Завывания ветра и шум льющегося дождя едва-едва заглушали гул от вращающихся с необычайно высокой скоростью лопастей вертолёта. Но священник, который находился внутри кабины, не слышал ни того, ни другого. Всё его внимание уделялось пилоту, старающемуся выровнять машину, которую болтало в вечернем воздухе как маленькое судёнышко на волнах.
Судя по тому, что пилот не орал дурным голосом на гудящую и бибикающую автоматику, ситуация не была критической. Но для священника она была абсолютно неприемлема.
Потому что в таком состоянии сложно было продолжать полёт.
- Садимся?
Голос у священника был тихим, но в нём слышалась дрожь. Он понимал, что посадка необходима, но принимать этого не хотел.
- Как сказать, отец Болд… - произнёс пилот сквозь зубы. – У нас, возможно, пробит бак, а двигатель никак не может определиться, отрубаться ему или нет, поэтому летим мы только на авторотации, так что вероятность того, что я не успею договорить это предложение…
Вертолёт сильно тряхнуло.
- … выше чем хотелось бы!
Болд закрыл глаза и медленно выдохнул. Он должен мыслить разумно. Или хотя бы попытаться.
Но боль, засевшая в грудной клетке, активно этому мешала. Конечно, она не была физической. Душевная боль, которая порождала панику (и что самое ужасное отнюдь не беспричинную) была настолько сильной, что хотелось выпрыгнуть из кабины вертолёта, только бы продолжить лететь вперёд, вместо того чтобы топтаться на месте.
- Если повременить с посадкой сейчас, сколько у нас будет времени на то, чтобы подыскать место для посадки, если двигатель всё-таки откажет?
Последняя попытка поддаться чувствам была остановлена пилотом, который уже успел принять решение за себя, за экзекутора и за вертолёт.
- Его у нас не будет. Это не самолёт, нам не спланировать. При остановке лопастей, мы окажемся в консервной банке, отвесно летящей вниз, - пилот вытянул шею, чтобы разглядеть выбранное место посадки – это было высокое здание с плоской крышей. – Так что выбора у нас нет.
Чудовищным усилием воли Болду удалось преодолеть бушующую вспышку паники, и бессильный стон превратился в ещё один выдох, но на этот раз сиплый.
Под конец вертолёт вновь начало мотать, но пилот рявкнул что-то непечатное, присовокупив к этому «Кару Господню». Машина, видимо осознав свою ошибку, безропотно подчинилась и продолжила плавно снижаться. Болд даже не почувствовал того, что они сели. Он понял это только тогда, когда пилот вырубил движок, и снял с себя шлем и вытер выступившую испарину.
- Не беспокойтесь, святой отец, «Серафим-3» уже на пути к нам. Он потерял цель рядом с вокзалом. Чтобы понять села ли она на поезд или нет, хватит и вашего детектора, - он внимательно посмотрел на священника. – Вы найдёте её. Не сомневайтесь.
Даже если у тебя стальные нервы, когда рядом оказывается человек, который может помочь ослабить их натяжение, это никак нельзя считать дурным фактором. Болд не собирался делать из этого случая правило, но слова пилота помогли восстановить самоконтроль, который окончательно задушил панику.
- Спасибо, - экзекутор посмотрел вверх сквозь стекло, следя за тем как лопасти основного винта замедляют ход. – Они ничего не говорили об этой электрифицированной стерве?
- Думаете это она? Но в нас определено обстреляли из огнестрельного оружия.
- Не имеет значения. Ясно одно – вляпались мы из-за Ассоциации.
Поскольку от Болда теперь веяло просто ледяным спокойствием, пилот, сам того не замечая, вздрогнул и поёжился.