На строй копьеносцев

По небу плыли мрачные тучи. Солнце уже не светило, луна утонула в море туч — вне фильтрующего поля светить было нечему.

На ободе с равными интервалами стояли генераторы поля. Соединённые с ногами города вибрирующие вышки создавали особый воздушный поток, чтобы защитить от господствующих снаружи невидимых загрязнителей — изолировали внутренний мир от внешнего.

На вышке стояла тень. Одинокая тень, на одной из вышек. Но рождённая пасмурной погодой темнота скрывала чёрную тень — та не привлекала внимания. Потому и то, как она что-то рассыпала над огромной полостью на вершине вышки — соплом фильтрующего поля — тоже осталось незамеченным.

***

Диван занимала маленькая диктаторша. Она застонала.

— Жди, — крикнул с кухни напевавший под нос Горнео.

В руке он держал горячую сковороду — запах жареного мяса идеально сочетался с ароматом нагретых специй, и через нос дразнил желудок.

В ответ на этот запах стоны усилились. Горнео снова прикрикнул и посмотрел, насколько прожарился толстенный кусок мяса.

Они оба уже изрядно проголодались. В районе имелся работавший и по ночам ресторан, в который они обычно ходили, но как раз сегодня почти все заведения были закрыты — а те, что открыты, гудели от празднования победы. Что там начнётся, если привести голодную Шанте? Выбора не было — но терпеть этот запах до готовности становилось невозможным и самому Горнео.

Бой с Маиасом только что кончился. Они были усталые. И радостно возбужденные. Чтобы открыть дорогу Нине, они с Шанте вдвоём оттянули на себя около десятка военных. Отголоски того боя ещё не отпустили.

Сзади раздался стон с угрожающими нотками. Горнео, уже не отзываясь, следил за жарящимся мясом. Кроме стейков был только быстрый суп. Свежих овощей в холодильнике не оказалось. Да и сил на салат не осталось. Лишь гора пожаренных вместе кукурузы с картофелем. Выложил стейк на тарелку, бросил сверху большой кусок масла — и готово.

Ели в молчании. Горячий стейк Горнео резал большими кусками, которые и отправлял в рот, Шанте же протыкала вилкой и просто откусывала — но сегодня Горнео не нашёл сил делать замечание.

Так они и поели. Закончили в мгновение ока. Залпом осушив стакан фруктового сока, Горнео почувствовал, наконец, удовлетворение. Он откинулся на стуле — больше ничего делать не хотелось. Но осталась посуда. Горнео знал, что можно и отложить, но проклятый характер никак не позволял такое игнорировать.

— Эй, давай посуду мыть.

— Няя…

Шанте уже свернулась калачиком на диване. Будь у неё хвост, она бы им довольно виляла.

— Хоть отвечай по-человечески, — неодобрительно вздохнул Горнео, поняв, что она вряд ли слушает.

Ничего больше не возразив, он унёс грязные тарелки на кухню и стал мыть. К его возвращению Шанте, наверное, уже заснёт. От мысли, что придётся опять нести её на руках в соседнюю комнату, стало тоскливо. Шанте случалось подолгу гостить у него, и Горнео уносил её, если она засыпала, но последнее время стало казаться, что её соседка по комнате странно на него смотрит.

Началось это лишь недавно. И связано было с Днём Ван Аллена.

— Да уж…

Не было у Горнео таких намерений. Не то чтобы он не считал себя мужчиной, конечно. Он признавал, что старомоден, и не считал это постыдным. Знал, что среди военных есть те, кто ради женского внимания предлагают свои гены как товар. Горнео это не нравилось, но он не собирался критиковать общественные устои, направленные на качественное сохранение военных генов. Просто не хотел сам им уподобляться. Они с Шанте по сути и парой-то не были. Потому и отношений у них таких быть не может, и подозрения той соседки совершенно необоснованны… Но такие объяснения тоже вызовут подозрения, и ему оставалось лишь мысленно хмуриться.

Уснула? Стало тихо, и он, придя к такому выводу, зашёл в гостиную.

Шанте не спала.

Что такое? Она, не издавая ни звука, стояла в угрожающей позе. Сосредоточив напряжённый, острый взгляд на веранде.

Что там? Голос раздался прежде, чем Горнео туда повернулся.

— Интересную зверюшку держишь.

Взломщик. В голове пронеслось это слово, и Горнео насторожился. Кэй-глушение? Но так близко подойти незамеченным…

Но в следующую секунду его охватило изумление другого рода.

— Дикая? Выглядела такой вялой, я и представить не мог, что обнаружит. Да, интересно.

Эти интонации. А главное, человек перед окном веранды, увидев которого, Горнео не поверил глазам. Человек, которого не могло быть в Целни. Обладатель Небесного Клинка, защитник Грендана, законный наследник Люкенсов. Немыслимо, чтобы он покинул пределы Грендана.

— Как обнаружила? Запах? Тогда, наверное, и против гряземонстров кэй-глушение бесполезно. Может, надо тихо заходить против ветра?

Но гость так радостно изучал Шанте, да и голос мог принадлежать лишь одному ему.

— Брат.

Саварису Кёллафину Люкенсу.

— Привет, Гор. Давно не виделись. Сколько лет уж? А ты вырос, — сказал он, как ни в чём не бывало встал перед Горнео и хлопнул его по плечу. — Веса набрал, однако. Кэй-поток тоже гораздо лучше стал, кажись?

— Брат, что ты здесь делаешь?

— Хм? С Лейфоном думал подраться, — сообщил Саварис и прежде, чем Горнео успел изумиться, со смехом отмахнулся. — Шучу, шучу. Хотя, случись такое, мне было бы интересно.

— Ты не с наёмниками ли?

— Ну, вроде того. Кстати, девочку не представишь? — снова перевёл взгляд Саварис на застывшую в грозной готовности Шанте. — Разглядела моё кэй-глушение — весьма примечательно, не находишь?

— Хшш!!! — не унималась она, невзирая на все улыбки Савариса.

— Шанте, хватит, — остановил Горнео готовую хоть сейчас прыгнуть Шанте.

Она проворно вскарабкалась на Горнео, прикрывшись его спиной.

— Интересно.

— У неё трудное детство было, — пояснил он и рассказал историю Шанте.

У выслушавшего Савариса взгляд сделался ещё более любопытствующим.

— О, выходит, не стоит недооценивать влияние среды? В Грендане, например, естественным образом сосредоточились сильные военные, а тут вот насаждённая дикость позволяет воспользоваться недостатками техники противника, так ведь? — болтал Саварис.

Не изменился. Он совершенно не изменился. Ничуть не изменился, хоть с отъезда прошло уже пять лет. Ни внешне, ни характером.

Подавлять старение организма с помощью мощной внутренней кэй было нормальной практикой в Грендане. Умелые военные часто выглядели моложе своего возраста. Обладателю Тигрису, например, уже должно быть за восемьдесят — чего с виду совершенно не скажешь. Саварис, видимо, тоже сохраняет свой организм в самом цветущем возрасте.

— Я хотел и на твои успехи посмотреть, раз уж выбрался. И посмотрел.

— У…

Саварис видел бой с Маиасом? Горнео затаил дыхание. Ничто не оказывало такого давления, как оценка брата.

— Вижу, ты повзрослел. Хоть жёсткости тебе ещё не хватает.

— Б-благодарю, — удивлённо ответил не ожидавший похвалы Горнео.

— Да и до Гахарда ещё не дотягиваешь.

Но брат не был бы братом, если бы не добавил этой ложки дёгтя.

— А, ну и ладно. Из тебя, в отличие от него, хоть человек вышел.

— Брат, что с Гахардом-саном?

Такой отзыв о Гахарде удивил — но главное, упоминание его имени сняло шок от встречи. Появились вопросы. Что стало с Гахардом — старшим товарищем Горнео — которому Лейфон нанёс неизлечимую для военного травму? Саварис должен знать.

— Да, насчёт него…

В этот миг все звуки исчезли.

***

Тогда вся рукотворная иллюминация Целни погасла. Затихли звуки.

Это означало, что исчезла вибрация, что город совершил остановку — которую его жители не почувствовали. Ноги города встали. Город, странствовавший, чтобы постоянно избегать гряземонстров, остановил свой ход.

Обычно это означает смерть города. Но не в этот раз. Потому что хоть искусственное освещение и погасло, ночной город залило светом. Потому что ночь вспыхнула семью цветами и фантастическим образом превратила город в до невозможности красочную картину. Гряземонстры царствуют на большой земле, города везут человечество на себе, военные дают отпор. Но такой мир будто оказался по ту сторону некой границы.

Тогда город из того, каким его знали живущие в нём люди, превратился в нечто иное.

Источник залившего город света. Разнесённое фильтрующим полем чужеродное вещество светилось семью цветами и заволакивало небо плотным, колышущимся занавесом.

Это сияла Аврора.

***

— Покажи будущее, — прошептал мужчина в маске.

Мужчина в маске, стоявший на крыше одного из генераторов фильтрующего поля. Маска изображала зверя, одеяние было таким же, как и у тех, кто стоял на других генераторах — но этот человек отличался. На плечи был наброшен плащ, а в руке восстановленный дайт, явно слишком украшенный для боевого оружия — кхаккхара[1]. На конце кхаккхары находился большой крест, широко обрамлённый кольцом. На него были нанизаны многочисленные кольца поменьше — при каждом их перестукивании ночь оглашал холодный звон, сопровождаемый снопом разлетающихся искр. Искр, окрашенных в семь цветов.

— Глаз, о Глаз с Шипами, берегущий Дитя Тьмы, Спящее Дитя. Глаз надгробия, где высечен крест. Явись и покажи будущее.

Звяк.

Звон переливался. Маленькие кольца пели в ночи в такт словам.

— Глаз, о Глаз, взирающий на бесконечность мир-барьера, явись и покажи будущее.

Звяк звяк звяк звяк звяк звяк звяк…

Звон переливался.

— Покажи будущее.

Но звон колец впустую разносился по озарённому семью цветами городу.

Звяк. Кхаккхара затихла, воцарилась полная тишина.

— Всё-таки лишь тень? — прошептал человек в волчьей маске.

Все эти Волколикие уже знали о Маиасе. Установить связь с Машиной Ригзарио не удалось. Явились привлечённый Диксерио Маскейном на эту сторону новый военный и приехавший из Грендана Обладатель Небесного Клинка. И девушка, что привезла Спящее Дитя.

Но защищающие Спящее Дитя Шипы остались глухи к призывам.

— Раз тень, то и Шипов быть не может.

В голосе не было разочарования. Проверить этот факт тоже было их задачей.

— Но мы потратили ценный порошок.

Сознавать это было больно. В мире, по которому шествовал этот город, изначальный мир поля Авроры удавалось восстановить лишь временно и преодолевая ряд затруднений. Одним из которых является объём порошка, распыляемого в воздушном фильтре.

— Пусть не пропадёт зря.

Звяк. Снова запела кхаккхара.

— Лучше заберём сон-фрагмент Спящего Дитя. Посланник Грендана действует, стоит это учесть.

Звяк.

— Сперва привлечём её инстинкты, раскроем сущность, разоблачим секрет, сломаем орудие, а после вскроем печать сон-фрагмента.

Звяк.

— Вперёд.

По этой команде стоявшие на других генераторах Волколикие исчезли.

— Итак, восемь минут, — прошептал «зверь», наблюдая, как товарищи растворяются в ночи города. — Попавший под влияние Обладатель за это время вряд ли что-то сделает. Помешать может лишь тот, кто мешает всегда — и зная его характер, он непременно придёт.

Военный, вобравший в себя сон-фрагмент и выживший — редкость. Такого хотелось бы вернуть на свою сторону, но…

— Он понимает, как мыслят служители Шипов. Стоит ли опрометчиво пускать его в нашу сокровищницу?

Они сейчас потерпели одну неудачу. Чтобы не потерпеть такую же, не стоит проявлять чрезмерную алчность. Раз явилась помеха, можно потянуть время, лишая его шансов на победу.

— Мы не пустим его к Левантину[2]. Для этого в первую очередь нужен сон-фрагмент.

Да, для начала…

Но рано или поздно Грендан доберётся до Левантина. Пусть Спящее Дитя лишь тень, но оно вышло наружу. А значит, нечто, двигавшееся под водой, всплывает на поверхность. И тень — тому предвестник. Что именно должно произойти, человек в звериной маске не знал. Он отбросил имя, принял ограничение индивидуальности — и хоть благодаря своим способностям занимал руководящий пост в городском мире, «зверю» не сообщалось, что случится в результате контакта Грендана с Левантином. Быть может, этого никто не понимает. Ни Волколикие, ни гренданцы. В таком случае современный городской мир просто неспособен предсказать, какое будет оказано воздействие. Как и мир Волколиких. Даже по ту сторону поля Авроры. Но там то же, что и здесь. Грендан что-то задумал, здесь сманеврировали в ответ. Проработали метод, позволяющий добраться до Машины Ригзарио и разрушить все сон-фрагменты Спящего Дитя. Но предварительно…

Такая битва напоминала сёги[3]. Какая бы атака против тебя ни готовилась, какой бы ущерб ни грозил, достаточно хоть на ход раньше противника поставить мат. О том, что после, думать вообще незачем.

Звяк.

Кольца безо всякого движения прозвенели. Окутывающий Целни свет Авроры дрогнул. Вторгнувшийся элемент вызвал световые колебания. Как круги на воде.

— Пришёл.

Далеко ли продвинется эта фигура? Есть ли у неё силы на что-либо, кроме как подловить их на сбросе[4] и пробиться сюда?

У противника лишь одна фигура. У них множество. Но реальность от настольной игры отличается тем, что нет правил, определяющих, как и когда ходят фигуры.

***

Сколько уже прошло с его прежнего визита сюда? При попытке оценить получался бред. Явно не сегодня и не вчера, но и не сказать, чтобы прошёл год или два. Полгода максимум. Чувство времени стало подводить, так что, может, не прошло и полугода.

Так что это за радужный пейзаж?

— Держат, значит, — прошептал человек — Диксерио Маскейн — Дик.

Когда он лишился родного города, Дика занесло в Целни — и проведённые здесь шесть лет текли достаточно мирно. Дик воспитывался как сын главы Алчного Города Вельзенхайма, где регулярно отбираешь ты, и отбирают у тебя — здесь было слишком скучно, но то была хорошая скука.

И вот такое положение дел.

— Мда… Что тут было? — бормотал Дик, шагая по улицам обезлюдевшего города.

Дик знал, что надо делать. Как знала Нина по прибытии в Маиас. Замыслы Волколиких по ту сторону поля Авроры проходили Зону Зеро и достигали Дика. Захватить сидящего в Нине Свергнутого. Но это как подслушанный разговор. Не даёт всех подробностей. Дик знает, какая задача у Волколиких, но не знает, как они будут её выполнять и к чему приведёт выполнение. Чтоб понять, требовалось бы ещё глубже влезть в их дела. Что ведёт к угрозе попасть под их влияние.

На ходу он слегка дёрнул плечом. Вспомнил день, когда пал Алчный Город, день, когда жизнь навсегда изменилась — и что было после.

— Никогда больше.

Потирая дёрнувшееся плечо, Дик ускорил шаг. Он знал, где живёт Нина. Мемориальное общежитие в испытательном районе строительного факультета. И архитектора общежития знал. Верно, на два или три года младше. Эксцентричный чудак не удосуживался носить форму, мог целыми днями не мыться и не переодеваться, и по странному капризу не терпел в комнате ни пылинки. Однако мог построить здание в любом стиле. И реконструировать мог. Дик попросил переделать комнату, и интерьер приобрёл старинный, но очень подходящий Дику облик.

— Ну как? Очень тебе подходит, не считаешь, сэмпай? — с абсолютно уверенным в себе видом спросил мастер, стоя на неизвестно откуда взявшемся коврике из шкуры какого-то хищника.

— Ага, безупречно, — ответил Дик.

Сколько лет назад это было? Он вспоминал, как сияющий парень поочерёдно расписывал каждую деталь интерьера — и сам не заметил, как перешёл на бег.

Цепочка висящих на шее карманных часов мелодично позвякивала. Часы древние с виду, но многофункциональные. Один раз в студенческие годы пришлось выйти за пределы города, чтобы уничтожить гряземонстра. Психокинетика, способного действовать на такой дистанции, не нашлось, Дик чувствовал себя так, словно вынужден броситься в бой голым — и подруга с алхимического факультета дала часы. Компас с картографической функцией, связь малой дальности — девушка постаралась учесть всё, что потребуется для самостоятельного возвращения в Целни, и встроила в часы весь необходимый функционал.

— Обязательно вернись.

Она единственная произнесла тронувшие душу слова. Эти часы и эти слова дали истощённому Дику сил вернуться в Целни.

Бегущий Дик вспоминал лицо девушки, и дайт в руке восстановился. Огромный железный хлыст. Массивное оружие ударно-раздробляющего действия, задуманное исключительно для борьбы с гряземонстрами, до сих пор сохраняло жизнь Дику.

В груди росло чувство — ярость. Вспыхнуло старое пепелище — ярость. Тот, кто хвастал переделанной комнатой, та, что дала часы, другие, что живут в воспоминаниях тех шести лет: возлюбленные, друзья, знакомые, враги — и в город, который всё это подарил Дику, теперь вломились эти уроды.

— Прихлопну, раздавлю, в порошок сотру.

Это ударно-раздробляющее оружие, эта тяжесть в руке для того и существует. Чтобы сметать, разбивать, крошить в пыль всё, что преградит ему путь, Дик выбрал ударный хлыст. И потому…

На пути бегущего Дика встали несколько силуэтов.

— Не думайте, гады, что сможете умереть как обычно, — пообещал он и атаковал.

В его теле уже скопилось более чем достаточно кэй.

Комбинированная кэй, Гром-вспышка. Один удар распылил всех преградивших путь. В стрельнувшей молнии сверкнуло немного голубой кэй, но вряд ли кто-то заметил. Однако благодаря ей Волколиких ждала иная участь, чем обычно.

Одного, по случайности, Гром-вспышка лишь отбросила — и теперь он с воплями корчился на земле. На груди поверх формы выступили чёрные пятна — будто синяки. Они постепенно расползались. Казалось, так въедались загрязнители.

Остальные Волколикие уже исчезли. Другие были фантомами, а настоящим было лишь агонизирующее здесь тело.

— Не может быть, как… Как?! — раздавались из-под маски глухие стоны, пока оно корчилось в муках.

Человек уже не был одним из связанных общей волей Волколиких. Они отбросили эту свою часть, чтобы остановить атаку Дика — теперь это лишь жертвенная пешка.

И он двинулся вперёд, не интересуясь дальнейшей судьбой мужчины. Пока Дик не подошёл к общежитию, никто больше не появлялся.

Он остановился. Перед общежитием никого не было. Но на Дике было сосредоточено желание убить. Он цокнул языком и осмотрелся. Если не считать мемориального общежития, все здания в округе либо недостроены, либо в процессе сноса. Волколикие затаились повсюду — за оголённой арматурой, на крыше без черепицы, по ту сторону обвалившейся стены.

Любимый приём Дика, Гром-вспышка, работал по прямой. Видимо, поэтому они решили не идти в лоб, а напасть одновременно с разных сторон. Все они вместе взятые ничего не стоили против Дика. Однако если нападут группой, используя знание его преимущества, то Дик, хоть и не проиграет, управится не сразу. Выигрывают время. Наверное, в этом и заключается их задача.

Может, отоварить по полной? Предстояло затруднение, и левая, свободная рука потянулась к подбородку. Но остановилась на полпути.

Этим их план вряд ли исчерпывается. И тогда в самый нужный момент Дик уже не сможет применить эту силу, которую держит в узде благодаря наложенным ограничениям. А может, информация о том, что они пришли за дремлющим в Нине Свергнутым — западня, и на деле хотят расправиться с Диком. Или же верно и то и другое, и врагу приемлем успех в любом направлении? Дик сыграет им на руку? Или хотят, чтобы он так думал?

В бою с Волколикими на первый план всегда выходит обоюдное прощупывание и психологические игры. Решение кроется в силе, позволяющей не полагаться на такие вещи. Но чем лучше Дик овладевал таким решением, тем большее число против него выставляли. Таковы контрмеры Волколиких. Численность. Подавляющее численное превосходство. В этом, пожалуй, самое большое их преимущество. Они не занимаются личным ростом, не ищут пределы, не пробивают их, не штурмуют стены новых пределов — ищут силу лишь в коллективе. За обещанное перерождение готовы стать разменными пешками, что делает коллектив ещё мощнее. Им не нужна готовность к самопожертвованию. Незачем печалиться о смерти товарищей. Незачем примерять эту смерть на себя и приходить в замешательство. Воистину великая сила.

Но Дик умеет эту силу подорвать. У него есть метод сломить их — как с убитым только что мужчиной.

— А кишка не тонка? Сегодня щадить не буду, — крикнул Дик Волколиким, готовым, видимо, броситься в любой момент.

Они замешкались… хоть и совсем чуть-чуть. Дик способен разрушить засевшую в них иллюзию всесильности. А если так пойдёт и дальше, научится и Нина. Не этому ли они стремятся помешать? Ну так помешать хочет и он. Не позволит сделать её такой же.

Он не знал, когда к этой кохай прицепился Свергнутый. Дик не мог простить себе этой оплошности — думал, что она отделается ролью информатора, а несчастную девушку не только втянули в этот мир, но ещё и Свергнутый вселился, что грозило участи, подобной участи Дика. Если он не вмешается.

— Не идёте вы, так пойду я.

Патовая ситуация недопустима. Он возобновил движение. Сделал один шаг.

Пошли. Из всего тела хлынула внешняя кэй. С акробатическим изяществом Дик крутанулся на месте, взмахнув хлыстом, и породил ветер. Мощный ветер. Неистовый. Волколикие надвигались, пытаясь взять Дика в плотное кольцо — ветер их раскидал. Дик не останавливался.

— Простите, у меня мозгов хватило лишь один трюк заучить.

Опущенный хлыст раскрошил дорожное покрытие. Дик отступил и вернулся в прежнюю позицию. Остались глубокие борозды.

Железный хлыст лёг на плечо. В мозгу вспыхнул образ циркулирующей кэй-артерии. Позвоночник в районе поясницы горел. Этот огонь распространялся дальше, разделившись на верхний и нижний. Лавина кэй, энергии. Она копилась.

Отброшенные Волколикие поднялись и снова пошли на Дика. Мечи с зазубренными лезвиями отражали свет кэй и чем-то напоминали шныряющих в темноте хищных рыб. Казалось, они жадно метнулись к добыче.

— Это не искусство.

Лезвия подобрались совсем близко. Они уже практически коснулись его куртки…

Когда раздался взрыв. Гром-вспышка. Рывок. Метнулась сопровождаемая непристойно громким рёвом молния, заливая светом дорогу перед общежитием. Волколикие в первом ряду растворились от одного удара.

Но это было не всё. Когда рывок закончился и Дик остановился, он тут же развернулся и сделал ещё рывок. Гром-вспышка. Потерявшие равновесие от остаточной волны Волколикие приняли на себя всю силу грома и растворились. Несколько человек уцелели и успели прыгнуть, избежав повреждений.

И это было не всё. Гром-вспышка. На этот раз вверх. Так растворилась половина из горстки отпрыгнувших. Дик погасил скорость об оголённую арматуру недоснесённого здания и сделал ещё рывок. Гром-вспышка. Конечно же, это был удар с неба.

Дорога взорвалась, и показался Дик с взъерошенными остаточной волной волосами. Сверху посыпались ошмётки одеяний Волколиких. Их самих поблизости больше не наблюдалось. Четыре последовательных Гром-вспышки смели всех.

— Времени-то не затратил, а всё равно вымотался, — цокнул он языком и ворвался в общежитие.

Внутри тоже оказались Волколикие. Дик сметал их и продвигался. Их попытки блокировать путь подсказали, где комната Нины. Дик пробился, собрав все силы, и добрался до комнаты.

Там он увидел.

***

«Военные по природе своей имитируют способности одного человека, а электронный дух сопровождал этого человека — его неразлучный партнёр. Военные есть бесчисленные тени одного человека, а электронные духи — не более чем ухудшенные копии оригинала. Но их связь не исчезла. Боль духа есть боль военного, ярость духа есть ярость военного. Мы тени, которых проклятие Ригзарио поселило в этом мире, и эта связь непрестанно ведёт нас в бой с гряземонстрами», — произнёс чей-то голос.

Нине казалось, что она сама себе снится. Во сне, который показывает лишь темноту. Тьма разносила незнакомый голос, и он достигал слуха Нины.

Кто? Собственный голос не подчинялся. Она во сне — во сне, не подвластном её мыслям. Чем он отличается от реальности?

«Мы тени, — продолжил голос. — Тенями живём в этом мире. Длинные тени, порождённые закатным солнцем. Отбрасывающий их забыт далеко позади, а мы можем лишь подражать ему.

Разве не хочется бежать от такой участи?

Разве не испытала ты ужаса, впервые столкнувшись с гряземонстром?

Разве не испытываешь гнева на тех, кто может лишь завидовать вашей жизни — хоть она даётся вам в награду за преодолеваемые опасности?

Разве не задумывалась, почему вынуждена жить на столь опасной земле?»

Голос вопрошал.

«Зачем ты продолжаешь сражаться?»

Я…

И тогда из глубин сознания стали всплывать пузырьки воспоминаний. О жизни в Шнайбеле. О детстве. О днях, когда она только начала военную подготовку.

Нине Анток тогда было десять лет.

***

Шнайбель, Город Соловья-волшебника. Родной город. Город, посредством Машины Ригзарио производивший на свет электронных духов. Город, в небе которого парят электронные духи — крошечные, похожие на птичек, ещё толком не сформировавшиеся. Город, в небе которого они с наступлением ночи сверкают ярче звёзд. Вот что такое Шнайбель.

Но пока стоял день, и этот мираж не был виден.

— Аа…

Песчаная завеса больше не скрывала голубого неба, и синева раскинулась насколько хватало глаз — чего не случалось уже восемь дней. Однако при этом тоскливо завывал сильный ветер. Фильтрующее поле защищало от самих порывов — напротив, лучи свежего солнца грели всё тело.

Совсем рядом двигалась огромная нога. Иногда она наводила тень, и лишь в эти моменты возникало чувство прохлады. Холодно не было. От прохлады, наоборот, становилось легче.

Потому что тело просто горело.

— Аа… — унёсся в воздух её собственный хриплый голос.

Она сама не поняла, отчего голос так слаб. И удивилась своему спокойствию.

Она находилась в нижней части обода, на трубе, шедшей по внешней стене города. Сверху нависало ограждение обода, справа стена, слева перемещающаяся нога. Между стеной и трубой небольшой зазор, если туда провалиться — можно и до самой земли лететь. А если в другую сторону, то уж наверняка.

Из воздуховода — проходящего, видимо, неподалёку — доносился пронзительный свист. Топот города звучал ещё громче. Вибрация ходовых механизмов передавалась телу. Наверное, рано или поздно эта тряска Нину и сбросит.

Да, надо бы уходить. Она десятилетняя девочка, но военный. Если задействовать свои физические способности, то множество различных выступов и опор, возможно, позволят вернуться на обод. В компаниях детей-военных подобные трюки делались на «слабо».

Но сейчас она на такое не в состоянии. Потому что у неё переломаны конечности.

— Что делать? — растерянно прошептала она, глядя в небо.

Боль в местах переломов уже не ощущалась, руки и ноги просто горели. Но такое онемение наступало лишь если не двигаться — если пошевелиться, вспыхивала резкая боль. А главное, Нина из-за переломов и подняться нормально не может.

— Что делать? — тихо повторила она.

Звать на помощь тоже мешала боль, повысить голос не получалось. А если бы и получилось, не факт, что в пределах слышимости кто-то есть.

И тогда Нина заметила мерцание. В дневном свете разглядеть как следует было трудно. Но других необычных явлений в пределах видимости не наблюдалось.

Над ней порхал светящийся шар.

— Всё будет хорошо, — сказала она этому шару.

Электронный дух ещё не обрёл чёткой формы, да и адекватных мыслительных способностей, видимо, тоже — он лишь продолжал порхать над Ниной.

Этот дух и стал всему причиной. Впрочем, наверное, ещё и то, что в тот день она поссорилась с отцом и убежала из дома.

Ссора произошла из-за тренировок. Те, кто знают её сейчас, удивились бы, но тогда она, хоть и была активным ребёнком, тренировки не особо любила. Потому что в это время добрый отец делался строгим, будто другим человеком. Потом в дом приглашались разные инструктора, чтобы отточить навыки, но основы отец давал лично. И под основами имелось в виду привыкание к оружию. Отработка ударов. От начала и до конца, без передыху, надо махать оружием вверх-вниз. При этом, чтобы сделать из Нины амбидекстра, её приучали всегда брать предметы разными руками. В обед она держала нож и вилку не так, как в завтрак. К ужину снова брала как на завтраке. На уроках требовалось каждый час писать другой рукой. В то же время началась и работа с кэй, но там, опять-таки, всё сводили к медитации.

На встречах военных устраивались показательные бои, Нина видела, как отец выполняет различные приёмы с парным оружием, ждала, что с началом тренировок её тоже будут учить множеству таких приёмов — и не могла сдержать разочарования. День за днём однообразные взмахи и медитация, что сразу наскучило.

И вот сегодняшняя ссора. Нина приставала к отцу с просьбой научить приёмам, а тот со строгим видом объяснял важность основ. Но она по малолетству не понимала. И сегодня особенно заупрямилась. А когда отец начал обычные нравоучения, упёрлась ещё больше. Тогда он её ударил. От обиды и расстройства Нина сбежала из дома.

Куда пойти? Сходу вспомнилась лишь мастерская, где жила семья Харли — недавно Нина с ним подружилась. Но отец Харли был в хороших отношениях с её отцом и, как подозревала Нина, тут же с ним свяжется.

Она, не размыкая надутых губ, простонала и задумалась. Щека ещё болела. Наверное, покраснела — хоть Нина и не смотрелась в зеркало.

Так куда пойти? Она вознамерилась сбежать. Но не убежать насовсем. Если не вернётся сама, забеспокоится мать. В бегстве виноват отец. Он слаб перед матерью, и почувствует себя в ответе. Отец сломается и научит Нину приёмам. Такую вот схему придумала десятилетняя девочка.

Но раз сбежала, на второй или третий день возвращаться нельзя. Она достала кошелёк из кармана тренировочного костюма. Пластиковый кард-кейс с изображением зверюшки. Внутри лежала карточка, из тех, на которых установлен дозволенный ребёнку лимит. Это всё, что Нина взяла из своей комнаты прежде, чем убежать. Если днём накупить сладостей и булочек и где-нибудь спрятаться, можно будет дотянуть до утра. К счастью, время сейчас не холодное. Купить на всякий случай какую-нибудь куртку, и ночь пройдёт нормально.

Дойдя до таких недетских рассуждений и поняв, что машинально идёт к мастерской семьи Харли, Нина пошла в другую сторону. И увидела.

Увидела она парк. Взяла в киоске мороженое и стала размышлять, что надо закупить при побеге. Села на скамейку и составила в голове список необходимого. Нина распоряжалась довольно ограниченной суммой. Семья Анток дала миру не одно поколение военных, и потому была довольно богата. Но на карманные расходы Нина много не получала. Так что действовать придётся с умом. Она думала, думала, думала и решила, что купить. Что нужно для побега.

— Конечно, без печенья «Деминифе» не обойтись, — заключила она и удовлетворённо кивнула.

Не пачку, а целую банку. Но так уйдут все карманные деньги. Тогда вся еда, наверное, печеньем и ограничится. Нина понимала, что спать придётся в непростых условиях, на открытом воздухе. Никакого ночлега она себе позволить, конечно, не могла. Нина задумалась, не присмотреть ли тёплой куртки в магазине подержанной одежды, но решила запастись лишь печеньем. И всё-таки, не плохо ли есть одно печенье?

— Можно, это же «Деминифе», — подтвердила Нина свою веру в сладости и довольно кивнула.

Доела мороженое и спрыгнула со скамейки. Раскачалась, болтая ногами, и спрыгнула. Стряхнула с рук остатки рожка и осмотрелась в поисках «Деминифе». И нечто привлекло внимание Нины.

В центре парка отдельно стояло большое дерево. В каждом парке Шнайбеля обязательно есть такое. Здесь оно было особенно большим — ствол такой, что только десять взрослых обхватят — и раскинувшаяся зонтом листва создавала огромную тень.

В дереве жили электронные духи. Такое их скопление испускало бледное свечение даже днём. Ночью же сияло так, что не требовалось фонарей — по всему парку плясали светящиеся шарики. Когда в Шнайбеле случался праздник, люди обычно собирались вокруг парка.

Но сейчас возле дерева никого не было. Кроме одного человека.

— Хм?

Нина с расстояния напрягла зрение. Неумело пущенная внутренняя кэй помогла разглядеть. Мужчина. Мужчина в непримечательной одежде. На таком расстоянии видно было ещё смутно. Большая сумка оттягивала мужчине плечо, а в руках он что-то держал. Вокруг собрались несколько любопытных духов.

И резко отпрянули.

— А?

Какую-то секунду Нина не понимала, что происходит. Он проворно кинул в сумку то, что держал в руках, и огляделся. Встретился взглядом с Ниной и стал спешно покидать парк. Не бежал. Но уходил быстрым шагом, словно в панике.

— С-стой! — машинально крикнула Нина.

Она уже поняла, что случилось. Мужчина поймал электронного духа. Устройство в руках мужчины напоминало металлическую клетку для насекомых, и Нина видела, как духа туда втянуло.

Это же вор. Бросившись в погоню, Нина стала вспоминать. Сама она ничего, кроме Шнайбеля, не видела, но слышала рассказы. В других городах нет Машины Ригзарио. Есть лишь один электронный дух в отделении центрального механизма, а маленьких духов там вообще не видели… И потому есть те, кто ради их изучения не остановится и перед кражей. Кто-то хочет продать их другим городам, кого-то присылают чужие исследовательские институты — разные люди приходят воровать духов. Военные Шнайбеля не только сражаются с гряземонстрами, но и днём и ночью ведут бой с такого рода преступниками. Не исключение и отец Нины.

Злодей.

Если бы она закричала, возможно, прибежал бы военный из числа патрулирующих в городской полиции — но Нине такая мысль и в голову не пришла. Догнать, схватить. Собственное чувство справедливости толкало Нину.

Мужчина, похоже, тоже военный. Она ускорялась, но разрыв постепенно увеличивался. Уйдёт. Только начавшему заниматься ребёнку далеко до взрослого военного. Расстояние увеличивалось, нагнать явно не получалось.

Надо обойти. Она поняла, что догнать сзади не выходит, и выбрала обходной путь. Дорога в любом случае выйдет к гостинице. Если идти прямо по ней, упрёшься в ворота. Так… Ворота, конечно, закрыты, и для прохода в любом направлении надо пройти оформление и проверку багажа. Непосредственно в беге преимущество за мужчиной, но вот с учётом проверки на входе…

Сюда! Прокрутив в голове варианты, Нина сменила курс. Она свернула за угол, поднялась с помощью фонарного столба на крышу и продолжила преследование уже по крышам.

Мужчина, как и ожидалось, стоял у ворот гостиницы. Было ещё слишком рано, чтобы завершать экскурсии и покупки. Людей у входа было немного. Очередь мужчины подойдёт быстро. Надо спешить.

Нина спрыгнула с крыши и незаметно приблизилась. Он не торопился — то ли, потеряв из виду преследовательницу, успокоился, то ли не хотел вызывать подозрений охраны. Подошла очередь. Он снял с плеча сумку.

Пора. Нина бросилась вперёд. Занятый сумкой мужчина среагировал поздно. На охране стояли обычные люди. Военные, скорее всего, являются по вызову… иначе Нину схватили бы, приняв за воровку.

Сзади донёсся окрик мужчины. Она сжимала сумку в руках. Раскрыла на бегу, вытащила клетку, выбросила сумку. Разобраться с клеткой на ходу не получалось, и Нина с ней просто бежала.

— Стой! — доносился рёв сзади.

Нина бежала дальше. Но она в Шнайбеле. Эти места с малых лет знает. Она бежала переулками. И когда вышла к ободу, за ней уже никто не гнался.

— Так, ну вот, — поставила она клетку на землю и стала разбираться, как открыть.

Нина не поняла, как мужчина думал пройти осмотр на воротах. Решила сосредоточиться на открывании клетки. Простого запора, как у обычной клетки, не было. Возможно, снималась вся решётка, но непонятно как. Подумывала сломать, но это тоже непросто. Хотя бы потому, что если приложить как следует, пойманному духу тоже достанется.

— Так что, придётся отдать полиции? — пробормотала Нина и…

— Ага… размечталась, — раздался голос за спиной.

Прозевала, с ужасом поняла она. Попыталась броситься прочь с клеткой, но была схвачена за шиворот. Мужчина, от которого Нина вроде оторвалась, уже догнал.

— Ты кто вообще такая?!

Она болталась в воздухе, а рука тянулась к клетке. Нина отчаянно в неё вцепилась, защищая.

— Заткнись, вор!

Она укусила руку.

— Ух! Тварь!

Он отшвырнул Нину. Она ударилась спиной о предохраняющую решётку, отчего какую-то секунду даже не могла дышать. Но успела, прежде чем упасть, вцепиться в решётку, и одним движением перемахнула на ту сторону.

— Знаешь, как важны электронные духи, но крадёшь! Какой ты военный?!

— Малявку не спросили!

Мужчина перескочил решётку. Нина побежала. Знала, что его не одолеть.

Вот урод. Хотелось его ударить. Но она не останавливалась. Он догонит, это лишь вопрос времени. Но бежать некуда. Если попытаться перебраться через решётку, мужчина, наверное, успеет схватить Нину. Она упрямо бежала дальше — понимала, что рано или поздно он её настигнет, но не могла больше ничего сделать и лишь изо всех сил держала клетку.

— А!

Ноги вдруг выскользнули из-под Нины. Земля была ровной, споткнуться не обо что.

Достал. Упав на землю, Нина раздосадовано фыркнула. Он что-то сделал. Когда она попыталась встать, спину придавило так, что и пошевелиться нельзя было.

— Расшалилась, малявка!

— Гх!

Нина успела сунуть клетку под себя. Разозлённый этой помехой, мужчина отбросил её пинком ноги. От удара Нина выпустила клетку. Спешно к ней потянулась, но мужчина успел раньше. Снова придавил ногой, на этот раз живот, лишая возможности двинуться.

— Ты же соплячка из дома Антоков? — пробормотал мужчина, разглядев лицо Нины.

— Откуда…

— Кто ж не знает.

— Ты… здешний?

Факт её потряс. Военный Шнайбеля, горожанин, живущий бок о бок с электронными духами, увозит духа из города…

— Что ты задумал?! Разве духи не бесценные друзья… нашего города?

Друзья. Ей казалось, этому учат каждого жителя Шнайбеля. На этом воспитывался каждый, кто рос в этом городе, под защитой электронного духа Шнайбель. Большое дерево в парке растёт, впитывая сжиженный серний, а потом соком дерева питаются духи. Они не участвуют в управлении городом, но вносят немалый вклад в поддержание среды. Говорят, что это благодаря работе маленьких духов Шнайбель со своего возникновения не испытывал продовольственного кризиса, да и об эпидемиях не приходилось беспокоиться. Каждому должны рассказывать, что именно благодаря помощи этих маленьких соседей региос Шнайбель может похвастать гораздо более роскошной, чем любой другой город, природой.

— Зачем?

Было очень обидно. Кражу духов иногородними Нина тоже считала недопустимой, но тут огорчало ещё и то, что такое совершает житель Шнайбеля, пользующийся благами города.

— Тут вон какое богатство, а мне фиг что перепадает.

— Почему? Ты же вое…

— Да что такая малявка понимает во взрослых, мать их, делах?!

Мужчина сильно придавил ногой живот, обрывая Нину на полуслове. Ей показалось, что в вышедшем из неё воздухе ощущался вкус крови.

На этом чувство обиды покинуло Нину. Росло негодование. Да, способствовало этому и то, что житель Шнайбеля же так поступает с духами, но другой причиной, возможно, стало упоминание им «взрослых дел». Перед глазами возник отец, заставивший ограничиться базовой тренировкой.

Нина стиснула зубы и изо всех сил ударила по стоявшей на животе ноге. По лодыжке. Ощутила, как металлические заклепки рассекли кожу. Из кулака пошла кровь.

Но мужчину внезапный удар вывел из равновесия. Воспользовавшись моментом, Нина вырвалась и ударила пошатнувшегося мужчину головой в подбородок. Встреча с острым подбородком оказалось болезненной и для самой Нины. Не обращая внимания на выступившие в уголках глаз слёзы, она схватила выроненную клетку. И снова попыталась бежать.

Но мужчина не позволил.

— Малявка!

От того, что его застал врасплох ребёнок, он разозлился ещё больше. И пустил внешнюю кэй. Нина не знала, действовал ли он в полную силу. Просто увидела опасность в последнюю секунду и скрестила руки, надеясь выстоять под ударом.

Но не выстояла. Обе руки загудели под взрывом кэй, что-то громко хрустнуло. В руках звонко сломалась клетка. Ноги оторвались от земли. Взрыв поднял детское тельце и не дал снова встать не землю. Его выбросило за пределы обода.

Дальнейшее Нина помнила слабо. Она летела к земле, пыталась что-то предпринять, из этого что-то получилось, и Нина приземлилась на эту трубу. Так подсказывала ситуация, которую Нина наблюдала сейчас. Но она, похоже, сломала обе ноги. Тогда же ударилась головой и потеряла сознание, отчего, видимо, и не помнит, что происходило до и после.

Руки от внешней кэй, ноги от падения. В сознании, но не в силах пошевелиться, Нина провела, наверное, не один час. Она только и могла, что лежать. Небо теряло синеву и обретало закатные краски. Температура снижалась, в теле появилась дрожь. Возможно, от кровопотери. Жар сохранялся лишь в сломанных конечностях, но уж это от холода никак не спасало. Пульсирующая боль глубоко внутри не давала расслабиться и постоянно напоминала, что жизнь Нины, её организм в ненормальном состоянии. Головой-то она понимала, что ничего поделать не может, а вот другие части понимать отказывались. И Нина уже не могла позволить себе раздражаться по этому поводу. Но и голоса, чтобы звать на помощь, уже не было.

Мужчина не спускался посмотреть, разбилась ли Нина. Клетка разбилась, электронный дух выбрался невредимым и парил над Ниной. Все планы мужчины сорваны. Утешала лишь эта мысль.

Но с заходом солнца и это утешение стало таять. Все стремительно погрузилось во тьму. Нога города заслоняла солнце, и тени сгущались быстро. Пустыня в цветах заката рождала ощущение невыразимого одиночества. Но Нине было не до любования. Её тревожило, что ухудшается даже зрение.

Когда она стала плохо видеть, одиночество возросло. Ещё больше пересохло горло. Можно было утешиться тем, что она не испытывает голода, но это, возможно, из-за слабости.

И лишь бледный свет электронного духа в окружающей тьме стал отчётливее.

— Всё хорошо, — сказала Нина слабым, охрипшим голосом духу, который, кажется, волновался.

Она… умрёт? Дышать тоже было трудно, быть может, из-за пересохшего горла.

— Жаль, печенье «Деминифе» не купила, — прошептала она в надвигающуюся ночь. — Раз уж из дома сбежала…

Наверное, уже начали путаться мысли. Нина сама перестала толком понимать, о чём думает и что бормочет. В глазах с каждой минутой всё темнело, и она лишь отметила для себя, что наступает ночь.

На деле была не ночь, Нина просто лишилась сознания.

Когда оно вернулось, ночь уже пришла по-настоящему. Но глаза Нина открыла от яркого света — и тут же зажмурилась.

— Что?

Спасать пришли, предположила она. Догадка не была лишена смысла. Когда Нина не вернулась, родители забеспокоились, отправились на поиски и нашли. Самый правдоподобный вариант.

Но на деле людей не оказалось, лишь бледный свет обволакивал Нину.

— Духи?

Её окружила целая стайка светящихся шаров. А за этой стайкой особенно яркий свет.

— А?

Похоже на человека. Но не человек. Обнажённая женщина, окутанная тем же светом, что и духи. Но там, где должны быть руки, рук не было — их заменяли крылья. Длинные волосы украшены многочисленными крупными перьями. Длинные перья росли на уровне пояса, образуя подобие юбки. Ноги ниже лодыжек имели форму птичьих лап, которые будто держались за воздух — женщина висела неподвижно.

— Шнайбель?

Неужели, подумала Нина. Прежде им встречаться не доводилось, но такого взрослого электронного духа она видела впервые, так что, наверное, она.

Нина вдруг поняла, что ничего не слышит. Нет громкого шума совсем рядом — шагов городской ноги.

Электронный дух Шнайбель. Сознание города — можно даже без преувеличения сказать, что сам город — почтило Нину своим присутствием.

— А…

Женщина-птица безмолвно смотрела на Нину. Читалась в этом взгляде и благодарность за спасение электронного духа, и сочувствие полученным травмам. Слов не звучало. Но все было ясно и по взгляду. И Нина была счастлива. Теперь она знает, что сделала всё правильно.

— Хорошо.

Она прикрыла глаза, чтобы не скатились выступившие слёзы. Она была безмерно счастлива. Настолько, что готова была даже к смерти. Умирать, конечно, не хотелось, хотелось ещё подучиться у отца, стать сильнее, дальше защищать город, — но сейчас Нина готова была и умереть. Настолько она счастлива. И лишь потому… лишь потому не поверила в то, что произошло дальше.

Один электронный дух, один бледно светящийся шар стал летать вокруг Шнайбель. Та в ответ кивнула чуть заметным движением подбородка. Нина не понимала, о чём речь. Светящийся шар перелетел от Шнайбель к Нине. Описал над ней круг и влетел прямо в грудь. Что-то горячее взорвалось внутри и распространилось по телу. Огонь просто сжигал Нину, не позволяя даже вскрикнуть.

За что, подумала она. Выказывали одобрение, и вдруг такое…

Но жар быстро исчез. Вся боль куда-то ушла, и Нина чисто рефлекторно…

Встала.

— А?

Она собиралась пожаловаться Шнайбель, но тут же заметила своё состояние и лишилась дара речи. Конечности, которые должны были гореть от переломов, конечности, которые, судя по ощущениям, распухли и посинели, оказались в полном порядке. Прошла боль, всё прошло.

— Что?

Нина не верила своим глазам. Это дар Шнайбель?

Нет. Нина тут же поняла, что нет. Пожалуй, она была особо наблюдательной девочкой. Но к счастью или к несчастью это в её положении?

Светящийся шар влетел ей в грудь. Светящийся шар, который Нина спасла. Светящийся шар был с искалеченной Ниной всё это время, поддерживал её. Электронный дух.

— Нет… Не может, не может же…

Никто не возразил. Из окружающей её стаи огоньков — множества электронных духов — ни один не порхал рядом с Ниной, заверяя, что она неправа. Шнайбель, будто излучая спокойствие, внимательно смотрела на Нину.

Снова потекли слёзы. Но на этот раз никакого счастья и близко не было. Одно лишь горе. Горе безо всякого утешения. Дух отдал за неё жизнь. По-другому это понять невозможно.

— Нельзя же так, — только и прошептала Нина и растерянно застыла на месте.

А огоньки так и смотрели на неё целую вечность.

***

Вокруг было какое-то движение. Это чувствовалось, но подтвердить возможности не было. Руки и ноги ничего не нащупывали. Нина даже не могла точно сказать, находится ли она здесь.

— Сон-фрагмент, ставший тенью, — возвестил голос. — Это и есть ты?

Сон-фрагмент? О чём это? Не понимаю, подумала она. Хотела сказать так вслух, но не услышала себя. Всё-таки сон? Но тогда очень уж реалистичный. Сны у неё всегда смутные и сбивчивые. Короткие эпизоды сменяют друг друга, чередуясь без видимой связи. Лишь в этот раз случилось иначе — что-то не сходится. Ещё и так отчётливо вспомнить события десятилетнего возраста… Что это? Явно что-то странное.

И она совершенно не понимала, что следует делать. Нина уже какое-то время пыталась проснуться, но эффекта не замечала. Не было даже того раздражения, которое возникает от неподвижности — лишь ощущение, что рассекает воздух.

— Вот, значит, какой секрет нашёл отклик у Целни?

— Выходит, она уже не просто тень ___?

— Дитя ___ и ___? Нет, праправнучки мало для кровного наследования.

— Важна ли степень родства?

— Верно. Иными словами, так и есть.

— Так и есть.

— Явилось.

— Явилось?

— Явилось.

В бормотании голосов одно за другим слышались осмысленные слова. Но значения их она не понимала. Она не понимала, а голоса, видимо, что-то решали. Речь шла о ней, но в разговор её включать никто не собирался.

— Ниспосланное ___ дитя явилось.

— Тогда придётся действовать иначе.

— Надо иначе.

— Следует забрать.

— Сон-фрагмент неважен. Нет, если не впитает его, если не станет ещё ближе к совершенству…

— Пускай. Может они и скрестились, но всё равно не созрели.

— Правда. Раз не может проявить силу копии, говорить не о чем. Сейчас всё же лучше всего объединить с этим сон-фрагментом.

— Пускай.

— Пусть так.

Они что-то решили.

— Но для того надо вскрыть наложенную ___ печать…

— И притом как можно быстрее…

Остаток фразы потонул во внезапном шуме.

— Хм…

— Пришёл?

— И не только он.

— Неужели?

— Неужели человек из Гр___?

— Неужели?

— Но ведь…

— Другая сила.

— Близкая к нашей.

— Что это?

— Что это…

Нина не понимала, что означает сопровождавшая эти переговоры тряска, и лишь продолжила парить в огромной пустоте.

***

В небе появилось нечто. Над одной из улиц Целни, не в центральной группе школьных зданий, а в отдалении, в районе, где сосредоточились жилища студентов и магазины.

Пламя. Резко вспыхнуло, закрутилось воронкой, поднялось в небо, ударилось в фильтрующее поле и там рассеялось, словно отброшенное воздушным потоком.

У пламени был источник.

— Ха-ха, что за шутки?

Саварис стоял на крыше и смотрел в городское небо. Там раскинулся семицветный пейзаж. И казалось, эту невиданную картину вот-вот сожжёт вознёсшийся совсем рядом столб пламени.

— Никогда такого не видел.

Запах битвы щекотал слизистую. От такого жжения уголки губ сами дрогнули.

Саварис посмотрел на основание столба. Там стояла рыжеволосая женщина. Дикая, чувственная красавица сжимала копьё и смотрела в небо. Висящие на ней остатки явно разорванной одежды почти не скрывали наготы. Отсутствие какого-либо стыда по этому поводу, эта дикость и кэй, испускаемая всем телом и сама собой превращающаяся в пламя, создавали мистический ореол — словно богиня войны сошла в этот мир.

Что происходит? Саварис не очень понимал. Все случилось внезапно. Горнео задал вопрос, и Саварис как раз начал отвечать. И за спиной Горнео вдруг поднялась кэй. Стоило это почувствовать, как в ту же секунду комнату заполонило пламя. Саварис инстинктивно выбил окно и ушёл с веранды на крышу. Пламя вырвалось через разбитое Саварисом окно, затем, покачиваясь и извиваясь, будто живое существо, поднялось столбом и атаковало небо. Сверкающее семью цветами небо.

— Горнео что, мёртв?

То пламя. Саварис задумался о кончине не успевшего спастись — и до сих пор не появившегося — младшего брата, но на помощь не спешил. Его смерть будет лишь означать переход первенства в роду Люкенсов кому-нибудь из двоюродных братьев.

— Ну, что же будет дальше?

Семицветное небо, теперь вот пламя. Пламя создала эта обнажённая красавица — она же, вне всякого сомнения, Шанте. Девушка, обнаружившая замаскировавшегося кэй-глушением Савариса. Трансформировать скелет не в силах даже королева — какой же фокус стоит за таким преображением? И эта колоссальная мощь кэй. И то, к чему так враждебна её хозяйка. Семицветное небо. Значит ли это, что где-то есть группа людей, породившая это явление?

— Не могу даже представить себе, что это взаправду, — тихо сказал Саварис, не выказывая и тени волнения. — Но если так, то не замешаны ли здесь эти Волколикие?

Он бросил свой вопрос в никуда, продолжая наблюдать за происходящим. Жгущее небо пламя со временем утратило свою мощь и полностью затухло. Семицветье по-прежнему сияло в воздухе. Но цвета меркли, за ними уже проглядывали настоящие звёзды и тёмный фон. И когда цвета исчезли совсем, чутьё подсказало, что странная ночь кончилась.

Столб пламени исчез, но исходящая от Шанте кэй, казалось, и не думала ослабевать. Грациозные движения рук и ног говорили о повадках хищного зверя, чьи глаза никогда не упускают добычу.

Шанте коротко взвыла и прыгнула с веранды. Саварис решил гнаться за оставляющей красный след Шанте и тоже готовился прыгнуть.

Но передумал и прыгнул в другую сторону.

Передумать заставила другая кэй. Если Шанте пламя, то это — молния. Стремительный, и в то же время тяжёлый удар небесного гнева — вот что ощущалось в этой кэй. И Саварис отчётливо уловил в ней присутствие кого-то сильного.

***

Дик добрался до комнаты Нины и увидел.

По меркам одноместной комнаты типичного общежития комната, должно быть, относилась к разряду больших. Общежитие строили не при Дике, но он примерно оценил размер комнаты по фасаду и увиденной внутри структуре.

И эта просторная комната потеряла форму. Осталась ночь. Семицветная ночь. В царящей здесь ночи перемигивались звёзды и колыхалась Аврора. И парила одетая в пижаму Нина. А вокруг стояли Волколикие.

— Отвалите от Нины, — взревел Дик, стоя в коридоре.

От сопровождаемого кэй голоса рябь пошла по воздуху и искрами осыпалась у дверного проёма. Фигуры Нины и остальных колыхнулись.

Так и знал. Дик мысленно чертыхнулся, увидев эффект. Выход на ту сторону. Мир, где обитают Волколикие. Сила, временно сделавшая Целни потусторонним, сосредоточена здесь. Из-за этого комната даже не сохранила своей формы как часть Целни.

Ломиться туда нельзя. Если войти, будешь подчинён законам той стороны. Лишь эта сторона позволяет свободно применять силу военного. А там у Волколиких некоторый тактический перевес. Мало того, что будут превосходить числом, так ещё и боеспособностью.

— Это всё-таки ты, Диксерио Маскейн.

— Ага, я, — ответил Дик лишённому эмоций голосу. — Кому ещё быть? Даже интересно.

— Некому.

— С тобой почти все порвали.

— Ибо забыли.

— Ибо умерли.

— Ибо помнят.

Лицо Дика исказилось от тяжких воспоминаний. За время учёбы в Целни он так же сражался, и так же, как и Нину, вовлёк нескольких человек. Его заставили вспомнить, чем всё кончилось. Построивший общежитие кохай вряд ли помнит Дика. Создательница карманных часов слишком влезла в его дела и погибла. А ту, что до последнего пыталась с ним сблизиться, Дик под конец, в день выпуска, отверг. Никто из живших тогда в одном городе с Диком его не помнит. Осталось лишь имя в школьных архивах.

— Ты единичный. Тяжело, наверное, жить в этом мире?

— Ты одним своим пребыванием вовлёк множество людей.

— Втянул.

— Само твоё существование есть пробоина между этим миром и нашим.

— Ты разъедаешь мир.

— Тяжело.

— Можно же к нам вернуться.

— Шутите, — отказал уговорам ровных голосов Дик с похожей на оскал ухмылкой.

И выставил вперёд железный хлыст. Пустил лёгкий поток обволакивающей хлыст кэй, и посыпались искры. Мощная реакция отторжения.

— Вы разрушили мой город. Убили отца, убили брата, всё разнесли. И тех, кого я сам хотел грохнуть, и тех, кому я доверял, без разбору, всех.

Всех до единого убили стоявшие перед Диком твари в волчьих масках. Выжил лишь он. Гряземонстров, явившихся в застывший Алчный Город Вельзенхайм на запах человечины, ждало разочарование. Ведь от людей там лишь запах и остался. Никого не было. От людей не осталось ничего — ни трупов, ни частей тел. Лишь следы проживания групп людей в различных закоулках развалин — каково было тем, кто нашёл совершенно вымерший город?

Всё забрали те, кто стоит перед Диком. Поглотили эти Волколикие — существа, избравшие коллективное бытие.

— Я всё себе верну. А что не вырву из ваших лап — разнесу. Я вас раз и навсегда отучу красть у Диксерио Маскейна.

Кэй с треском выплеснулась из хлыста и снова высекла искры из воздуха, пошла рябь.

— И как же?

Дика, скорее всего, провоцировали. Эмоции они, может, и сохранили, но выражать их таким образом уже не могли. Дверь служит барьером, по ту сторону другой мир. Там не применишь силу военного. Положение будет крайне невыгодным.

Однако… Дик и не думал суетиться.

— А вот так, — произнёс он, улыбнувшись.

И почти в ту же секунду.

В воздухе резко вспыхнуло пламя. Будто тлеющие угольки, эти родившиеся во мраке звёздочки в мгновение ока полыхнули огненной волной и залили всё алым цветом.

— Что это?

Невыразительное беспокойство Волколиких рассмешило Дика.

— Забыли? Она до сих пор в половинчатом состоянии. Вы же наверняка проверили.

В ту минуту небо и землю города соединял огромный столб пламени. Оно выжигало элемент, окружавший Целни и уносящий его в потусторонний мир. И, конечно же, достигало и этого пространства.

— Богиня Огня?

— Призвал?

Когда Нина оказалась втянута в этот конфликт, то представила себе силу, которая сметает преграду, силу, на которую можно положиться — и позвала одного молодого человека. Это было возможно лишь там, где время и пространство не имели значения. Это называется «призвать».

— Вот такая у меня карта, и вам её крыть нечем. Быть вам по жизни добычей, а не охотниками.

— Доступ должен был постоянно блокироваться, как… — сказал женский голос, тоже ровно-взволнованный.

Начальный толчок был дан в день контакта с Ниной. Не устрой Волколикие с их кривыми руками той затеи с Шанте, Дик, наверное, так и не получил бы к ней доступа. Но Волколикие дали такую возможность — нашли Шанте и плодами хатосии заставили проявить изначальную форму. Но разъяснять эти детали незачем.

— Кто ж вам расскажет.

Когда пламя угасло, одноместная комната вернулась. Нина спала в постели. Волколикие, снова оказавшись во власти законов этого мира, попытались противопоставить огню собственную кэй, но не справились и догорали, катаясь по полу.

Дик, весь окутанный голубой кэй, переступил порог. И стал одного за другим топтать обгоревших. Те сопротивления не оказали — так как уже и шевелиться не могли — и разделили учесть ранее уничтоженных собратьев.

— Всё напрасно, — прошептал последний. — Сколько бы ты нас ни крушил, однажды волна накроет тебя.

— Трепло.

Под ногой что-то хрустнуло — будто разгрызенный леденец. На полу остались лишь осколки масок. Со временем, наверное, и они рассыплются в прах и исчезнут.

Дик посмотрел на лежащую в постели Нину. На лбу у неё выступил пот, будто она только что пережила кошмар — но в остальном следов деятельности Волколиких не обнаружилось.

В Нине дремал Свергнутый.

— Забрать, что ли?

Дик медленно поднял левую руку и сосредоточил кэй на кончиках пальцев. Свергнутый в любом его виде ничего хорошего не принесёт. Зачем им так интересуются Волколикие, Дик не понимал. Свяжешься со Свергнутым — получишь лишь беды на свою голову, уж на этой-то ошибке Дика могли бы и поучиться.

Да, если забрать, то от Нины, наверное, отстанут. С этой мыслью он неспешно поднёс светящиеся от кэй пальцы к животу Нины. Но Дика прервали.

Приближалась мощная кэй.

Что это? Он уже прогнал Волколиких. Окружённый аномалией город благодаря Шанте должен скоро вернуться в норму. А до того люди, населяющие этот мир, не могут обнаружить данного состояния. Но кому, в таком случае, принадлежит эта кэй?

Так и не донеся руку, Дик выскочил из общежития. При любом раскладе нельзя, чтобы бой — если он будет — происходил здесь.

Дик выскочил наружу, и практически в ту же секунду перед ним приземлился человек.

— Ой, какая интересная ночь, — радостно заговорил он.

Его лицо изображало улыбку. По его выражению могло показаться, что мужчина лишь приветствует встреченного на прогулке прохожего. Но в теле бурлила кэй. Направленная на Дика.

Этот доставит хлопот. Он прикинул силы и цокнул языком. Разница вполне ощутимая. Не победить. По крайней мере в таком виде.

— Не считаешь, что ночь интересная? — повторил человек.

— Да, пожалуй. Но вышел-то зачем? По небу же видно, погода плохая, надо дома сидеть.

— О, понятно. Может и так. Только вот не знаю я, прольётся ли это небо дождём, и спасёт ли от такого дождя зонт или крыша. И зачем тогда сидеть дома?

— Если ляжешь в постель, закроешь глаза и заткнёшь уши, избавишь себя от очень многого.

— Ну, это лишь восприятие. Сам факт произошедшего никуда не денется, да и я как воспринимающий уже заинтересовался. К тому же с тобой вот повстречался. Неважно, враг ты или друг. За пределами Грендана тоже есть интересные персонажи. Если так на это смотреть — понятно же, что делать дальше.

— Обладатель?

— Ты в курсе, уже неплохо.

Началось. Руки и ноги мужчины засветились. В митенках и ботинках уже стояли дайты. Наручи и поножи восстановились без голоса. Рукопашный бой. Правый кулак. В голове проносились лишь отдельные слова, и когда они пронеслись, тело уже двигалось.

Блок хлыстом.

— Я Саварис. А ты?

— Сдохни.

Чувствуя онемение в правой руке, Дик всем телом пустил внешнюю кэй. Но Саварис уже разорвал дистанцию. Забавляется. Он убил бы Дика мгновенно, если бы по-настоящему захотел. Рукопашный бой делает оружием всё тело, и прежняя дистанция должна быть наиболее выгодной для Савариса. И неприятной для Дика с его большим оружием. И Саварис от неё намеренно отказался. Проще говоря, забавляется.

— В чём дело? Не так же всё просто? Должен быть скрытый талант. Я же вижу.

Он не занимал стойки. Но бреши для удара не было. Саварис забавлялся, но не расслаблялся. Отсутствие стойки не означает отсутствия готовности. И сознание, и организм нацелены на бой, сосредоточены, готовы взорваться. Уже осмотрел добычу, лишь не решил, как её брать. И бросать свою охоту не собирается, так что лёгкого шанса не будет.

Возможности уйти не представлялось.

— Мне, сказать по правде, всё это не особо нужно.

— Вот как? В таком случае, раз не будешь мешать, ничего, если я уничтожу то, что ты здесь стережёшь? Оно же в этом доме?

— Глупости.

— Редко мне такая свобода выпадает. А тут ещё эти Волколикие замешаны, верно? Ты на этих хлюпиков, кажись, чуток непохож — может, враждуете? Если так, то не девочка ли со Свергнутым в этом доме?

— Ты…

— А если так, то мне, независимо от нынешних событий, рано или поздно придётся его увезти.

Обладатель Небесного Клинка здесь не случайно. Свергнутый нужен? Что это значит? Дик задумался. Разве не меньше всех нужна тому городу мощь Свергнутого? С чего бы она потребовалась? Военные пошли не те? Нет уж, вряд ли — раз могут позволить себе выслать такого сильного. Тогда зачем? Может, это как-то связано с тем местом?

В любом случае, с Саварисом надо что-то делать.

— Что ж, придётся, — принял решение Дик и коснулся челюсти левой рукой.

Затем поднял её выше, заслоняя рот. Движение кое-что напоминало.

Будь на месте Дика Волколикий, он, наверное, поступил бы так сразу.

Этим движением Дик надел маску. Обзор на мгновение сузился. А когда восстановился, тело заполнила мощь.

— Уу, — ещё шире улыбнулся Саварис и поднял руку. Он повернулся боком, уменьшая открытую противнику зону. — Теперь ты всерьёз?

Но улыбка осталась. Стала лишь ещё радостнее. Из лёгкой, наигранной, она превратилась в настоящую, подкреплённую мощным чувством.

— Радуйся.

Хлеставшая из отверстий маски голубая кэй окутывала тело. В этом маска была схожа с маской Волколиких.

— Ага, очень рад, — не моргнув глазом встретил Саварис колоссально возросший поток кэй.

Саварис принял на себя кэй Дика и сделал приглашающий жест.

— Вот за что я вас, гренданских…

Дик проглотил горькие воспоминания и положил хлыст на плечо. Один удар. Каков бы ни был противник, в бою Дик всегда готовился свалить его одним ударом. То, что противник — Обладатель Небесного Клинка, не повод робеть.

Саварис воспринял этот настрой и пригнулся ещё ниже. Намеревался принять вызов Дика. Оба стояли на месте. Они не искали возможностей — каждый просто высчитывал момент нанесения удара противником и наращивал плотность кэй в организме.

У Савариса нет Небесного Клинка. Дик в этом убедился, пока оттачивал кэй. Дайт Савариса — это рубиновый дайт, установленный на основу из платинового. Видимо, работает с превращённой кэй. Небесный Клинок — тоже платиновый дайт, но не тот, что сейчас у Савариса. По структуре как платиновый, но совсем другой материал.

А… чёрт, знакомо же. Стоило присмотреться на предмет наличия Клинка, как Дик вспомнил. Обладателя, знавшего рукопашный бой с использованием превращённой кэй. Один раз довелось им померяться силами. Из-за этого Дик втянул Обладателя на свою сторону, но не знал о его дальнейшей судьбе. Дело, быть может, и в том, что они изначально из разных временных осей. И потому больше не встречались.

Если присмотреться, есть в лице Савариса какие-то его черты. Но тот был человеком простым и серьёзным, и более полного телосложения. Он как большое дерево, создавал ощущение покоя — и в то же время была в нём благородная целеустремлённость. Некая королевская стать. Если считать уровень Савариса разграничительной линией, то Дик с этим человеком находятся по разные стороны. Впрочем, если здесь всё и закончится, волноваться не о чем.

Так решил Дик и выстрелил. Гром-вспышка. Он резко пересёк разделявшее их пространство и взмахнул хлыстом. Саварис стоял до последнего. Примет удар. Уже сделав свой шаг, Дик понял.

Что он о себе возомнил? Такое поведение взбесило. Конечно же, Дик не замешкался. Да и не собирался он прекращать уже начатый приём, каких бы чувств не испытал. Заряженный громом хлыст безжалостно опускался на голову Савариса. На мгновение — лишь на мгновение — улыбка с лица Савариса исчезла. Вечно прищуренные глаза распахнулись — Дик даже увидел капли пота на лбу. Левая рука Савариса двинулась. Хочет блокировать хлыст? Успеет…

Нет, решил Дик. Впрочем, даже если успеет — блокировать Гром-вспышку одной рукой невозможно. Он прекрасно знал, что разнесёт её в пыль. Но реальность предала его.

Тяжкий звук разошёлся по воздуху, сотрясая пространство. Земля вокруг покрылась трещинами, а затем взорвалась. Близлежащие здания с оголённым каркасами немилосердно тряхнуло, некоторые даже обрушились. Ударная волна по максимуму сосредоточилась в точке удара и ушла на пробой. Так что остаточная волна была небольшой. Но даже она вызвала такой эффект.

И Саварис выдержал.

— Устоял.

— Вообще больно.

Из руки, которой он схватил железный хлыст, текла кровь. Защищавший руку наруч тоже был повреждён. Заслонённое рукой лицо покраснело от брызгавшей крови — а скоро эту краску сгустит и кровь из рассечённого лба.

Дик вырвал хлыст из руки Савариса и разорвал дистанцию.

— У меня всё тело онемело. Вот контрудара и не вышло.

Его правый кулак был крепко прижат к поясу. Нанеси Саварис удар, в животе Дика, несомненно, появилась бы огромная дыра.

— Зато теперь я знаю твою силу.

— Вот ведь… Не вышло.

Если Саварис оценил его, то и он оценил Савариса. Его левая рука безжизненно повисла. Не от слабости — кость явно вышла из плечевого сустава. Скорее всего, разбиты кости кулака. Да и остальные кости руки вряд ли без последствий. И чтобы эффект Гром-вспышки не пошёл дальше руки, Саварис в последний момент вырвал плечевую кость.

И он специально пошёл на это безумие, чтобы выяснить силу Дика? Бойцу такого калибра достаточно пускать внутреннюю кэй на залечивание в течение нескольких дней, чтобы всё зажило. Ну и, конечно, если хочешь нормального лечения, быстрее и надёжнее обратиться в больницу.

Однако кто же ради такого станет целенаправленно подвергать себя риску? Саварис, выходит, станет. Думает лишь о нынешнем бое. Думает лишь о том, как получить от него удовольствие. Фанат сражений.

— Здесь от такого, как ты, слишком много хлопот.

— Разве не так предначертано родоначальником? Мне здесь оказаться?

— С чего бы?

Дик не знал, как именно Саварис попал на эту сторону. Но решил, что его углубление ещё дальше в этом направлении будет опасно. Может выпасть такой расклад, что парень уйдёт к Волколиким. Существует такая вероятность. Если там будет интересная битва.

— Я тебя выкину.

— А сможешь?

Наверное, вопрос был не о технической возможности, а о том, хватит ли сил. Саварис выглядел спокойным. Вряд ли эффект от Гром-вспышки уже прошёл. Саварис вправил выдернутую кость, даже не дрогнув лицом, но в этом бою рука всё равно работать не будет. А бездействующая рука портит баланс. Да и помимо этого в организме должны возникнуть проблемы.

Но Саварис по-прежнему улыбался. Будто намекал, что теперь-то они, наконец, сравнялись. Хотелось лишить его этой самоуверенности, но Дик поборол этот неприятный гнев.

Молча встал наизготовку. Чтобы снова пустить Гром-вспышку.

— Твоя прямолинейность достойна уважения.

Дик больше не отвлекался на болтовню. Саварис занял стойку, не обращая внимания на повисшую руку и выставив чуть вперёд правый кулак. Уж не собрался ли повторить то же самое правой?

Нет.

Улыбка осталась, более того, на ней не только никак не сказалась боль в левой руке — улыбка будто стала ещё более хищной. Кэй в правой руке стала совсем не такой, как прежде. Будто зверь обнажил клыки — кэй обжигала лицо Дика.

Оценка его сил произведена. А значит, теперь охотник прикидывает, как забить дичь. Стойка Савариса задумана, по сути, так, чтобы сломать Гром-вспышку. Он уже блокировал её. Дик уже подсознательно засчитал себе это поражение. Но как он сам не отказался от Гром-вспышки, так и Саварис наверняка не считает, что «сломал» её. Принял один удар, сделал бесполезной левую руку, не смог контратаковать. И после серии двух-трёх ударов падёт именно Саварис. Прекрасно это понимая, он занял другую стойку. Не для того, чтобы защитить бесполезную левую руку. А чтобы эффективно задействовать правую. Впрочем, как бы там ни сложилось, уделать его придётся, мысленно подбодрил себя Дик, ощущая холодное напряжение внутри.

Прокатит, или получит ответку? Увиденное явно грозило ответкой, но он шагнул вперёд. Гром-вспышка. Превратившись в молнию, он летел на Савариса. Тот по-прежнему не двигался. Всё так же улыбался, не двигался и правый кулак. Что задумал? Об этом нельзя размышлять в секундном движении. Раз дёрнулся, мчишься до конца. Хлыст опускался на голову Савариса.

Но тут в руке возникло странное ощущение — и тут же передалось на всё тело.

— Чт…

Вдобавок Дик не рассчитал сил на то, чтобы остановиться.

Удар пришёлся в никуда.

— Прошляпил! — крикнул Дик, отчаянно пытаясь восстановить равновесие.

И почти в ту же секунду заметил боковым зрением улыбку Савариса.

— Кх…

Повторить. Дик сдвинул выставленную для торможения ногу, чтобы разорвать дистанцию, но было поздно. Метнулся правый кулак. Дик в последний момент извернулся.

Левое плечо. Это в отместку? Боль оказалась непозволительной роскошью. Дик внезапно перестал ощущать руку ниже плеча. Он тут же понял, что она взорвалась.

И за секунду спешно осуществил свой план. Перенаправил силу, собранную для отступления. Перенаправил на Савариса. Он заметил эту перемену, и лишь усмехнулся.

Удар в никуда и внезапное смещение. Разгадка элементарна. Это трюк. Дик слишком сосредоточился на способности противника к рукопашному бою и забыл о другом моменте. О работе с превращённой кэй. Будь это обычный фокус с остаточным силуэтом, Дик, конечно, сразу бы раскусил. А вот с созданными превращённой кэй иллюзиями всё не так просто. И поскольку он сам не держал в голове этого факта, обмануть Дика, видимо, оказалось несложно.

Но сдаваться рано! Он, уже наплевав на защиту, атаковал, и Саварис опять не двинулся. Разгадал? Времени на сомнения не было. Кулак Савариса остался вытянутым. По правой руке пробежали мурашки. Чуть заметное ощущение. Хлыст выпал. Саварис выбил его ударом колена. Часть пальцев правой руки выгнулись под невозможными углами.

Но Дик не остановился. Протянул облегчившуюся руку к лицу Савариса. Вцепился в лицо.

Внезапно с затылка Дика, прорезав плоть, внутрь проникло что-то горячее. Пальцы. На возвратном движении руки Саварис использовал ладонь как лезвие. Дышать стало невозможно. Пережаты дыхательные пути. Или перебиты? Дик чувствовал, как сгибаются вскрывшие плоть пальцы. Как сжимают кость.

Через секунду он умер. Связь мозга с телом разорвалась. К тому времени, как Дик это почувствовал, сознание уже заволокло мраком, а цель была достигнута.

***

— Опасно было.

Саварис чувствовал, как стремительно остывает после горячки боя. Сойдись они в лобовую, погибнуть мог и он сам. От этой мысли по телу прошла дрожь. Но улыбка стала лишь шире. В Саварисе боролись ужас и экстаз.

— Жаль. Будь у меня Небесный Клинок, предпочёл бы сойтись с ним без мухлежа.

Саварис посмотрел на лежащий у его ног труп. Парень, лежащий сейчас на животе… так и не открыл своего имени. Однако что это за голубая кэй?

— Неужто мощь Свергнутого?

Если так, то жаль. Сила, равная силе Обладателя, и вот такое. В других городах может оказаться крайне востребована, но в Грендане — особенно в нынешнем Грендане — особого смысла в ней нет. Или же оно так конкретно у этого парня?

— Что ж, не будем терять надежду.

Не проверить же, что это Свергнутый.

Затем послышался хриплый вой. Ночь далеко разнесла звук, и Саварис поднял голову. Семицветное небо полностью исчезло, город погрузился в самую обычную ночь.

— О, так что, веселье закончилось?

И закончила его, скорее всего, та огненная девочка. Наверное, добивает где-нибудь остатки этих, в масках. Хотелось бы и с нею силами померяться, но с такими травмами это, конечно, слишком опрометчиво.

— Жаль, — шепнул Саварис и снова посмотрел под ноги.

Хотел ещё раз взглянуть на того, кто сумел так его прижать. Но трупа не увидел. Не было натёкшей лужи крови, исчез и её запах, только что дразнивший ноздри. Исчезла и кровь с пальцев, прорвавших мясо и сломавших дыхательные пути и кость. И не только. От разрушений, произведённых при блокировке первой Гром-вспышки, тоже не осталось и следа.

— Понятно, что до сих пор никто не в курсе, раз так всё подчищается.

Записям родоначальника Люкенсов не особо верили, ведь поиски в архивах Грендана не выявили не единого упоминания об этой битве. Никто и предположить не мог, что все следы исчезают сами собой. Это же немыслимое явление.

— Удивительно. Но раз так, то и в Грендане, поди, творилось что-нибудь любопытное, пока я был не в курсе? Это ж я столько всего упустил.

Но теперь будет иначе. Саварис на этой стороне. Что его сюда привело? Он полагал, что произошедшее в Маиасе. Лирин видела то, чего не видел Саварис. Он должен был защищать Лирин, и его, видимо, естественным образом затянуло сюда. Но почему тогда видела она? Тут Саварис пришёл к выводу, что причины его мало волнуют. В дальнейшем, похоже, скучать будет некогда. Вот о чём думал Саварис, и этим довольствовался. Однако…

— О? — в недоумении склонил он голову, заметив, что что-то изменилось.

Ушла боль в руке. Осмотр показал, что посиневшая от перелома рука теперь выглядит здоровой.

— Что это?

Сомнения не успели перерасти в вопросы.

— О? — покрутил головой Саварис, окидывая взглядом окрестности. — А как я здесь оказался?

Вроде пришёл с визитом к Горнео, чтобы позабавиться над младшим братом — которого давно не видел.

— Что же было?

Загадка. Разволновавшись, Саварис зачем-то поглаживал левую руку. В глубине тела что-то горело. Оно потихоньку гасло, но сам жар был загадкой. Будто только что участвовал в великолепном бою — такое вот ощущение. Но Саварис такого не припоминал.

— Чудные дела.

Покрутив ещё головой, он сдался и стал размышлять, чем заняться теперь. Возвращаться к брату почему-то не хотелось. Но Саварис ещё не определился с ночлегом. В итоге решил податься к Наёмникам и зашагал прочь.

***

Память Саварис потерял, конечно, не просто так. Когда он переиграл Гром-вспышку и лишил Дика левой руки, тот мгновенно поменял тактику. Он достиг своей изначальной цели — что хотел сделать, предварительно как следует поколотив Савариса. Вместо этого Дик пошёл к цели напрямую. Смысл тогда заключался в том, чтобы эффективно сработал метод, эффектным не выглядевший. И он сработал. Сработал в последний момент, как раз перед тем, как сломался шейный позвонок и угасло сознание. Дик коснулся лица Савариса. Вряд ли он заметил, как совсем небольшое количество кэй с кончиков пальцев вошло прямо в мозг. Оно не наносило физического удара. Приём для целей шпионажа, который род Маскейнов держал в глубокой тайне.

Приём разработали, чтобы лишать памяти тех, кто шёл на дело и попался. Кэй вливалась в участок мозга, отвечающий за память, и стирала недавние воспоминания. Связь с другой стороной позволила добавить ещё один фактор, и Дик смог удалять воспоминания, связанные с ним. Покидая Целни, он обработал так почти всех студентов города. Выпускников в дни выпуска. Остальных в последующие несколько лет. Благодаря этому никто из студентов, живших в Целни в то же время, не помнил Дика.

С Ниной не выйдет. Она уже слишком связана с Волколикими. Увидела под маской ту сторону. Этого Дик стереть не мог. Зато мог стереть у Савариса хотя бы то, что связано с ним. Пока хватит и этого. Вовлечение на вид ещё слабое. Скорее всего видел Волколиких, может дрался. Вряд ли видел то, что видела Нина.

— Так тебе, урод.

Вернувшийся в прежний мир Саварис Дика не слышал. Но он шептал, умирая на дороге перед общежитием, в уже обрушивающейся имитации Целни. Дик чувствовал, как в шее и том, что осталось от руки, уже кончилась кровь.

Но он жив. Физически он теперь не умирает. Потому что тело его большей частью состоит из потусторонней материи. А на этой стороне Дик может умирать, но не умереть. Пока его ведёт месть к Волколиким.

— Да уж… так тебе.

Он прогнал отсюда этого помешанного лишь на сражениях человека. Обескровленные губы удовлетворённо изогнулись.

Может, его послали на эту сторону? В это лишённое надежды место, где против тебя бесконечный строй копьеносцев. Тогда этот удар должен был стать для Савариса наиболее ощутимым.

Дик не мог знать, что и эта мера поможет лишь временно. Не мог он знать, что три месяца спустя Волколикий предстанет перед Саварисом, не мог знать, что узнали про Нину Волколикие, и не мог знать, какие последствия всё это породит.

***

Что произошло? Горнео обливался холодным потом и старался… старался не смотреть.

Брат вдруг исчез. Это ладно. Если он постарается, то запросто скроется от глаз Горнео. Но вот это как понимать?

Горнео посмотрел на часы. Он проверил все: настенные, на видеопроигрывателе, на музыкальном центре. Даже на здании школьного совета, видного с веранды. Проверил, до предела усилив зрение внутренней кэй. Не могло же случиться невозможное? Пришли домой, приготовил еду, поели, вымыл посуду, — и примерно столько времени тогда и было. Ну ещё с Саварисом пара минут. Тогда что это?

Горнео посмотрел на диван, на самый край. Увидел пальцы маленькой, по меркам Горнео даже хрупкой босой ножки и не стал поднимать взгляд дальше. Хватило и одного раза. Больше не надо.

Почему?! Почему Шанте спит голой?! Мало того, что этот вопрос не давал Горнео покоя, так он ещё и не мог найти одежду, которую Шанте должна была снять…

Он представил себе взгляд живущей в комнате рядом соседки Шанте и снова покрылся холодным потом. А она продолжала оглашать комнату мирным посапыванием.

Примечания

1. Кхаккхара — буддийский монашеский посох со звенящими кольцами

2. Возможно, искажённое Лэватейнн — меч из скандинавских мифов

3. Сёги — японская настольная игра, напоминающая шахматы

4. Сброс (в сёги) — выставление фигуры на доску из резерва