1. Паникующий город
Перед ним стояла красавица. Облачённая в платье цвета ночи, она смотрела на него чистыми глазами. Лицо не выдавало мыслей хозяйки, превращая её красоту в изящество куклы.
Тонкие пальцы сжимали изображающую зверя чёрную маску. Голубое мерцание в узорных линиях рождало лёгкую пульсацию — казалось, это живое существо.
Перед девушкой стоял Дик, в такой же маске. Маска такая же, как у тех, кого зовут Волколикими, у его врагов — но другая. Её изменил Свергнутый, электронный дух разрушенного города. Проклятая сила, знак трагичной судьбы самого Дика.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он, но не получил ответа.
Фигура даже не колыхалась, как это бывает с голограммами. Неземная красота, заставляющая всё больше сомневаться в своём существовании, поколебала рассудок Дика, граница между реальностью и иллюзией потеряла чёткость. И не из-за каких-то таинственных чар. Растеряться заставляла сама девушка — сам её облик, который сделали таким завораживающим то ли комбинация генов, то ли игра природы. И Диксерио Маскейн растерялся.
Он потряс головой, сбрасывая эту растерянность.
— Сая. Это ведь ты? — спросил он.
Не мог не спросить. Это одна из тех, кого он искал с тех самых пор, как погибла его родина, Вельзенхайм. С тех пор Дик и разыскивал одноглазого стрелка и его спутницу цвета ночи. Разыскивал двух гостей с той стороны поля Авроры — окутавшего этот мир, точнее, ставшего его оболочкой. После встречи с ними жизнь Диксерио Маскейна перевернулась. Ленивая повседневность превратилась в дни отмщения. Он коснулся истины этого мира, её кусочка. Ухватил осколок загадки вселенной, не проникшей даже в мифы. Вследствие странной череды событий стал защитником Уз — коммуникационной сети электронных духов — и, пока разворачивалась бесконечная война с Волколикими, продолжал искать.
В ходе поисков чутьё подсказало, что зацепки есть в Грендане. В безумном городе, что ходит лишь по ненормальным местам. Его Узы к другим городам ограничены, да и хоробусы не особо ходят. А ещё там собрались необычные военные, Обладатели Небесного Клинка. Там что-то есть. Такое предположение имело под собой основания. Того, кто знает о существовании города, простая логика подводит к такому заключению.
И потому Дик дважды проникал в Грендан. Совсем давно и лишь на днях. Оба раза Обладатель не давал пробиться к сокрытым Гренданом внутренним палатам. К городу даже Волколикие старались не приближаться без нужды. Вот что такое Грендан.
И что, всё было напрасно? Перед Диком та, кого он искал. Прекрасная девушка.
Умер в Вельзенхайме, воскрес в Целни. На своей второй родине, в этом школьном городе, Дик увидел эту девушку.
— Расскажи мне. Всё расскажи.
Но она не ответила. Лишь молча опустила взгляд на маску в руке. А потом…
— Эй!
Исчезла. Будто никого и не было. Исчезла без звука, без следа.
Звуки боя нарушили оставшуюся после девушки тишину, встряхнули ошеломлённого этой красотой Дика.
— Пф, и чего хотела? Забрать и убраться?
Он сорвал собственную маску. Стоило ей отделиться от лица, как она растворилась и исчезла, будто чрезмерно летучее вещество. Сорвавшая её рука сжалась в кулак. Слабое остаточное свечение рассеялось, исчезло окончательно.
— Это и было целью? Только и всего?
Девушка унесла маску. В маске дремлет Свергнутый. Он и есть цель? Какой-то Свергнутый. Специально явилась в Целни ради того, что электронный дух может найти, пройдя по Узам — найти пусть и не на каждом шагу, но без запредельных усилий. Притом, что разыскивал девушку не только Дик, но и Волколикие. И она пошла на этот риск?
— Невероятно.
Он в панике искал контакт. Поведение разыскиваемой, может, и не поддавалось логике, но чутьё подсказывало, что она ещё в городе.
Однако не находилась.
— Чёрт!
Хотелось тут же оббежать весь Целни, но нельзя. У ног Дика лежит оглушённая им жертва. Девочка имела несчастье с ним связаться — теперь и её ждёт подобная участь. Нина Анток. Полные решимости глаза сейчас зажмурены от боли, из уголка рта стекает кровь. Чтобы пробить оборонительный кэй-приём Нины, Дик тоже использовал приём весьма жестокий.
— Надо её избавить.
Сосредоточившись на текущей проблеме, Дик принял тяжкое решение и положил руку на покрытый потом и пылью лоб девушки. Чтобы стереть память. Если стереть связанные с Диком воспоминания, этого Нине хватит, чтобы вернуться в свой мир.
Они могут сильно влиять лишь на тех, кто усомнился в реальности. Так действуют они — Волколикие — и само пространство по ту сторону ночи.
Кэй привычно вошла в руку. Эта кэй ударит в мозг через лоб и обработает участок, отвечающий за память. Кэй-приём, изначально применявшийся ворами. Приём Вельзенхайма, более того, хранящийся лишь в роду Маскейнов… Приём, достойный имени Алчного Города.
Нина увязла глубоко, и Дик сперва не хотел так поступать. Недавними воспоминаниями не отделаешься, требуется довольно глубокая зачистка. Можно вызвать серьёзное нарушение памяти. Но теперь неважно. У девочки на удивление сильное чувство долга, но в игре с необычными правилами неспособность к обману всё-таки будет слабостью. Нину надо отсечь, пусть и ценой небольшого ущерба… Но ведь…
Кэй пошла от Дика к Нине. И в ту секунду, когда он собрался «спустить курок», возникло слабое чувство тревоги. Тут же…
— Нина! — раздался голос сзади.
И одновременно звук выстрела. Дик на развороте махнул переложенным в левую руку хлыстом. Кэй взорвалась, создавая кругом завесу. По ту сторону виднелся приближавшийся длинноволосый военный с двумя вскинутыми огнестрелами.
Дик цокнул языком и, оставив Нину, метнулся прочь.
— Вечно кто-нибудь помешает.
Военный бросился к ней. Погони не наблюдалось. Убедившись в этом на лету, Дик снова цокнул языком.
***
Правый глаз по-прежнему болел. Слёзы всё текли. Девушка исчезла. Осталась лишь выкрашенная в белый цвет перегородка.
Лирин не могла пошевелиться. Не понимала, что происходит. Звуков снаружи не доносилось. Она даже не знала, то ли бой такой, что звуки не проходят перегородку, то ли уже закончился. Ничего не знала. То ли что-то происходит, то ли произойдёт, то ли уже всё решилось. Не знала. И боялась этого незнания.
— Лей…фон, — в муках звала Лирин друга детства.
Но он в сражении. Лирин не стенала по этому поводу. Нельзя укорять, когда сама бесполезна. Она любит военного. Не за навыки, сделавшие его Обладателем Небесного Клинка. Они росли вместе, она всё видела — сколько Лейфон тренировался, чтобы стать первоклассным военным, как получал травмы, что на себя взвалил. Такого Лейфона она любит.
И в то же время хотелось, чтобы он оказался рядом. Пусть лишь на минуту. Хотелось прижаться к нему. Чтобы он сказал, что всё хорошо.
Но такого не будет. Лирин не знала, что он покинул город. Ведёт лэндроллер, мчится на полном ходу к Целни. Их разделяет очень большое расстояние.
Правый глаз болел. Уже не той изначальной, пронзающей болью. Глаз болел не так, как это бывает в обычной жизни — когда что-то попало, или от сухости, или от перенапряжения. Будто что-то шевелится и тревожит нерв… как это бывает с больным зубом — такая вот боль. Казалось, вся голова стала чем-то чужеродным, и больной глаз в её центре. Лирин испугалась, что всё ужасно распухло, но, ощупав, поняла, что это не так.
Что происходит? Что с ней? Что за девушку она только что видела? И, кажется, уже видела прежде. Где? Где видела? Вопрос казался очень важным, и Лирин, корчась от боли, отчаянно размышляла. Она увидела лишь спину — но такую красоту, хоть раз заметив, вряд ли забудешь. Платье ночного цвета, похоже на траурное. Такого же цвета волосы. Была в девушке какая-то воздушность — казалось, если прикоснуться, растает. Девушка-иллюзия.
Но вспомнить не получалось. Боль отвлекала, а Лирин, отчаянно пытаясь её преодолеть, продолжала думать. Она могла лишь думать, чтобы забыть боль.
И тогда в памяти всплыла одна картина. Не имеющая, казалось бы, ни малейшего отношения к происходящему сейчас. Первая встреча с Синолой.
Кстати… Тогда пошли слёзы. Лирин и сама ничего не поняла, но слёзы текли без остановки. Ей не было грустно. И глаз, как сейчас, не болел. И всё же… Что Лирин тогда увидела в Синоле? Что увидел правый глаз? Вспомни!
Она тогда спала. В саду высшей школы — было не особо тепло, но на лице спящей не было дискомфорта. Лирин заблудилась по дороге к торжественному открытию, увидела Синолу — и сердце сжалось. И даже то, что она потрясающе красива, Лирин заметила уже после того, как оно сжалось. Она ещё не успела воспринять увиденное, а уже не могла оторвать глаз, и хлынули слёзы.
— Эй, ты чего плачешь? — спросила, проснувшись, Синола.
Лирин сама не знала. Синола вгляделась в её лицо. И взгляд Синолы сделался удивлённый. Почему? Почему она не смогла сдержать удивления? Из-за слёз Лирин? Но им Синола удивилась сразу. И разве после она не ушла от темы? Зачем надо было скрыть повторное удивление? Что она тогда… Что она увидела?
Лирин рылась в памяти. Отчётливее, ещё отчётливее. Ясно воссоздай ту часть, которую сама тогда не сознавала. Пусть не сознавала, память должна была запечатлеть картинку. Хорошо запомнилось лицо Синолы — наверное, так заворожила её красота. Лирин стала его мысленно изучать, от общего к деталям. Синола что-то увидела. А раз увидела, её глаза… Что в них отразилось?
Обычно такое невозможно. Но Лирин сконцентрировалась, будто её что-то вело. Голова болела. Лирин сама не понимала, отдаётся это глазная боль или мозг так жалуется на нагрузку. Но Лирин мысленно увеличила глаз Синолы. Заглянула в зрачок. Увидела, как в зеркале, своё отражение. И в ту же секунду Лирин почувствовала, как её что-то затягивает. Она смотрела на отражённое в зрачке собственное лицо. Увеличила ещё, всмотрелась в собственный глаз. Увидела отражённую в нём Синолу. Отражалось её удивлённое лицо. А ещё, почему-то, большой четырёхлапый зверь за её спиной.
Зверь был знакомый. Гахард Барен. Когда он, одержимый гряземонстром, напал, зверь пришёл на помощь Лирин. Почему он возле Синолы? Нет, не только он. Кто-то ещё дальше за ними…
Нет. Не за ними. Будто фоном. Лирин видела и платье ночного цвета, и такого же цвета волосы. Девушка. Она была там. Но почему фоном? Как будто… именно, как будто экран что-то показывает, а на нём отражаются и смотрящие его люди… Что?
Стоило так подумать, как Лирин ощутила холодок. Вывод напрашивался невероятный. А если предположить, что так? Если они по разные стороны экрана, которым являлся глаз Лирин?
— Да как же…
Девушка внутри Лирин? В её глазу? Невозможно. Она отбросила эту мысль, дрожа от боли и этого холода. И всё же, всё же всё же…
Она не помнит этого зверя рядом с Синолой. Может точно сказать, что его не могло быть в тот момент. И про многое может так сказать. И вообще не бывает, чтобы так удачно всё вспомнилось. Человеческая память расплывчата. Она лишь подстроилась так, как захотелось Лирин. И всё же, ох, но всё же…
Наверное, где-то внутри себя она уже приняла такой вывод. Хотелось согласиться, что да, так и есть. Точнее, что-то словно нашёптывало, что уже не важно, будет она всё принимать или отрицать — это просто истина.
Девушка — внутри?
— Что это значит?
Стало тревожно. Стало просто жутко — оказаться в этом немыслимом раскладе в главной роли. Что происходит внутри самой Лирин? И кто она вообще? Душевные силы покидали Лирин — её словно бросили в пропасть.
Сирота. Это слово будто обескровило Лирин. Не знает собственного происхождения. Ничего не знает — кто её родил, что за человек. Не знает.
Обычный ли я человек?
А вдруг нет — и потому её и бросили? Она не знает.
— К…
Откуда-то со дна пропасти внутренний голос пытался что-то кричать. Лирин поняла это и закусила губу. Не хотела видеть себя такой хлипкой.
Лирин вдруг поняла, что боль прошла. Правый глаз инстинктивно зажмурен. При попытке открыть боль вернулась. Лирин поднялась, зажимая глаз. Она ещё пребывала в смятении. Когда вставала, перед глазами всё заплясало. Но было терпимо. Лирин, сцепив зубы, выпрямилась. Она говорила, что принесёт Мифи попить. Если задержаться, та может забеспокоиться. Обычно она весёлая, но сейчас утомлена — Мэйшэн потеряла сознание, Наруки в бою. Нельзя давать повод ещё и за Лирин волноваться.
Эта её черта характера не изменилась с пребывания в Грендане. Лирин не может заставлять за себя волноваться. С малых лет в приюте она помогала на кухне вместе со старшими, а когда Лейфон получил Небесный Клинок, уже работала там почти в одиночку. Старшие братья и сёстры все разом ушли работать или замуж, но Лирин не жаловалась. Такой у неё характер. Не потому, что кто-то на неё давил. Было тяжело, но Лирин не считала, что ей плохо. Ведь она лишь продолжила то, чем занимались старшие.
Она зажала правый глаз и, проклиная нетвёрдость своей походки, пыталась вернуться. Надо придумать, как объяснить закрытый глаз.
Но не успела Лирин об этом подумать, как вокруг снова что-то произошло.
— А?
Сперва показалось, что это иллюзия, вызванная слабостью ног. Пол вместо того, чтобы быть твёрдым, казался липким и гибким, будто идёшь по резине.
Лирин всё же шагнула и, чуть не упав, посмотрела на пол.
— А?
Туда, где должен быть пол. Только его не было. То есть он был. Но не такой, каким Лирин его только что видела.
— Ч-что?
Он стал будто произведением авангардного искусства. Лица, лица, лица. По всему полу проступили лица. Они заполонили всё, без промежутков. Ничего не выражали, отличительных черт не находилось. Лоб и скулы, закрытые глаза. Разве что формы губ и носов позволяли как-то отличать мужчин от женщин. Лица, лица, лица…
— Что это?
Она вдруг поняла, что не только пол, а стены, потолок — всё покрыто лицами. Они окружали Лирин. Мир внезапно преобразился, а она осталась. Не открывающийся глаз, загадочные воспоминания, пугающие странности вокруг. Один неверный шаг выбил её из душевного равновесия.
— Что это?! — вскричала она, стараясь перевести волнение в гнев.
В эту секунду воздух дрогнул. Она увидела, как пространство колыхнулось, будто вода. Это колыхание будто дало толчок застоявшимся метаморфозам — на лицах открылись глаза.
— Ой!
Глаза — разом открывшиеся глаза — ожили. Зрачки стали вращаться на фоне необычно ярких белков. Они словно метались в поисках чего-то — и остановились на Лирин.
— НАшлАСЬ, — хором сказали со странной интонацией голоса вокруг. — ОоОУУОоо, НАшлАСЬ. Наконъец, НАкоНЕЦ, НАШлась.
— ПроклЯтЫЙ, КОННЕЦ цепи.
— РазруШИТЕЛЬ, Тень ЛУны.
— Хозяин ВЫМЫСЛА, заточившеГО НаС.
— ПроКЛЯТ, прОКЛят, ПРОКЛят, — скандировали лица.
Странный хор, загадочный ритм, недовольные голоса осаждали Лирин.
— Что это… Кто вы такие?! — выкрикнула она в страхе и смятении.
Но на этот раз пространство не дрогнуло, изменений не произошло. Галлюцинации от утомления и растерянности — хотелось так думать, но не позволяла чужая, злая воля, просто пронизывающая тело.
— ОУОооо… Хочешь СНОВА обратить НАс в вымысел?
— Не ВЫйдЕТ, Лунное Дитя.
— ОковА погнуЛИСЬ, ТАК ПРОСТО нЕ ДАдиМСя.
— МЫ в проклЕТИЕ…
— Да УпадйоТ твой ДУх в тёмНУЮ бесконечность…
Злая воля придавила Лирин. Она схватилась за голову. Прижала глаз. Он снова начал болеть. Ритм пульсирующей боли давил на Лирин. Она поддалась страху.
— Проклятие, говорите?
Голос прозвучал за спиной. Издал тихий смешок. Звучали в этом голосе неприкрытые презрение и издёвка.
— Вот на что полагаетесь. Ну совсем не меняетесь, как были твари бесхребетные, так и остались. Только и хватает мозгов, что кучковаться, гнить и исчезать. Прелесть какие недоумки.
Лирин обернулась. Перед ней охали и ухали бесчисленные лица. А голос отчётливо раздавался среди этих стонов — чистый, и в то же время с какой-то чарующей ноткой, он будто сулил спасение.
Обернувшись, она пришла в изумление. Перед ней стояла та девушка. Платье ночного цвета, кожа будто прозрачная.
Но не она. Не похожа на куклу — ощущалось в девушке больше жизни. Губы растянуты в ухмылке, глаза хитро прищурены. И чувственность, от которой даже у Лирин, девушки, по спине пробежали мурашки.
Не она. Так говорил инстинкт. Та, что стоит здесь — это не та, которую помнит Лирин, не та, кого она недавно видела. Совсем другая, иное существо.
Девушка взмахнула рукой, словно требуя замолчать. В руке была маска. Маска, похожая на звериную морду. Лирин показалась, что она где-то такую видела — но не могла вспомнить. Но от этого взмаха наступила тишина. Оглядевшись, Лирин увидела, что бесчисленные лица по-прежнему открывают рты, трясутся, будто что-то кричат. Но она ничего не слышала.
— Только и могут, что вопить, — произнесла девушка, и Лирин облегчённо вздохнула.
Вокруг творилось не пойми что, и подтверждение, что органы чувств ей ещё служат, помогало обрести спокойствие.
— Но раз он может посылать эти бестолковые рожи, не значит ли это, что всё серьёзно ослабло? — продолжила девушка.
Она говорила сама с собой. Но с каждым колебавшим воздух словом Лирин делалось спокойнее. Она будто мыслями переносилась куда-то в тепло. Уже не было ни до чего дела, стало казаться, что лучше всё доверить этой девушке. Не лучше ли просто делать что она скажет? Такое появилось желание. И это в таком, невероятном положении.
Лирин вздрогнула и мотнула головой. Похоже, боль правого глаза вернула в сознание. Девушка наблюдала за Лирин. Смотрела пристально и со странной улыбкой.
— Ого, выдержала? У тебя один из концов. Впрочем, может и так. Может, не просто один, а это ты и есть.
Улыбка и голос снова заворожили Лирин.
— Да что вообще, как… — стала спрашивать она, чтобы не поддаться.
Девушка отлично понимала, что вокруг Лирин творится. Так казалось.
— Всё, что ты сейчас видишь, не есть реальность. Только и всего, — объяснила девушка со скучающим видом.
Она говорила и крутила маску в руках.
— Как это?
Но Лирин чувствовала, что скучающие интонации скрывают нечто важное.
Девушка, посмотрев на неё, снова улыбнулась. Улыбка не понравилась. Так невинно улыбается задумавший шалость ребёнок. Но на лице этой девушки улыбка будто обрела некую жестокость.
— Поздно уже. Ты ничего не сделаешь. Всё решилось ещё до того, как ты стала собой. В таком потоке и возник этот мир. От безысходности возник, в итоге от безысходности же стал таким. Всё плывёт по течению, и никто его не обратит. Неизвестно лишь, чем всё кончится в самом конце.
Лирин совершенно не понимала слов девушки. Но дурные предчувствия крепли.
— Что будет?
Что-то ведь будет. Теперь случится что-то немыслимое. Лирин понимала лишь, что девушка это хочет сказать. Даже понимать-то не хотела, но так подсказывало распиравшее грудь зловещее чувство.
— Смотри и увидишь. И у тебя уже нет выбора, кроме как начать. Я же сказала? Ты ничего не сделаешь… — потрепала она щёку Лирин свободной рукой.
Кончики пальцев были гладкие, как шёлк, и пронизывающе холодные.
— Как ни досадно, явилась тень подделки, и я проснулась. Это первый звоночек. Глядящие с неба слабаки подошли к границе. Битва за их освобождение должна была когда-нибудь случиться, и теперь её не предотвратить, — шептала девушка, а её пальцы продавливали кожу.
Больно не было. Но, какими бы тонкими они не выглядели, чувствовалась в них непреодолимая сила. И она заставила посмотреть на скопище лиц.
Палец девушки коснулся закрытого правого глаза.
— Давай же, расскажи. Возвести. Плывущим по течению недоумкам, Игнатию, Ригзарио — что начнётся битва за передел, что грядёт битва за то, чтоб теперь уж вас, дураков, уничтожить.
Игнатий. Ригзарио. Лирин где-то слышала эти имена. Ригзарио… Машина?
— А…
Это случилось одновременно — Лирин вспомнила, и палец девушки раскрыл правый глаз.
***
Она очнулась и увидела лицо Шарнида.
— Проснулась?
Он смотрел с несвойственным ему облегчением, и Нина нахмурилась.
— Что… Как… я…
Она не понимала, что с ней.
— Точно…
Погналась за прорвавшими оборонительный рубеж личинками, остановила их. Это помнила. Руки болели. Последствия чрезмерного применения Гром-вспышки. Это тоже помнила. А что… потом?
— Как обстановка? — спросила Нина, садясь.
Шарнид пожал плечами и посмотрел на небо.
— Да без понятия. Но прямая угроза, кажись, ушла.
Она проследила за взглядом Шарнида и убедилась, что самцов в небе и правда нет.
— Как?
— Говорю ж, без понятия. Там странный огонёк метался, раскидал гряземонстров.
Описание Шарнида ясности не внесло. Она рассеянно потрясла головой. От этого взвыли мышцы во всём теле.
— Ты чего? — заметил Шарнид превозмогающую боль Нину.
— Да так… чуть перенапряглась, может?
Она понимала, откуда боль в руках, но чтобы болели все мышцы, не припоминала. Впрочем, с таким числом рукопашных вполне могло и незаметно накопиться.
— Ты хоть раз перенапрягалась «чуть»? — озадаченно посмотрел Шарнид.
— Короче, с ближайшими проблемами разобрались. Пошли отсюда.
— Ну да.
С его помощью Нина встала.
— Кончено? — задумчиво прошептала она.
Бой казался невероятно долгим — с битвы с Фальниром прошло целых три, даже четыре дня. И не верилось, что всё кончилось. Не окажется ли в действительности, что тлеют ещё где-то угли войны? Дымятся, незамеченные, готовые разгореться пожаром? Такие тревожили мысли.
— Ага, кончено. Не знаю, что там с Лейфоном, но что мы можем, кроме как верить?
— Верно.
Да. Бьётся ли ещё со старой особью? Вышел ли из боя невредимым? Не ранен ли? Вопросы снова лишили покоя.
— Фелли-тян занята только им, мне ни слова. Узнать что-то можно разве что у президента, — пробормотал Шарнид и, приняв свой привычно расслабленный вид, зашагал рядом.
Нина тоже решила, что это единственный вариант. А когда решила, не стала думать о себе, а тут же направилась к подземной комнате совещаний — где, видимо, и находился президент.
— Не-не, к врачу бы сначала…
Взгляд удивлённого Шарнида дёрнулся, что-то заметив. Нина тоже что-то почуяла в затихшем после боя городе. Эти контакты встречались уже второй раз.
— Ты как, работать сможешь? — осведомился Шарнид.
Его руки уже легли на убранные на портупею дайты.
— Что-то смогу, — тоже потянулась к портупее Нина. С мышцами ещё терпимо, но боль в правом запястье мешала.
— Вот ведь, им-то чего надо… А, ну да, — перестал ворчать Шарнид, сообразив.
Слышавшая его Нина тоже подумала, что всё не вовремя. Хотя нет, для них, может, самое время?
Салинванские Наёмники. Они разом сбросили кэй-глушение. Наверное, заметили, что их заметили. Видимо, намеревались ударить как раз после сражения, когда внимание ослабнет, но не учли, что будет Шарнид, которому по умению скрываться нет равных в Целни, и что восприятие Нины странным образом обострится. И всё же, противники — опытные военные.
Контакты, рассекая воздух, приближались с окружающих зданий. В пределах видимости насчиталось десяток с небольшим. Где остальные?
Отступить? Ввязаться в бой? Она на секунду растерялась. Что не помешало ей, как и Шарниду, восстановить дайт. Поочерёдно блеснули две вспышки восстановления. И обе их затмило кольцо вспышек вокруг.
Блеснула яркая молния. Прогремела серия взрывов. Психокинетические заряды.
— Шевелитесь! — раздался пронзительный окрик Кариана.
Нина с Шарнидом изо всех сил прыгнули назад, в сторону, где взрывов не было. Через не оцепленный наёмниками участок. В точке приземления уже парил психокинетический терминал. Его схватил Шарнид.
«Продолжайте движение до входа в убежище 3B. Через тридцать секунд его чуть приоткроют».
— Фелли! — крикнула Нина.
Она думала, что Фелли сосредоточилась исключительно на Лейфоне.
«Я тут занята, лишние разговоры вести некогда».
Другой реакции из терминала не последовало. Сзади продолжали рваться заряды. Это работа Фелли или другого психокинетика? Отличить способа не было — надо бежать дальше.
Ровно через тридцать секунд прибыли в указанное место. Там часть дороги со скрежетом отошла и наклонилась, образовался узкий проём. Сзади, продираясь сквозь заряды, приближались контакты. Нина с Шарнидом заскользили по земле, целясь в проём. Засверкали световые взрывы, маскируя проход. Они давили сверху, и беглецы съезжали по небольшому склону. Секунда ужаса — когда надвигалась узенькая щель — и оба приземлились у входа в убежище так, будто их зашвырнули.
Вход тоже был едва приоткрыт, снова пришлось протискиваться. Когда прошли через ворота — толщиной больше самой Нины — их ждал Кариан. Ворота сзади с тяжёлым лязгом закрылись.
— Ну, главное, живы.
— Президент, что происходит?
Она на секунду забыла о манерах со старшими. Кариан смотрел на пришедших, даже сейчас оставаясь спокойным.
— Уж кому понимать, как не тебе?
Нина не нашла, что ответить. Она уже поняла, что это связано с дремлющим где-то в ней Свергнутым.
— Как там остальные? — встрял Шарнид, пока она пребывала в растерянности. — Если их возьмут в заложники, не сможем же мы вдвоём отсиживаться.
— Проверяем ситуацию и поочерёдно отправляем в убежища. Но просто всем запереться не выйдет…
— Да уж… Это убежище даже мы, студенты, разнесём — если нас соберётся достаточно. Много времени не выиграем. А раз так, надо перегруппироваться и где-то контратаковать.
— Проще бы отдать им Свергнутого.
Кариан неотрывно смотрел на неё. Было очевидно, что Свергнутый в Нине. Она машинально приложила руку к груди.
Что-то было не так. Нина не очень понимала, в чём дело — возможно, из-за ран и усталости — но чувствовала, как что-то изменилось.
— Ну что, хотелось бы уже подробностей о сложившемся положении, не находите?
Вопрос Кариана звучал будто издалека. Нина сосредоточилась на том, что внутри. Расплывчатые воспоминания. Кто-то убил самцов.
— Тех самцов уничтожил голубой свет. Это была ты?
Голубой свет… Что-то стало смутно вырисовываться в глубинах памяти. Нина раздражённо коснулась головы.
Нина смотрела в небо. Смотрела на самцов, взмахивающих крыльями в пепельно-сером небе. И остро сознавала своё бессилие. С поступления в Целни не было момента, когда она бы этого не сознавала. Сознавала, превозмогала, опять сознавала. Эту слишком ощутимую стену, встающую перед военным. Военные обязаны вставать на пути жестокостей этого мира. Поражения недопустимы. Они стоят множества жизней. А может и города. Этим может кончиться и поражение Нины. Она, наверное, впервые испытала ужас. От невозможности сдержать данное Лейфону слово её, вероятно, охватил и страх, и чувство вины, и горечь. И тогда, после этого… Что-то случилось. Явно случилось.
Вспомнить не получалось. Кажется, с Ниной кто-то заговорил. Кажется, она вспомнила прошлое. Кажется, вспомнила электронного духа, который даже формы — в отличие от Целни — не получил. Всё было как в тумане — но было какое-то движение. Что-то окутало Нину. Дальше не вспоминалось вообще ничего.
И ещё… да.
— Не может быть…
— В чём дело?
Она поняла, что именно не так. Она чувствовала то же самое, когда электронный дух, которого надо было спасти, спас её, когда Лейфон получил серьёзную травму — когда что-то теряла.
— Свергнутого… нет?
Нина не чувствовала существа в себе.
— Как это?
И Кариан, и Шарнид нахмурились. Их взгляды требовали объяснений. Но она сама не знала, как лучше сказать. До того, как она отключилась, Свергнутый вроде был. А когда пришла в себя — не стало. Значит, что-то случилось, пока она была без сознания. Но что именно случилось?
***
Мужчина стоял на ноге города. На одном из множества тянущихся от города железных столбов. Давно ли? Никто мужчину не замечал. Отголоски битвы ещё катились по городу. Они уже стихали. Воздух, будто лишившись согревающего источника, становился прохладнее, остывал и сам израненный город.
Но были и те, кто шастал в его тенях. Салинванские Наёмники в охоте за Свергнутым. Ищейки на службе Грендана. Но они не получат желаемого. Покинувший девочку Свергнутый попал в руки той, до кого им не добраться.
— Не по плану. Кто знал, что она проснётся? — прошептал мужчина.
Его лицо… ни о чём не говорило. Если захочешь на него взглянуть — увидишь, но как только отведёшь взгляд, забудешь, какое это лицо. Из-за того ли, что у него нет особых черт? Но тогда могло хотя бы остаться впечатление «лица без особых черт».
— Мы думали, она истратила силу на того чужака — но может, тень способна на большее? Или же это и есть начало Судьбы?
Лицо ни о чём не говорило. Но говорила одежда. В обычном городе человек в деловом костюме особо не выделяется — но в школьном городе, каким является Целни — напротив, бросается в глаза.
Да, этот мужчина явился с Фальниром в качестве представителя СШГ. Контактировал с Саварисом. И пробудил Свергнутого в Нине.
Мужчина неспешно приложил руку к лицу. Через секунду на лице оказалась маска. Такая же, как у Нины. Но без голубого свечения. Но это и есть истинная форма маски. Лик зверя. Доказательство, что хозяин — не человек. Волколикий.
— Тогда самое время приступить, — прошептал он. — Пришла пора не сдерживать, а выпускать.
И достал из костюма дайт. Восстановил. Длинный посох. Он превратился в кхаккхару с крупным украшением на конце.
Раздался звон.
— Собрались Тень Мира, Тень Луны и Тьма. Тени идут к сущностям.
В ту же секунду костюм распахнулся, растворился, принял новый облик. Хозяин облачился в чёрное. Их одежды.
Раздался звон.
— Тень привлекает тень. Но тени идут к сущностям.
Раздался звон.
Мужчина уже не был один. Люди в таких же масках стояли на ноге города, окружив сопло фильтрующего поля. Все пришли. Все собрались.
— Начнём же отсюда, исполним предначертание. Сбросим оковы. Расчистим дорогу к истинному миру. Пришла пора открыть путь. Выйти вперёд из бесконечного строя копьеносцев.
Раздался звон.
— Святой меч, его приспешники.
Раздался звон… и что-то отозвалось в небе. Все подняли взгляд — все обладатели волчьих масок, кроме мужчины с кхаккхарой.
— Развёрнутая на месте система «Фейсмэн» задачу уже выполнила. Хранилище Шипов пробито. Пора ему явиться…
Раздался звон. И был заглушен. В небо, в подёрнутое пеленой боя небо вышло нечто. В серое небо. В пепельное небо. Поднялась чуть заметная воронка. Она блестела, пусть и слабо, семью цветами.
И люди в волчьих масках. Те, что странствовали от города к городу, чего-то искали, строили козни и вели тайную войну с Диком…
Исчезали. Таяли. Распадались, начиная с голов, на частицы, на светящиеся точки, испускали семь цветов, исчезали, теряли форму.
— Святой меч. Наноселлюлоид. Марионетки его, — шептал владелец кхаккхары, хотя уже распадался. — Мы частицами Авроры, энергией нашего существования открыли путь с луны.
Они исчезали. Люди в волчьих масках, один за другим. Пропадала голова, пропадали руки, пропадало туловище, пропадали ноги. Оставались лишь семицветные частицы, закручивающиеся спиралью и возносящиеся в небо. И вознесённая кхаккхара, словно указывающая им путь.
— Святой меч, верные разрушители, огненный посох зовёт погибель… Дьявольский меч, что разобьёт последнюю войну.
Наконец, кхаккхара тоже стала терять форму…
— Время пришло…
И пропала. Исчезло всё. Образованная семицветными частицами спираль растворилась в небе, все до единого следы существования этих людей исчезли…
А в небе разверзлась дыра. |
