала, как алхимик за ее спиной переводит дыхание. — Вы ведь из Ассоциации? Атлас прознал, что я здесь, и, проглотив свою гордость, решился попросить помощи у Часовой Башни, чтобы поймать меня, так?
— Прошу прощения? — Токо повернулась к девушке. Волшебница нахмурилась, и меж ее бровей пролегла тонкая складка. — О чем вы говорите, мисс? Я ничего не знаю о...
— Не дурите мне голову! — Вдруг воскликнула алхимик. Наверное, это была истерика... такая, своеобразная, какую только и мог позволить себе член Атласа. — Теперь уже скрываться нечего. Если собираетесь меня... то делайте свое дело, а не вешайте лапшу мне на уши.
Токо стояла неподвижно под взглядом лиловых глаз. Что-то было не так. Эта девочка... Возможно ли, что она — замаскированный охотник? Но какого черта она тогда творит? Другой на ее месте давно бы уже дрался с Токо, а не истерил перед ней, словно подросток в переходный период. Чего она добивается? Чтобы Аозаки признала свою личность? Глупо.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс, — сказала, наконец, волшебница, и это была чистая правда.
На лице юного алхимика появилась нехорошая ухмылка.
— Какой смысл? — спросила она, и Токо подавила желание повторить этот вопрос. — Какой смысл что-то скрывать? Добыча сама идет вам в руки. Я думала, волшебники гораздо более решительные и алчные, и никогда не позволят себе упустить выгоды.
«Ждет, что я признаюсь», — решила про себя Аозаки.
— Я не имею никакого отношения к вашему делу, мисс, — сделала чародейка новую попытку. — На самом деле, мне уже пора идти. Прошу меня извинить.
С этими словами она пошла по коридору к манящей надписи «выход». Токо услышала, как девушка выругалась в полголоса, и не успела волшебница сделать и трех шагов, как почувствовала рывок, словно зацепилась за что-то. Это что-то рвануло ее обратно, снова развернув ее к алхимику. Очки слетели с ее лица, со стуком ударившись об пол, но, к счастью, не разбились. Девушка из Атласа стояла, подняв руку перед лицом, сжав в ладонь в кулак. Токо взглянула вниз и увидела собственную вздетую руку: рукав был стянут так, словно его обмотала невидимая нить.
— Эфирная связь!.. — воскликнула она пораженно. — Ты из рода Эльтнем!
— Верно, — на лице алхимика появилась косая усмешка. — Я Сион Эльтнем Сокарис. Атласия.
Только теперь до волшебницы начало доходить. Да, она слышала что-то такое... Три года назад. Италия, Рыцари Щита; в этом были замешаны люди «Гигантской Ямы»... Сион Эльтнем... Атласия...
Черт побери. Как не повезло нарваться на этого алхимика! Прямо говоря, из Токо был никудышный боец. Главным ее талантом была вовсе не боевая магия: она была «кукольником», умела создавать идеальные марионетки. В схватке она пользовалась или рунами, с которыми умела неплохо обращаться, или содержимым своего чемодана. Что же, чемодан ее остался в номере. Единственный выход — использовать руны.
Свободная рука Токо дернулась, чтобы приступить к рисунку, но Атласия легко разгадала ее намерение — против алхимического анализа и эфирной связи не спасал огромный потенциал наследницы Аозаки. Свистнули невидимые нити, обвивая запястье волшебницы, в этот момент что-то оглушительно громыхнуло в номере Токо. Дверь, которую старшая Аозаки в волнении забыла закрыть, распахнулась настежь, и что-то черно-алое мгновенно скользнуло в коридор. Эльтнем не успела защититься, — огромная магическая кошка, обитавшая в загадочном чемодане Токо, бросилась прямо на алхимика.
Эфирная связь против этой сущности оказалась бесполезна. Разъяренное создание невозможно было удержать. В руках алхимика появился пистолет, но поздно, — кошка повалила ее, зубами выдрала револьвер из ладони и проглотила его так, словно это всего-навсего была рыба. Нити, удерживающие обе руки Токо, ослабли, когда рассерженный дух прижал Сион к полу, и волшебница выпрямилась, устало потирая затекшие запястья, разгоняя кровь.
— Хватит, — негромко сказала она, и пылающие магическим алым огнем глаза кошки мгновенно обратились к ней. Миг — и она уже послушно отступает к хозяйке, усаживается у ее ног и смиренно принимает ласку, когда та чешет кошку за ухом. Сион встала, слегка покачнувшись, и дико уставилась на чародейку с ее бестелесным «питомцем».
— Ты все-таки маг, — пробормотала алхимик.
— Да, ты оказалась права, — Токо пожала плечами, и ее мерцающий огненными сполохами зверь вновь повернул голову к Эльтнем. — До чего же вы, алхимики, упрямы! Теперь сюда наверняка сбегутся ребята из Ассоциации. Нам обеим не поздоровится.
— Так ты здесь не для того, чтобы вернуть меня Атласу...
— Дошло, наконец, — сварливо откликнулась Токо, доставая из кармана пачку сигарет. Щелкнула зажигалка, и к потолку потянулась тонкая струйка дыма. — И стоило втягивать меня в драку? — волшебница прищурилась, глядя на девушку-алхимика из-под ресниц. — Это так не похоже на хладнокровных алхимиков...
Она вздохнула и подобрала очки, водрузив обратно на нос. После чего вдруг улыбнулась, а затем даже захихикала:
— Ну ты даешь, девочка Эльтнем! Разбить вдребезги все мои стереотипы... Где ж твоя хваленая школа логики, Атлас?


Вечерело. Небо слегка прояснилось, и теперь солнце медленно, но неумолимо катилось к горизонту, теряя свою ослепительную силу. Серая пелена облаков неуклонно влекла свои колесницы на запад, вслед за уходящим светилом, расчищая дорогу громадному оку луны. Подобно огромной птице, увенчанной короной вечерних звезд, вставала она на востоке, величественная и кровавая из-за вечного лондонского смога или еще по какой-то причине. Всего один день отделял ночную царицу от ее торжества.
На улицах города зрели беспорядки. Вот уже неделю или даже больше здесь не прекращались загадочные ночные убийства, люди пропадали, выходить по вечерам из дому становилось небезопасно, но и родные стены не защищали от неведомых убийц. Скотланд-Ярд был бессилен, и у горожан складывалось впечатление, что полиция более не в состоянии их защитить. Все больше поступало сообщений о нависшей над Лондоном панике, паранойе, которая непрестанно выливалась в ошибочные нападения обычных людей друг на друга. Словно чья-то злая воля туманила сознания добропорядочных жителей города, и охвативший их страх все более походил на истерию. Даже у тренированных людей, военных и полицейских, постепенно сдавали нервы, особенно когда на небеса медленно вплывала тяжелая августовская луна.
Немногие в городе знали или, по крайней мере, догадывались об истинных причинах этого безумия, а те, кто обладал какими-то сведениями, предпочитали молчать, стиснув зубы.
Когда ночное светило с кажущейся неторопливостью вползло на свой звездный трон, Арквейд и Алукард покинули особняк Хеллсинг, чтобы отправиться на охоту. С ними была Виктория, которую князь нечисти попросту не смог не взять с собой, ибо на ее компании настояла Интегра, применив в этом деле всю свою твердость. Впрочем, Алукард все равно не был расположен к тому, чтобы дракулина принимала активное участие в охоте и в результате долгих препирательств отослал Полицейскую в тот район города, где Неро Хаос и Роа Вальдамьонг уж точно не могли появиться. Виктория явно расстроилась, но подчинилась, скрепя сердце. Несмотря на то, что Арквейд сильно сочувствовала ей, но в целом она была согласна с Алукардом — в битве с прародителями мертвых апостолов двухмесячному вампиру делать нечего.
Сиэль ушла незадолго до заката, пообещав связаться с ними, если вдруг обнаружит вражеские следы.
Никто из них не надеялся, что им удастся отыскать хотя бы одного вампира этой ночью. Решающая битва по негласной договоренности была запланирована на завтра, а сегодня — только разведка, как надеялся Алукард, боем. Однако ни Арквейд, ни Сиэль его надежд не разделяли. Поэтому белая принцесса, да и ее спутник тоже, так удивилась, когда в одном из полутемных переулков они наткнулись на какую-то фигуру, сидящую на корточках и что-то рассматривающую на земле. Незнакомец поднял голову при их приближении, и Брюнстад замерла на месте, — даже не касаясь ее, Алукард ощутил неожиданную дрожь, пробравшую вдруг его спутницу.
— А, неужели явились? — незнакомец поднялся на ноги. Скупой фонарный свет озарил его фигуру: высокий бледный человек, мужчина с копной густых темных волос. Его глаза сияли алым, а губы кривила жуткая усмешка. — Я вас ждал, моя принцесса, — изящно прижав правую руку к груди, он отвесил легкий, несколько наигранный и издевательский, но все же изысканный поклон. — И вас, благородный господин, — еще один поклон — уже в сторону Алукарда.
— Роа, — откликнулась Арквейд. Алукард молчал, рассматривая незнакомца, и она продолжила: — Ты в своем обличье. Я думала, ты будешь выглядеть иначе.
— Я набрал достаточно сил, чтобы не прибегать более к чужой внешности, принцесса. Признаться честно, меня весьма раздражают все эти перевоплощения: никогда не знаешь, кем родишься, — Вальдамьонг осклабился и с притворным упреком заметил: — В этот раз мне пришлось действовать быстро, и не вышло выбрать более-менее приличное тело. Способности его меня устраивают, а вот внешность... Ничего общего ни с Сиэль, ни с тем, чем я был раньше и стал сейчас.
Их окружили. Оба вампира знали это, и ни одна жилка не дрогнула у них на лицах, когда из темноты появились уродливые фигуры подвластных Роа упырей. Поскольку улица, на которой они находились, была довольно узкой, гули окружили Арквейд и Алукарда плотным кольцом, и их смрадное дыхание наполнило воздух хрипами и глухим рычанием, какое не могло принадлежать ни одному живому человеку.
— Ты решил утопить этот город в крови? — глаза Арквейд опасно сощурились, и она усмехнулась: — Что ж, твои амбиции выросли за последние десятилетия. Раньше ты осмеливался появляться лишь в небольших городках, которые легче подчинить своей воле.
— Моя маленькая принцесса, я могу поделиться с тобой, если хочешь, — Роа картинным жестом указал на своих несчастных рабов. — Ты же знаешь, я сама щедрость. Все мое — твое.
— Благодарю тебя, Роа. Но я вынуждена отказаться, — Алукард заметил, что ладони его спутницы удлинились, и на них появились острые когти. Белая принцесса готовилась к бою. Вальдамьонг тоже заметил это, и усмешка его слегка померкла, когда он сказал с притворной печалью:
— Я бы и рад потанцевать с тобой, моя госпожа, но, боюсь, время бала еще не пришло. Прошу меня извинить, миледи. Милорд, — и он вновь поклонился Алукарду, и поклон этот был откровенно насмешливым. Брюнстад успела только крикнуть "стой!", как мертвый апостол исчез, оставив их наедине со своими безобразными слугами, которые зарычали, готовясь напасть. Арквейд и Алукард переглянулись. Алукард усмехнулся.
— Начнем первыми? Будет весело! — сказал он и достал пистолеты из кобур. Они рванулись к упырям, как две молнии. Когтями правой руки Арквейд резанула по жуткой морде одной твари и рассекла ее на части. Глаза упыря вылетели из глазниц. Он зашатался и рухнул. Левой рукой принцесса полоснула по шее другого монстра, и голова его повисла на спине, держась на куске кожи. Упырь взмахнул лапой и попал по своему сородичу, а потом свалился. Арквейд стала наносить резкие удары по врагам, всем сразу и каждому по отдельности. Она была похожа на смертоносный вихрь, вокруг которого падали разрезанные, изуродованные монстры. По сравнению с ней они двигались неуклюже и бестолково.
Новый упырь попытался схватить девушку, но она отсекла ему руку и глубоко вонзила когти ему в морду. И тут же снесла полголовы второму гулю. Третий попытался наброситься на нее сзади, но получил мощный удар ногой в живот, и его отшвырнуло на несколько шагов. Арквейд не ограничивалась только работой когтями, нещадно пиная гнусных тварей. К ней просто нельзя было подойти близко. Упырь подскочил к Арквейд, но споткнулся, остановленный жестким боковым ударом в колено. Тут же его морда разлетелась на куски от перекрестного взмаха когтей девушки. Она пригнулась, уходя от летящей ей в голову лапы другого монстра, и рассекла ему брюхо. Внутренности зловонной массой высыпались на мостовую. Тварь наступила на них, поскользнулась и рухнула на спину. Арквейд перепрыгнула через поверженного противника и в полете саданула ногой в голову следующего упыря. Приземлившись, она принялась раздавать стремительные удары врагам, буквально превращая их в фарш.
Тем временем Алукард выпускал пулю за пулей в упырей. Грохот выстрелов давил на уши. Вспышки ослепляли. Упыри тоже не могли подойти к Алукарду, он безжалостно расстреливал их. Один монстру всадил пулю в живот, потом в голову, и она просто взорвалась, усыпав переулок отвратительными ошметками. Алукард ощерился в хищном оскале, из-под оранжевых стекол очков по-соколиному сверкнули алые глаза. Его пальцы непрерывно нажимали на спусковые крючки пистолетов. Упырь прыгнул на него сзади. Алукард услышал сопение твари, развернулся, разбил ей голову ударом рукоятки «Шакала», и выстрелом в грудь сбил с ног другого монстра. Враги наседали на Алукарда, тупо подставляясь под его пули. Он то распрямлял руки в стороны, то скрещивал их, направляя пистолеты на мерзких чудовищ. Он наклонялся, отскакивал и стрелял, стрелял, стрелял.
Но патроны имеют обыкновение заканчиваться. Так и случилось. Алукард впустую щелкнул несколько раз спусковыми крючками и без колебаний начал бить тварей пистолетными рукоятками по мордам. Вонзил ствол в глаз монстру и пнул его ногой в живот. Тот отлетел на своих приятелей, и они грохнулись неопрятной кучей на дорогу. На минуту для Алукарда возникла пауза. Он быстро перезарядил пистолеты и выбросил пустые обоймы. Они звонко клацнули о камни мостовой. Упыри подскочили к нему.
Снова загремели выстрелы. Вскоре почти все порождения тьмы были уничтожены. Остальные твари были уже не столь активными, как раньше. Принцесса напала на них, оттесняя гадин прочь.
— Вы прелесть, дорогая! — крикнул ей Алукард и пошел за девушкой, с улыбкой прицеливаясь в отступающих упырей. — Значит, тот напыщенный тип и есть ваш Роа Вальдамьонг? — спросил Алукард, выстрелив в гуля, тут же рассыпавшегося в прах. Она прикончила последнего рычащего монстра режущим взмахом по шее и ответила:
— Да. Это он.
Арквейд и Алукард посмотрели друг на друга.
— Что ж. Я не слишком люблю, когда враг избегает боя, — Князь нечисти пожал плечами.
— Он его не избегает. — Голос Арквейд прозвучал совсем негромко. — Завтра. Все решится завтра.
— Я буду на это надеяться, — откликнулся Алукард, и выстрелил вновь. На устах его замерла холодная усмешка.


Когда закат окрасил горизонт в алые цвета, и вечер уже окончательно вступил в свои права, Токо Аозаки вновь покинула отель. С нею была и Сион Атласия, долгий разговор с которой не смог оставить волшебницу равнодушной, несмотря на ее напускное безразличие. Алхимик не желала сдаваться на милость судьбы, и ее решимость поселила в сердце старшей Аозаки кое-какое уважение к этой девочке, три года боровшейся с вампирской жаждой и обратным импульсом. Атласия никак не могла избавиться от навязчивой мысли, что только истинный предок способен помочь победить ее кровавую природу, и, похоже, ничто не могло ее переубедить. В результате долгих утомительных дебатов, в ходе которых поднимались вопросы и научного характера, и мистического, Токо все же согласилась разделить с алхимиком еще одну попытку связаться с Арквейд и попробовать вырвать у нее помощь. Сила убеждения у мисс Сокарис была потрясающа, и Аозаки поняла, наконец, как удалось сей леди в таком откровенно юном возрасте получить столь высокое положение в одном из трех знаменитейших магических институтов.
Однако все же Токо сомневалась, что все эти доводы, все способности Атласии по части убеждения смогут помочь, когда дело касается Арквейд Брюнстад. О белой принцессе говорили много, слухов вокруг этой фигуры было больше, чем искр у костра. Но все они сходились в одном: несгибаемый характер последней из истинных предков ни у кого не вызывал ни малейшего сомнения.
В любом случае, попробовать стоило. Пусть даже ничего не получится, и новое огорчение ляжет в шкатулку разочарований Сион Атласии, но, по крайней мере, сидение на месте принесет ей гораздо меньше пользы, чем если она будет колотиться лбом о железную волю Арквейд. Оставалось только отыскать ее в этом огромном душном городе.
Вообще говоря, тот факт, что истинный предок появился в городе, стал для старшей Аозаки известным потрясением. Все планы волшебницы летели коту под хвост, поскольку рассчитывать на тихое и мирное решение проблем в жарком огне вампирской войны не приходилось. Тут же и англиканская церковь, и ищейки Ватикана, ставшие теперь еще злее и внимательнее, и сами вампиры — эти мертвые апостолы, способные составить конкуренцию любому чародею Ассоциации. Почему же все так некстати складывается? Почему именно сейчас?
Ответов не было. Да Токо и не рассчитывала на то, что они будут. Глупо на это рассчитывать.
Итак, Токо и Сион вместе шагали по влажноватым улицам. В руках волшебница несла свой верный потертый чемодан, где, Атласия знала, дремала огненно-черная магическая кошка, готовая в любую минуту принять участие в любой битве и защитить свою хозяйку-создательницу. В пронизанном липким туманом воздухе, еще не до конца утратившем дневное тепло, лениво разливался фонарный свет. Улицы хранили тишину, не слишком характерную для вечернего города, и проносящиеся мимо редкие машины словно бы вырывались из зыбкой пустоты, чтобы тут же скрыться в ней вновь.
Это был мистический вечер, канун полнолуния. Вампирские инстинкты пели в Сион, напоминая о себе, пели далекой оранжевой луне, застывшей в стеклянных небесах. Голос импульса становился невыносимее с каждым часом, но еще более невыносимой была мысль, что Сион никогда не сможет избавиться от него и вернуться к старой идиллической жизни, когда полнолуние не было ничем, кроме полнолуния.
Изредка алхимик ловила на себе сочувствующий взгляд Токо, от которого ей становилось только горше. Сочувствие это говорило ей, что выхода нет, и все ее потуги закончатся в результате поражением. Сама ночь нашептывала это Сион, погружая ее в черные глубины отчаяния; ночь насмехалась над ее жалкими усилиями и предлагала следовать за собой, отринув все тревоги и волнения прошлой, человеческой жизни. В зове ночи все яснее и яснее звучал голос Татари, и Сион чувствовала, что недолго еще сможет сопротивляться ему, ибо он был ее хозяином, и он заявлял на нее свои права.
Так и шли они — волшебница и алхимик, — погруженные в свои мысли, пока Токо вдруг не замерла на месте. Когда звук ее шагов стих, Сион остановилась тоже, вопросительно оглянувшись на свою спутницу через плечо.
— Ну наконец-то, я думала, не найду тебя сегодня. Лондон действительно оказался таким большим городом, сестренка, совсем как ты рассказывала. Потеряться в нем, по-моему, так же легко, как в Токио.
Сначала Сион показалось, что это говорит Токо, — голос был похож. Однако ощущения, обострившиеся за последние три года, подсказали ей, что это не так, и кроме них двоих здесь есть кто-то другой. И в этот раз чувства не изменили ей: в вечернем сумраке она разглядела чью-то фигуру. На нее же смотрела и Токо; Сион показалось, что рука волшебницы, сжимавшая ручку чемодана, побелела от напряжения.
Фигура сделала шаг навстречу, и Сион, наконец, смогла рассмотреть ее как следует. Женщина с длинными волосами, в плаще; в руках чемодан почти такой же, как у Токо; лицом она тоже напоминала волшебницу, и волосы ее были почти того же оттенка — в них только было меньше огненно-оранжевого и больше кроваво-красного.
— Здравствуй, Аоко, — Сион услышала голос своей спутницы как будто издалека. — Не скажу, что рада тебя видеть.
— И это взаимно, дорогая сестра, — на лице незнакомки появилась улыбка, за приветливостью которой скрывалось почти разочарование. — Видят небеса, я бы предпочла никогда тебя не найти.
— Что привело тебя в Лондон? — Токо словно не обратила внимания на слова той, что называла ее сестрой. — Я думала, ты в Мисаки.
Аоко рассмеялась, словно в словах старшей сестры ей послышалась какая-то особенно забавная шутка.
— Уже восемь лет, как не заглядывала туда, с 91-го года*. Не в моих правилах часто появляться в каком-то одном месте, ты же знаешь. Хотя стоит как-нибудь наведаться туда… возможно, закончу свои дела здесь и навещу старый добрый Мисаки.
— Не забудь передать привет тому милому мальчику. Надеюсь, ему комфортно в тех очках, что ты украла у меня для него… — в голосе Токо появился неприкрытый яд, но младшая Аозаки только весело махнула рукой на это:
— А, брось! Черт побери, сестрица Токо, ты всегда была такой злопамятной!.. Дело-то прошлое…
— Ты так и не сказала, что ты забыла в Лондоне, — холодно напомнила волшебница в очках. Казалось, ее нисколько не трогали ни приветливый тон младшей сестры, ни ее показное веселье. Она слишком хорошо знала Аоко, укравшую у нее не только волшебные очки, но и синий титул, и главенство в семье, чтобы ее ужимки могли ввести старшую Аозаки в заблуждение. С чего бы вольному магу понадобилось вдруг искать ее, Токо, в этом негостеприимном городе? Определенно, на это должна была быть весомая причина.
И действительно, все веселье Аоко сразу же испарилось, и ее ярко-бирюзовые глаза потемнели.
— На самом деле, я бы хотела задать тебе тот же вопрос, — пробормотала она, но, не дождавшись ответа, продолжила громче, откашлявшись: — Я тут по поручению Ассоциации Магов.
— Ты? — Старшая Аозаки не удержалась от удивленного восклицания. — Ты, вольный маг, так кичившийся своей свободой, следуешь приказам ребят из Часовой Башни?
— О, я не больше кичусь своей свободой, чем ты, мисс ой-я-не-хочу-оставаться-под-Печатью, — ядовито отозвалась не на шутку обиженная Аоко. — В конце концов, я глава рода и обязана...
— Милая сестренка, — перебила ее старшая сестра, и голос ее прозвучал вкрадчиво, едва ли не ласково, — если этот титул мешает тебе жить, ты могла бы отдать его мне.
— Оставь свои шуточки при себе, — рассерженной кошкой зашипела в ответ младшая Аозаки. — Я здесь вовсе не для того, чтобы выслушивать твои...
— Так катись отсюда туда, откуда...
Эта встреча определенно закончилась бы чем-то похуже обычных словесных перепалок, если бы Сион вконец не надоело слушать, как две сестры-волшебницы упражняются в поливании друг друга грязью.
— Мисс Аозаки, — обратилась она к своей спутнице. Обе сестры разом повернулись к ней и так же синхронно спросили:
— Да?
Сион смутилась. К ее облегчению, на лице Токо появилась понимающая улыбка. Она стряхнула прядь оранжево-красных волос с глаз, поправила очки и превратилась в прежнюю невозмутимую волшебницу, которая не далее как сегодня днем уложила на лопатки одного из талантливейших алхимиков Атласа.
— Извини меня, Сион. Я отвлеклась. Сложно удержаться от выяснения наших непростых семейных отношений, когда эта, — кивок на замершую Аоко, — появляется перед самым носом.
— Ты ведь алхимик, верно? — Младшая Аозаки вдруг начисто потеряла интерес к сестре и даже не заметила, что о ней отозвались как об «этой». Сион кивнула, и тогда в бирюзовых глазах Мисс Синевы загорелось неподдельное любопытство. Она открыла рот, чтобы, по видимому, задать какой-то новый вопрос, но вмешалась Токо, вновь холодно напомнившая сестре о себе.
— Аоко, — теперь голос рыжеволосой волшебницы звучал почти строго, словно она была не старшей сестрой, а матерью капризной девицы. — Я спрашиваю еще раз: что ты делаешь здесь, в Лондоне?
Младшая Аозаки вздохнула, переводя взгляд с Сион на Токо. Она ответила:
— Я же сказала, я здесь по поручению Ассоциации, — она запнулась, и меж ее бровей пролегла глубокая складка, когда она пробормотала еле слышно: — Определенно, не стоило мне с тобой встречаться...
— Что за поручение? — допытывалась старшая сестра. Как член этой организации, хоть и практически бывший, она не считала, что у нее нет прав знать, что за дела потребовали внимания главы ее семьи.
— Вообще-то, — Аоко опустила взгляд, словно то, что она собиралась сейчас сказать, ранило ее гордость, — этот приказ напрямую касается тебя, дорогая сестра. Они там, видимо, знают, что ты сейчас в городе. Они даже были в курсе, что ты сюда собираешься, когда ты еще не покинула Токио. Иначе нельзя объяснить то, что я еще месяц назад получила письменный приказ явиться в Лондон. Но я только вчера узнала, чего они от меня хотят, — она вновь тяжело вздохнула и, наконец, подняла взгляд на старшую сестру. — Токо, они ждут, что я отыщу тебя и притащу к ним, в Часовую Башню.


— Что-то мне это напоминает.
Это негромко сказала Арквейд, и в голосе прозвучала беззлобная насмешка. Она сидела на крыше дома, свесив ноги вниз, и наблюдала за перепалкой двух волшебниц. Алукард, стоявший тут же, подле бывшей принцессы, заметил легкую улыбку на лице Брюнстад, словно увиденное действительно возрождало в ее душе какие-то далекие воспоминания.
— Что напоминает? — Спросил он, просто чтобы поддержать видимость разговора. Сам он думал сейчас совершенно о другом — о предстоящей схватке с Роа Вальдамьонге и его союзе с Неро Хаосом, относительно которого у Алукарда не оставалось более никаких сомнений. Князь нечисти знал, что Арквейд размышляет о том же, и потому не ждал ответа. Однако она ответила:
— Да я об этих сестринских ссорах.
— У вас есть сестры? — Почему-то Алукарду показалось это странным. Впрочем, в памяти его тут же всплыло что-то подобное, и потому ответ Арквейд его не слишком удивил.
— Одна. Ее зовут Альтруж Брюнстад, она девятый прародитель мертвых апостолов. Хотя моей сестрой ее назвать можно только условно...
— Истинный предок и мертвый апостол — сестры? — Алукард покачал головой, с некоторым недоверием глядя на свою спутницу.
— Я же говорю: нас и сестрами-то назвать сложно, — терпеливо откликнулась Арквейд в ответ. — Наше родство глубже, чем просто общая кровь в жилах; мы обе — дочери Багряной Луны, обе можем призывать тысячелетний замок. Однако Альтруж всегда вела себя как испорченный подросток, и так и не изменилась с течением веков, — Арквейд с улыбкой покачала головой. — При этом она всегда была сильнее меня, даже во времена, когда я еще не встретилась с Роа. Она терпеть меня не могла. По многим причинам. В результате, все закончилось большой дракой, — Брюнстад хмыкнула. — Ха! Белая принцесса истинных предков против черной принцессы мертвых апостолов! Что мы устроили тогда!
— И кто же победил? — спросил Алукард, уже догадываясь, каков будет ответ.
— Она. А в знак победы она обрезала мои длинные волосы; с тех пор они такие, — Арквейд с усмешкой коснулась своего каре. — Впрочем, потом ей сильно досталось от Роа, так что в некотором роде я отомщена.
— Веселая семейка, — пробормотал Алукард. — Наверняка еще и причину для ссоры выбрали соответствующую.
— Может и так, — ответ бывшей принцессы прозвучал неожиданно легко. — Но в те времена для нас это было важно, иначе мы не стали бы даже думать о драке. Мы тогда еще были совсем юными, и на мир смотрели совсем иначе. По крайней мере, я, — она помолчала, глядя вниз, а затем одним слитным, по-кошачьи изящным движением встала на ноги. — Что ж, это их дела. Не стоит нам оставаться здесь, — объявила она, бросив быстрый взгляд на Алукарда. Тот ухмыльнулся:
— Как скажете, Ваше Высочество.
Он поклонился, удачно имитируя изысканную манеру Вальдамьонга, и с каким-то садистским удовлетворением отметил подозрительный взгляд, которым его наградила Арквейд.
Несмотря на все слова и заверения Брюнстад, Роа Вальдамьонг разочаровал Алукарда. Он больше не воспринимал бывшего священника как достойного врага и сомневался, что завтрашний бой вернет ему потерянные надежды. Ничего не было за утонченно-издевательскими манерами древнего вампира, ничто в нем не вызывало ни уважения, ни, тем паче, трепета. Быть может, он и был когда-то силен, и его имя внушало страх в человеческие души в те времена. Но сейчас — вряд ли. Он утратил весь свой ореол ужаса еще до рождения самого Алукарда, и даже от прежней личности Роа осталось так мало, что его сила уже не могла напугать. Да, может, он и представляет угрозу жителям Лондона, но уж точно не Алукарду.
Князь нечисти потерял интерес к охоте. В завтрашней битве он будет участвовать не потому, что ему хочется помериться силами с равными ему вампирами, а потому, что так велит ему долг — долг и верность семейству Хеллсинг.
И он не понимал того страха, который вселял Роа в сердце Арквейд. Быть может, она так привыкла бояться своего извечного врага за эти сотни лет, что уже никак не может справиться с ужасом? И это последняя среди истинных предков? Ха!
Алукарду не доставало умения сострадать, чтобы понять всю глубину той боли, которую Роа заставил испытать Арквейд, и потому Носферату — не без оснований — считал отношение белой принцессы к бывшему церковнику непозволительной слабостью. Князь нечисти разучился сострадать за долгие пятьсот лет жизни, из него это умение было вырвано с корнем и заменено безжалостностью — равно к врагам и к себе. Нельзя сказать, что Алукард слепо руководствовался кредо «кто сильнее — тот и прав», однако вера в спасительное милосердие угасла в нем, а слабость более не вызывала ничего, кроме презрения. В конце концов, она, слабость, сама доказывала свою несостоятельность каждый раз, когда злой могущественный вампир рвал на части очередного ни в чем как всегда не повинного человека.
Алукард уже начинал задумываться, нужен ли ему такой слабый, едва ли не от каждого шороха дрожащий союзник, как Арквейд. Наверное, Носферату разочаровался и в ней тоже — и как в друге, и как в возможном противнике. Он совершенно не понимал, что в ней такого, что заставляет всех и каждого говорить о ней с таким уважением. Она отрицает законы вампирского мира и смотрит на этот мир наивным взглядом, какой простителен кому-нибудь вроде Полицейской, но никак не могущественной древней принцессе истинных предков. Истинные предки! Все так привыкли бросаться этим названием, не понимая, похоже, до конца то, что время древних давным-давно кануло в Лету.
— Алукард, — услышал он свое имя и поднял взгляд. В глазах Арквейд плескалось беспокойство, ей не терпелось поскорее убраться отсюда. — Все в порядке?
Князь нечисти усмехнулся. Она спрашивает его, все ли с ним в порядке!
— В полном, — хмыкнув, заверил он свою спутницу, глядя на ее светлую улыбку, в ее темно-алые, почти карие глаза. Старый князь начинал забывать, какой пленительной может быть слабость, и сколько красоты в хрупких белых цветах. Хорошо же! Он даст ей еще один шанс; завтра она покажет, на что способна, и на что способны эти ее хваленые прародители мертвых апостолов.


Алукард и Арквейд отыскали Сиэль, и она, узнав о встрече с Роа и о том, что битва все-таки откладывается на завтрашнюю ночь, решила вернуться в отель и немного отдохнуть. Ей не потребовалось много времени, чтобы добраться до облюбованного заведения, и вскоре она уже стояла перед дверью. Она вставила ключ в замочную скважину, но с удивлением обнаружила, что тот не поворачивается. Решив, что здесь какая-то ошибка, экзекутор все же положила ладонь на ручку и толкнула. Дверь открылась, легко повернувшись на хорошо смазанных петлях.
В руках Сиэль появился один из ее зачарованных клинков — черных ключей. Она точно помнила, что закрывала дверь... это может означать только, что в ее отсутствие в номер кто-то пробрался. Враг? У экзекутора не было причин сомневаться в намерениях того, кто проник в ее нынешнее жилье.
Она бесшумно зашла в темную прихожую, пожалев, что так громко возилась с ключами еще полминуты назад. Скользящим шагом она прокралась к спальне и замерла справа от двери, напряженно прислушиваясь. Дверь открывалась наружу, так что нельзя было неожиданно ворваться в комнату, просто толкнув ее. Сиэль задержала дыхание, протянув руку, и тихонько приоткрыла дверь.
Темно, хоть глаз выколи. Если бы враг был здесь, он бы уже напал. С этими мыслями экзекутор шарила по стене в поисках выключателя. Наконец что-то щелкнуло, и ослепительный свет залил комнату. Сиэль замерла на пороге.
— Мистер Рассвет, вы напугали меня!
На диване озадаченно моргал высокий мужчина в серой церковной рясе, которого, вероятно, разбудил вспыхнувший светильник. Он потянулся к переносице, осторожно снял с лица очки и протер глаза. Затем вновь водрузил очки на нос и взглянул на вошедшую девушку уже более-менее осмысленно. Улыбка тронула его губы, когда он ответил:
— А, мисс Сиэль, наконец-то вы пришли. Я вас уже заждался. Я прилетел дневным рейсом. Город такой огромный, я думал, в жизни не разыщу этой гостиницы! — Он неожиданно спохватился и безрезультатно пригладил жесткий ежик волос на голове. — Извините, что без предупреждения. А это что?
Его взгляд был устремлен на Черный Ключ в руках Сиэль. Та залилась краской и спрятала оружие за спину, где оно тут же растворилось в воздухе.
Улыбка этого человека, тон его голоса и выражение глаз удивительно не вязались с грозной, даже пугающей внешностью, огромным ростом и суровыми чертами лица, но Сиэль к этому уже привыкла. Мистер Рассвет, шестой сотрудник Агентства Погребения, обладал кротким и мягким характером, который не позволял ему участвовать в операциях; он не переносил даже вида крови и являлся убежденным пацифистом, но зато он едва ли не единственный в организации экзорцист, способный изгнать даже самого сильного демона.
— Может, чаю? Где-то тут был чайник, — Сиэль прошла к столику на котором стоял нужный агрегат.
— Не откажусь, — с завидным энтузиазмом откликнулся ее гость. Он вдруг забавно принялся охлопывать себя, словно искал что-то, и наконец извлек откуда-то из складок рясы некий пакетик. — Пирожки, — объяснил он смущенно, поймав вопросительный взгляд седьмого экзекутора. — Я кое-куда зашел по дороге. Они, наверное, уже давно остыли.
— Наверное, — согласилась Сиэль и вдруг призналась, улыбнувшись. — По правде я сегодня ничего не ела, — мне удалось только выпить пару чашек чая; так что эти пирожки очень кстати, даже холодные.
— Как всегда, — Мистер Рассвет с укором покачал головой. — Стоит только вам отправиться на задание, как вы забываете заботиться о себе. Даже о еде не думаете... Держу пари, вы еще и спать разучились...
Так, дружески болтая, они дождались, пока закипит чайник, а затем вместе выпили по чашке чая с холодными, но вкусными пирожками. Сиэль почувствовала себя почти дома. Наконец, она с неохотой спросила:
— Так зачем вы здесь, Мистер Рассвет? Нарбарек ничего не говорила о том, что вы будете моим напарником.
Если говорить начистоту, ни один агент в здравом уме не согласился бы стать напарником Рассвета. Этот человек до дрожи пугался даже кровавых сцен в фильмах, не говоря уж о реальной жизни. Он мог сорвать операцию, просто запаниковав в ненужный момент. Человек-бомба, не иначе.
Мистер Рассвет кашлянул, отставив чашку с чаем в сторонку, и проговорил, неожиданно серьезно взглянув на седьмого экзекутора.
— Я здесь не затем, чтобы стать вашим напарником, Сиэль, — на его счастье он не заметил облегчения, промелькнувшего в ее синих глазах. — Я должен предупредить вас. Все пошло наперекосяк. Агентство отстраняют от миссии.
— Что? Как?
— Это все Искариоты; их работа, не иначе. Сегодня утром Максвелл добился аудиенции у Римского Папы и весь день что-то ему непрерывно пытался доказать. Ну, ты знаешь... Наверняка напомнил, какая у Агентства шаткая репутация. И в результате Папа отозвал задание. Теперь делом Роа Вальдамьонга будет заниматься XIII Отдел; по крайней мере, так говорится в указе Его Святейшества: все полномочия по данному делу передаются Э. Максвеллу. Как только Нарбарек узнала об этом, она послала меня первым же рейсом в Лондон. Но тебя не было в номере... Она рвет и мечет, Сиэль, рвет и мечет!
Рассвет выглядел напуганным, как ребенок, и Сиэль поневоле посочувствовала ему. Нарбарек — директор Агентства Погребения, помешанная на убийствах, фактически посаженная под «домашний» арест в собственной организации. Действительно пугающая личность.
Однако ситуация не располагала к проявлению сострадания, и Сиэль спросила только:
— Так что же Нарбарек сказала? Что мне делать? Возвращаться?
Мистер Рассвет вдруг перестал дрожать, и в его взгляд, устремленный на экзекутора, был почти загадочным.
— Она ничего не приказывала вам. Просто сказала, чтоб я отправлялся сюда и предупредил вас о возможных... неприятностях.
Вот как оно получается. Сиэль вздохнула. Ее не отзывают. Это означает, что директор все еще заинтересована в этом деле, даже если весь Ватикан против. Да и какое дело, по сути, Похоронному Агентству до Ватикана? Уже давно не секрет, что связь между папским престолом и этой организацией с каждым десятилетием становится все тоньше и тоньше. Агентам плевать на все и всяческие законы, они не гнушаются никаких методов в достижении своих целей, даже сотрудничеством с истинными предками и мертвыми апостолами, если это необходимо. Что говорить, если среди их состава есть тот, кого, вообще-то говоря, следовало бы давным-давно запечатать, — а именно двадцатый прародитель мертвых апостолов Мерем Соломон, закрепленный в Агентстве за номером пять; другой прародитель, двадцать четвертый Эль Нахат, тоже вынужден сотрудничать с ними, будучи запечатанным Агентством. Если когда-то у самой еретической организации Святой Церкви и была хорошая репутация, то сейчас говорить о ней уже не приходится. И, похоже, никого уже это не волнует. Но никому не приходило в голову, что дурную славу Агентства могут использовать против него. Что эти Искариоты возомнили о себе?
Сиэль с неохотой признала, что она понимает чувства Нарбарек, — давненько их уже никто так не оскорблял.
Придется завтра с утра вновь наведаться в особняк Хеллсинг. Нельзя оставлять Орден протестантских рыцарей в неведенье.
— Хорошо, — Сиэль кивнула, словно очнувшись от сна. — Я все поняла, — она вдруг улыбнулась. — Еще чашечку чая, Мистер Рассвет?


— Вот как? — голос Токо был холоден и спокоен, когда она наконец прервала затянувшуюся паузу. — И с каких это пор Мисс Синева стала охотницей Ассоциации?
— Я вовсе не... — синеглазая волшебница вспыхнула было, но тут же замолчала, словно ее окатили холодной водой. — Я вовсе не охотница, — проговорила она уже совсем другим тоном. — И ты знаешь, что никогда им не стану. Именно поэтому ты еще пока здесь, а не в кабинете главы Ассоциации выясняешь подробности своего приказа на Печать.
— Что ж, это очень мило с твоей стороны, Аоко, что ты пришла предупредить меня об опасности, — за скучающим тоном старшей Аозаки, несомненно, скрывалось искреннее беспокойство. — Но сейчас у нас с мисс Эльтнем другие проблемы. Поэтому...
— Мисс Эльтнем, вот как? — взгляд Аоко вновь обратился к алхимику. — Сион Эльтнем... Что ж, сестрица, а ты умеешь подбирать стоящих знакомых. Какой почет и уважение я получила бы, притащи в Ассоциацию не только свою старшую сестру, но еще и всем светом разыскиваемую Сион Атласию. Может, еще не поздно?..
Конечно же, это была не более чем шутка, но и ее хватило, чтобы по спине алхимика поползли холодные мурашки, а в глазах зажглись нехорошие фиолетовые огоньки. И только ладонь Токо, легшая ей на плечо, удержала Сион от действий, о которых она впоследствии непременно пожалела бы.
— Ладно, девочки, — младшая Аозаки осклабилась. — Раз уж у вас есть дела поважнее, я умываю руки. Но я почти не сомневаюсь, Токо, что всем большим шишкам в Ассоциации уже известно о нашем маленьком разговоре, и я не удивлюсь, что уже этой ночью кто-то из профессиональных охотников попробует вернуть тебя в твое уютное креслице в Департаменте. Видишь ли, они готовы простить тебе даже смерти Сорена и Альбы, если ты вернешься к своим драгоценным исследованиям. Нет, — она подняла руку в примирительном жесте, зная, что ей на это ответит старшая сестра, — я не призываю тебя прийти в Ассоциацию с повинной. Ты же знаешь... я и сама сбежала от них, еще давно. Я никогда не понимала, что связывает нашу семью и эту престарелую организацию. И я не понимаю, зачем ты вообще явилась в Лондон. В Токио ты была бы в бо́льшей безопасности...
— У меня были причины, — неопределенно откликнулась Токо, забыв даже о раздражении, которое вызывала поучающая ее младшая сестра.
— Какими бы они ни были, эти твои причины, — веско проговорила младшая Аозаки, — тебе следует забыть о них и как можно быстрее убираться отсюда. И мисс Эльтнем — тоже. Да и мне здесь делать нечего.
— Нет, — сказала Токо просто и заметила, что Сион рядом с ней тоже отрицательно мотает головой.
Аоко фыркнула.
— Как хочешь, сестрица. Меньшей глупости я от тебя и не ожидала. Расскажешь хоть, какая нелегкая потащила вас двоих на ночь глядя на улицу?
Токо бросила взгляд на Сион, и та кивнула, соглашаясь, но сама говорить не стала, предоставив возможность объяснять все своей спутнице. За последние дни ей уже дважды приходилось описывать ситуацию, в которой она оказалась, и ей вовсе не улыбалось повторять все заново.
Впрочем, стоять и слушать собственную историю тоже оказалось не таким легким делом, как думалось Сион. Пришлось покрепче стиснуть зубы, чтобы не прерывать повествование на самых скользких моментах, несмотря даже на то, что из Токо, в сущности, получился не такой уж плохой рассказчик. Она говорила по существу, кратко, не углубляясь в ненужные подробности, какими грешила сама Сион, и ничего не приукрашивая; она предпочитала факты собственному воображению, и Атласия в полной мере оценила это. До сего момента ей пришлось наслушаться самых разных трактовок того, что произошло три года назад в Италии, и порой только чудо удерживало ее от раскрытия своей личности.
— Так вот оно как все было, — проговорила Аоко, когда ее старшая сестра окончила рассказ. — Что ж... Я даже не знала, что нынче здесь собрались вампиры. Но, Токо, ты действительно думаешь, что... — она осеклась, увидев, как рыжеволосая волшебница качает головой, бросая многозначительные взгляды на свою понурившуюся спутницу.
— Нам нужно отыскать Арквейд Брюнстад, — непреклонно сказала Сион, не поднимая взгляда.
Аоко мученически вздохнула.
— Признаю: эта авантюра, что вы вдвоем затеяли, еще более опасная, чем просто возможность попасться Ассоциации или церковникам. Сион, ты хоть представляешь, насколько хрупким является твое перемирие с Агентством Погребения? Да они, как только закончится эта очередная вампирская история, сразу же набросятся на тебя и не посмотрят на все ваши прежние договоренности. Я не слышала, чтобы ватиканские ищейки-экзекуторы когда-либо упускали свою цель, особенно если она у них прямо под носом.
— Я ничего не могу поделать. Лучше уж попасться Агентству, чем превратиться... в чудовище, — от волнения у алхимика вдруг закружилась голова. Во рту пересохло, и в горле зашевелился кашель. Какое-то время Сион еще боролась с этими признаками приближающегося обращения, однако вскоре кашель развился до настоящего астматического приступа — во всяком случае, так могло показаться обычному смертному. Но две волшебницы не были обычными смертными, и им ничего не нужно было объяснять; Токо подхватила девушку, когда у нее подогнулись колени, и почти нежно положила руку ей на лоб.
— Горит, — пробормотала она и взглянула в омраченное тревогой лицо сестры. — Нужно отвести ее обратно в гостиницу. В таком состоянии она все равно далеко не уйдет...
— Нет... — задыхаясь от кашля, Сион попыталась вырваться из рук Токо, но ее тело, бьющееся в дрожи импульса, уже не слушалось своей хозяйки. — Нужно найти... Арквейд... найти...
— Дорогая, ты не сможешь никого найти в таком состоянии. Нужно вернуться. Этот приступ... Что происходит?
— Татари... зовет.
Голос алхимика стих, и сознание ее затуманилось.
— Ну-ка, — Токо осторожно закинула руку бесчувственной девушки себе на шею; то же самое ее сестра проделала с другой стороны. И тогда старшая Аозаки скомандовала: — Давай, потихоньку...
И они почти поволокли Сион обратно, к гостинице. Холодный свет фонарей освещал им дорогу. Наконец, они оказались перед зданием отеля. Портье удивленно уставился на них, когда они, поддерживая с двух сторон потерявшую сознание девушку, ввалились в вестибюль. Он поспешил к ним, не скрывая тревоги.
— Что случилось? Врача?
— Нет! — хором воскликнули сестры, но тут же спохватились, и Токо продолжила уже гораздо спокойнее. — Не надо врача. Наша подруга просто... немного перебрала. Давно не виделись, сами понимаете. Она никогда не умела пить... — волшебница специально позволила акценту, от которого она давным-давно уже избавилась, пробраться в речь, чтобы ее иностранное происхождение не вызывало никакого сомнения.
— О. Прошу прощения, — портье отступил от них, сморщив нос, но тут же профессиональный этикет вновь взял свое и он предложил: — Позвольте вас хотя бы проводить...
— Не нужно, — Токо слегка улыбнулась. — Мы справимся сами.
Она искренне боялась, что Сион, будучи под властью импульса, может попросту напасть на любого теплокровного, который попытается ей помочь. За себя и за свою сестру она не беспокоилась; однако обычный человек против вампира, пусть даже еще не до конца обратившегося, выстоять уж точно не сможет.
Однако переубедить портье было не так-то легко, — он шел за ними до самого номера и отстал только тогда, когда дверь, наконец, закрылась у него перед носом. Дальше действовать надо было быстро; сестры уложили свою подопечную на кровать, а затем Токо взяла полотенце, смочила его холодной водой и положила на пылающий лоб бьющейся в бреду Сион. Ее страшно скрюченные пальцы шарили в воздухе, а когда она почувствовала холод у себя на лице, молниеносно схватила Токо за запястье. Ее рот открылся, кроваво-красный язык жадно коснулся сахарно-белых, по-вампирски увеличенных клыков.
— Аоко! Кажется, она почти обратилась, — выдохнула старшая Аозаки. Избавиться от стальной хватки Сион оказалось непросто, и Токо успела покрыться по́том, пока разжимала ее сведенные судорогой пальцы.
— Черт. Только этого не хватало, — Аоко открыла бар в поисках чего-нибудь, что могло помочь в такой ситуации. Никто никогда не учил ее бороться с вампирскими импульсами.
— Нет... — вдруг к Сион вернулась способность разговаривать. — Нет... это еще не конец. Это пройдет через пару часов. Или, может, к утру... Но вам нужно... привязать меня... боюсь, что...
Токо не отваживалась наклониться к ней ниже, хотя голос Сион вновь становился слишком слабым.
— Она просит привязать ее, — сообщила она своей сестре. — Говорит, что это пройдет через пару-тройку часов. Или к утру.
— Звучит обнадеживающе, — с иронией откликнулась синеглазая волшебница. — Ладно. Чем привязать-то?
— Обычными веревками — бесполезно. Она порвет их и даже не заметит.
— Прелестно. Так что, цепями ее приковывать что ли? Так откуда их взять?..
— И это говорит Мисс Синева, — теперь настал черед Токо ехидничать. — Думать, сестренка, головой надо.


— Я хочу, чтобы вы отправлялись сегодня же, сейчас, — так торопливо говорил, не скрывая возбуждения, епископ Энрико Максвелл, глядя в бирюзовые глаза своего бывшего учителя и лучшего паладина XIII Отдела Искариот Александра Андерсена. — Я только что получил разрешение от Его Святейшества; теперь Искариоты могут отправиться в Лондон и принять участие во всем, что там будет происходить. Я хочу, чтобы вы взяли все необходимое и отправлялись прямо сейчас.
На лице Андерсена появилась мрачная усмешка.
— Вот как? Значит, Папа снова на нашей стороне?
— Это было легко, — Максвелл довольно осклабился. Все в нем, каждое движение и каждый взгляд, выражало такое торжество, словно он всего пару минут назад самолично отправил к праотцам парочку протестантских еретиков. — Достаточно было только напомнить Его Святейшеству о том, кому именно он доверяет такое ответственное дело: Нарбарек и ее шайке головорезов. У Агентства Погребения нет такого влияния на Его Святейшество; их глава не высовывается из своего кабинета и практически не может регулировать ситуацию. Я сыграл на этом. Я сыграл на дурной славе Агентства, дурной славе и сомнительной репутации их директора и членов.
Молодой человек явно был очень горд собой и рассчитывал на похвалу.
— Отличная работа. Господь оценит ваши труды, ведь они направлены против грязной ереси и нечистой силы, царящей в этой неблагочестивой организации, — искренне заверил его Андерсен. Он и сам считал, что Агентство Погребения — это змея, которую Ватикан пригрел у себя на груди. Достаточно вспомнить, с чьей помощью эта организация была создана: сам Роа, тогда еще всеми уважаемый церковник, приложил к ее созданию руку. И эта тенденция использовать чудовищ и демонов для своих нужд, хоть и в интересах Ватикана... Нет, давно уже пора было что-то сделать с этим змеиным гнездом.
— Это верно, — в восторге от самого себя выдохнул епископ.
— И теперь вы хотите, чтобы я отправился в Лондон...
— Да, да! — нетерпеливо воскликнул Максвелл. — Берите с собой все необходимое и отправляйтесь. Сегодня же, сейчас же.
— Понял, — Андерсен серьезно кивнул, глядя на человека перед собой. Святому отцу не нравился этот лихорадочный блеск в его глазах, но он ничего не мог поделать, — Энрико уже не ребенок. — Я возьму с собой Хайнкель Вольф и Юмико.
— Хорошо. Только скорее.
И тогда паладин повернулся к бывшему ученику спиной и пошел в кельи, где монахини уже, должно быть, готовились отойти ко сну. Был поздний вечер, закат уже давно догорел, и вечернюю мессу в Соборе Святого Петра уже отслужили.
Дальше приемной отца Андерсена никто не пустил, — проход ему решительно загородила сурового вида немолодая монахиня, чье лицо под маской глубоких морщин выглядело довольно устрашающе в неверном свете ламп.
— Я хотел бы увидеть сестру Хайнкель и сестру Юмико, — обратился к старой монахине паладин; на лице его появилась смущенная улыбка: он откровенно пасовал перед непререкаемым авторитетом этой женщины, до которой даже Максвеллу было далеко. Сестра окинула его суровым взглядом и, недовольно поджав губы, проговорила:
— Подождите здесь, святой отец. Сейчас я их приведу.
И ушла, оставив его рассматривать недавно отреставрированную фреску. Вскоре монахиня вернулась. За ней следовали Вольф и Юмико, уже одетые как для операции. Отец Андерсен невольно ухмыльнулся: приятно, когда твои подчиненные всегда готовы отправиться в путь и принять участие в любой битве. Пока в Искариоте есть такие люди, дело его не сгинет в пыли ватиканских хроник.
— А вот и вы, — паладин поднял руку в приветственном жесте.
— Здрасьте, — несколько фамильярно, как и всегда, поздоровалась Вольф за себя и за свою привычно отмалчивающуюся напарницу.
— У нас есть задание от епископа Максвелла, дамы. Нам дали добро на проведение операции по поимке Роа Вальдамьонга, — объявил святой отец, безуспешно стараясь изобразить в голосе такое же возбуждение, как у его бывшего ученика. – Так что мы сейчас же отправляемся в Лондон. Думаю, в аэропорту нам должны предоставить чартер ради такого дела.
— Мы готовы, — тут же заверила отца Андерсена Вольф, бросив только опасливый взгляд на суровую монахиню, что, не скрываясь, слушала их разговор. Похоже, даже Вольф, эта мужественная и непреклонная девушка, не смела сказать и слова поперек этой даме.
— Думаю, вам нужно собраться, — паладин взглянул на часы. — Мы выезжаем где-то через...
— Мы готовы, святой отец, — повторила Вольф, перебив Андерсена на полуслове. И усмехнулась отнюдь неангельской усмешкой, глядя на его удивленное лицо. Для монахини эта высокая, по-мужски сложенная девушка с холодными серыми глазами, была слишком уж своенравна; ее не слишком сговорчивый, где-то даже тяжелый характер, специфическая манера речи и скверная привычка, из-за которой она не расставалась с сигаретой, превращали Хайнкель в настоящий кошмар сестры-настоятельницы. Однако как оперативник она была незаменима, и потому ей многое прощалось, — даже ругательства, если они не звучали в пределах Ватикана.
Андерсен хмыкнул и привычно почесал шрам на щеке.
— В таком случае, собраться нужно мне, — оповестил он девушек.
Спустя некоторое время все было готово, вещи умещены в пару сумок, формальности улажены, такси прибыло. Епископ позаботился, чтобы в ближайшем аэропорту святому отцу и двум его спутницам был предоставлен чартер. Единственное, о чем никто не удосужился задуматься, так это о том, чтобы предупредить Королеву и ее Орден протестантских рыцарей о прибытии новых посланцев Ватикана. Впрочем, подобные формальности могли интересовать только ребят из какого-нибудь Агентства Погребения, но только не Отдел Искариот...
В самолете все было спокойно: Андерсен дремал в кресле, по старой привычке прислушиваясь к тихой беседе Хайнкель и Юмико. Говорила в основном Вольф; ее нельзя было назвать особенно разговорчивой, но по сравнению с вечно молчащей Такаги она была весьма словоохотливой. Сложно было сказать, что связывало столь непохожих девушек, но в операциях они всегда участвовали вместе, — так повелось с давних пор, и теперь уже их невозможно было представить по отдельности раздельности. Если Искариоты посылали на задание одну девушку, то вместе с нею отправлялась и вторая. Все к этому уже привыкли.
Время перелета из Рима в Лондон заняло где-то два с половиной часа, и когда самолет сел в Лондонском городском аэропорту, была поздняя ночь. Первым по трапу спустился зевающий отец Андерсен, следом – монахини.
— Смотрите-ка, — сойдя с трапа, Андерсен так резко остановился, что идущая за ним Вольф едва успела затормозить прежде, чем врезалась в святого отца. — Нас тут никак встречают.
Действительно — им навстречу поднялось несколько фигур. Две женщины и двое мужчин; кое-кого Андерсен даже узнал — вот стоит с сигарой во рту сэр Интеграл Хеллсинг, глава Ордена Протестантских Рыцарей. В двух шагах от нее, чуть позади, за правым плечом, заложив руки за спину, стоит высокий пожилой темноволосый мужчина — Уолтер Дольнез. С ним святой отец прежде никогда не сталкивался, но все же был наслышан о прежнем чистильщике семьи Хеллсинг, которого еще называли Жнецом, Богом Смерти. На него в архивах Ватикана сохранилось пухлое такое досье — каждый член Отдела имел право с ним ознакомиться. Рядом с Интегрой — лазурные глаза паладина опасно сощурились за стеклами очков — обманчиво хрупкая девушка в простом церковном темно-синем платье. Взгляд Элезии Сиэль, седьмого сотрудника Агентства Погребения, сквозил холодом. Стоящего рядом с ней мужчину, чья нервная и застенчивая улыбка явно выделялась среди этих серьезных лиц, Андерсен, кажется, видел в Риме еще сегодня днем. Однозначно, Агентство работает очень быстро.
Закончив осматривать эту компанию, святой отец вновь двинулся вперед. Монахини шли за ним, храня сосредоточенное молчание. Когда две группы разделяло не более пяти шагов, Андерсен остановился и чинно поклонился Интегре.
— Здравствуйте. Не ожидал, что вы будете нас встречать, сэр Интеграл Хеллсинг. Чем обязан такому вниманию?
— Скажи лучше, ты не ожидал, что Орден вообще будет знать о твоем прибытии, Искариот, — змеей зашипела Элезия Сиэль. На ее лице появилась холодная усмешка, способная напугать кого угодно. Однако Андерсен не дрогнул.
— Что за холодный прием, сестра? — миролюбиво вопросил он, не глядя на Сиэль. — Был уже поздний час, когда нас уведомили о новом задании. Епископ Максвелл не хотел тревожить сон леди Хеллсинг и Ее Величества Королевы пустыми звонками. В конце концов, — не обращая внимания на то, что Интегру всю передернуло от того, что ее назвали «леди», святой отец, наконец, соизволил повернуться к Сиэль и светло улыбнулся ей, — Агентство Погребения тоже не сообщило о вашем прибытии заранее, верно?
— Вы вообще не собирались сообщать о своем прибытии — ни заранее, ни когда-либо еще, — вспылила агент.
— На твоем месте я бы помолчала, — вмешалась в разговор Вольф. Она хотела добавить что-то еще, но наткнулась на предостерегающий взгляд Андерсена. Тот едва заметно качнул головой из стороны в сторону: сейчас выгоднее, чтобы враг вел себя как можно неадекватнее, говорил его взгляд; тогда мы на их фоне будем смотреться гораздо выгоднее.
— Так молчи, — пробормотала Сиэль. Она уже и сама поняла свою ошибку и бросила взгляд на Интегру. С губ экзекутора сорвался вздох облегчения: похоже, чувства главы Протестантских Рыцарей совпадали с ее, Сиэль, мыслями — сэр Хеллсинг была не на шутку рассержена.
Интегра не вслушивалась особенно в перепалку. Ее мысли в это время были заняты только одним вопросом: где носит Алукарда, когда он так нужен? Конечно, Интегра знала ответ; но легче от этого не становилось — даже наоборот...
— Если я не ошибаюсь, встреча с представительством Отдела Искариот назначена была на десятое сентября, — проговорила она, наконец.
— Верно. Никто не отменял этой встречи, — осклабившись, Андерсен вновь повернулся к Интегре. — Искариотам еще есть, о чем вам рассказать. Но сегодняшний наш визит по другому поводу. Вот, — он подал главе Ордена конверт с ватиканской печатью. Та молча взяла его. Спустя несколько секунд ее взгляд уже скользил по усыпанным знакомыми завитушками строчкам.
В новом письме от Римского Папы говорилось, что все полномочия по поиску и нейтрализации опасного вампира Роа Вальдамьонга теперь передаются XIII Отделу Искариот. Его Святейшество приносит свои глубочайшие извинения и надеется, что изменения никоим образом не помешают глубокоуважаемому и дорогому сэру Интеграл Хеллсинг. Также он ручается, что никакого вреда подданным Ее Королевского Величество действия Искариотов не нанесут и прочее, прочее...
— Удивительно, как быстро меняются решения Его Святейшества, — проговорила Интегра, ознакомившись с содержимым письма. — Иногда мне не хватает такой гибкости, право слово.
Андерсен почувствовал, как в груди его закипает гнев, однако ему пришлось проглотить это оскорбление. Он промолчал. Впрочем, Интегра все равно прочла все невысказанные слова в глазах святого отца. Все-таки Андерсен не был создан для интриг и не умел скрывать своих чувств даже тогда, когда это было необходимо.
— Что ж, я постараюсь, — Интегра подчеркнула последнее слово, не забыв вложить в тон голоса толику издевки, — постараюсь встретиться завтра днем с королевой и испросить у нее разрешение для вас. Но до тех пор вы ограничены в действиях, святой отец. Вы не более чем туристы.
Сэр Хеллсинг гордо вскинула голову и уже повернулась, чтобы уйти. Однако Андерсен вдруг указал на Сиэль и в ее молчаливого спутника.
— А что с членами Агентства? — спросил он, глядя в темно-синие глаза экзекутора.
— Пока что, до подтверждения Ее Величества, они находятся под протекцией Ордена Протестантских Рыцарей, — ответила Интегра с усмешкой. — Так что я на вашем месте, — взгляд ее скользнул с Андерсена на Хайнкель Вольф и обратно, — воздержалась бы от принятия каких-либо мер относительно них. Ясно?
— Все ясно, — кивнул Андерсен, едва скрывая разочарование. — В таком случае...
— В таком случае позвольте откланяться, — Интегра, наконец, повернулась к святому отцу спиной и направилась к выходу, а с нею и все остальные.
— До скорой встречи, сэр Хеллсинг, — проговорил святой отец ей в след. — До скорой встречи, Элезия Сиэль.
Девушка в темно-синем платье остановилась, обернулась, нахмурившись. Меньше секунды они смотрели друг на друга — ставшие вдруг в одночасье непримиримыми врагами — экзекутор Агентства Погребения и паладин XIII Отдела Искариот. Шедший рядом мужчина в рясе вопросительно взглянул на девушку и предложил локоть. Та молча кивнула и, бросив на святого отца и его спутников последний мрачный взгляд, покинула аэропорт.
Какое-то время Андерсен и Вольф с Юмико молчали. Наконец, святой отец обернулся и взглянул на монахинь. Он улыбнулся:
— Что ж, нам тоже пора. Нужно найти место для ночлега. Где-то у меня тут было, — он принялся хлопать себя по карманам, разыскивая что-то. В его руках появился лист с какими-то пометками. Вольф, а с ней и Юмико, с любопытством подошли к святому отцу поближе. — Вот — адрес гостиницы, — торжествующе провозгласил паладин. — Епископ обещал заказать нам здесь номер. Ну-ка, ну-ка, — он пригляделся внимательнее: почерк у Максвелла был не слишком разборчивый, когда тот торопился или был взволнован — а в этот раз с главой Искариотов приключилось и то, и другое. — Не знаю, где это, — пробормотал Андерсен в конце концов. — Ладно. Думаю, любой таксист сочтет за честь помочь нам. Идем.
И он направился к выходу.
— Так мы не станем искать вампира сегодня ночью? — Рискнула задать вопрос Вольф, когда они вышли на улицу. Она с трудом поспевала за широким шагом святого отца и успела даже слегка запыхаться.
— Нет, — откликнулся Андерсен беззаботно. — Сегодня не будем. Нам всем надо отдохнуть.
Вольф хотела что-то сказать, но только пробормотала под нос что-то неразборчивое.
— Я все слышу, — предупредил Андерсен и усмехнулся, не оглядываясь. — Негоже монахине сквернословить, сестра.
— Прошу прощения, — неохотно и не слишком искренне пробормотала Хайнкель в ответ.

_________________
* Здесь у Type-Moon небольшая путаница с датами. Большинство тематических сайтов указывает, что волшебные очки, о которых идет речь (Убийца Мистических Глаз Восприятия Смерти), изначально сделала Аозаки Токо для Реги Шики, однако их выкрала Аозаки Аоко и подарила более нуждающемуся, на ее взгляд, Шики Нанае предположительно в 1991 году. Однако если обратиться к хронологии событий, мы увидим, что Реги попала в аварию в 1995 году, а вышла из комы и познакомилась с Токо спустя два года, в 1997. Вот и выходит, что Синяя Магия — это у нас путешествия во времени. Шучу.