5. Город, убивающий зло

Посмотрев в сторону неба, Нильфилия опустила взгляд. Уже от этого Нина вздрогнула. Поняла, что взгляд направлен на неё. Нильфилия чуть двинула подбородком, переводя взгляд выше — и даже это действие заворожило.

Опасна. Девушка опасна. Если смотреть пристально, нет, если она лишь на секунду попадёт в поле зрения — уже не сможешь отвести глаз. Невыразимая красота, которую иначе, как пленительной, не назовешь — она пленяла.

— Всё-таки от зверь-стражей не так много толку оказалось.

Нильфилия на смотрела на Нину. Разговаривала не с ней.

— Уничтожены.

И лишь после этих слов посмотрела.

— Уничтожены?

Зловещее слово. По спине пробежал холодок. Кто… кто-то погиб? Неужели…

— Зверь-стражи. Для чего ты, и эти вот, сюда пришли? — тихо рассмеялась Нильфилия. Она смотрела на лежащих на полу Кариана и главу алхимического факультета. — Этих двоих знаю. Худой почему-то отчаянно хотел меня разбудить. А этот считал меня опасной.

— Кто ты?

Нина смотрела в спину Нильфилии, но сама её фигура гипнотизировала. Что это за девушка?

— Ты правда электронный дух, отделившийся от Целни?

— Попрошу не сравнивать меня с той подделкой, — повернулась она на этот раз к Нине, устремив на неё жёсткий взгляд. — Однако благодаря его появлению я смогла проснуться. Время идёт. Всё пришло в движение. Вот и я проснулась. Выходит, что так, верно? И вот что в конечном счёте. Он явился, и всему дан толчок.

— О чём ты? Говори ясно, — со злостью процедила Нина.

Не покидало чувство, что без этой злости Нина и вправду попала бы во власть девушки и оказалась бы беспомощна.

— Я не электронный дух. Я люблю Целни. Из всех духов лишь к этой девочке у меня особое отношение. Этого что, мало?

— Тогда кто ты?

— А что ты сделаешь, если узнаешь? Это тебя не касается. Узнаешь ты кто я или не узнаешь, у тебя не будет возможностей затронуть мою жизнь. Это я могу утверждать. Для моей жизни неважно, по какому пути ты пойдёшь.

Она говорила жёстко. Нет, тон речи не был резким. Скорее скучающим. Но звучало в ней явное отторжение Нины.

— А тебе нужно лишь это, — произнесла Нильфилия, и вдруг оказалось, что в руке она держит нечто.

— Это же…

Нильфилия держала её кончиками пальцев, обратив к Нине — маску. Звериную маску. Нина её уже видела. У Волколиких. Поняв это, Нина вскинула хлысты.

— Ты что… Волколикий?!

— Мозги-то напряги.

Направленный на Нильфилию железный хлыст не впечатлил её. Она посмотрела недовольным взглядом и, не колеблясь, протянула маску Нине.

— Почувствуй. Ты ведь способна? Твоё тело наполовину электронный дух.

В первую секунду она не поняла сказанного. Но в голове пронеслись воспоминания десятилетнего возраста. Маленький электронный дух. Нина пыталась спасти, но в итоге была спасена сама.

Стоило так подумать, как она поняла. На мгновение сама не поняла, что именно поняла. Но тут же сообразила, что речь о показанной ей маске.

— Свергнутый.

Маска в руке девушки и есть тот Свергнутый в облике золотого козла — Нина чувствовала.

— Как?

— Что, не помнишь? Ты упала. И с тобой кто-то заговорил, — сказала Нильфилия, и Нина вспомнила.

Верно. Было такое. Потом в глазах потемнело, и сознание ушло. Она думала, что потом её спас Шарнид, но, быть может, в это время что-то случилось?

— Тот мужчина, Волколикий, как ты их называешь. И Свергнутому придали эту форму. Для удобства, наверное. Ведь эта морда есть символ того человека, — пояснила Нильфилия и быстрым движением бросила маску в сторону Нины.

Обе руки были заняты дайтами. Она рефлекторно поймала маску левой рукой, пытаясь прижать к себе. Маска вошла в грудь, растворившись. Вернулся. Нина почувствовала.

— Диксерио возложил на маску идею мести. Ему требовалось что-то простое для понимания. Потому и маска такая. Ну а ты?

Она не понимала вопроса. То, что Нильфилия знает Дика, не удивило. Волколиких же знает. Почему тогда не предположить, что знает и о Дике? Естественный вывод.

— У тебя есть сила. Сила, которой ты завидуешь, совсем рядом. На что же ты станешь способна, если её обретёшь?

— Да о чём ты…

— Буду ждать. С нетерпением, — прошептала она.

Остановить её было невозможно. Девушку окружали густые тени. Словно отторгая руку Нины, они сгустились, превратились в мрак. Из него проступали белое лицо и белые руки, а в конце концов утонули и они.

И тьма ушла. Осталось лишь зелёное свечение капсулы. Оно было ещё ярче, разливалось ещё шире, чем когда девушка была внутри.

Раздались стоны. Просыпались остальные.

***

Начал Лейфон. Ударил зачёрпывающим движением, целясь в торс Савариса. Но не попал. Тот уклонился. Отступил, пуская всем телом внешнюю кэй. Она отбила кэй, пущенную с клинка.

Меч ушёл вверх, и выпад сделал Саварис. Целил в лицо. Тяжёлый левый кулак приближался. Лейфон видел. Двинул своей левой. Попытался перехватить кулак. Чуть опоздал. Но схватил руку. Её продавливала жуткая сила. Сдерживаемая рука проскальзывала. Лейфон собрал силу в пальцах. Дело не только в скорости кулака. Бегущая поверх тела кэй отталкивала руку. Лейфон тоже сосредоточил кэй на кончиках пальцев, пытаясь сбить источник сопротивления.

Кулак остановился. Но успех на этом закончился. Если стоять и дальше, в ход пойдут колени. Лейфон отскочил, Саварис тоже.

Пальцы горели. Перчатка доспехов порвалась, ткань на концах пальцев стёрлась. Сорвалась пара ногтей. Но пальцы впились глубоко в руку Савариса. Вонзились в плоть, оставили пять полос.

И не только. Доспехи на груди были наискось рассечены. Он отбил кэй, но не сумел учесть острие. Заметив, он улыбнулся шире. Скинул рассечённую часть доспехов, обнажая торс. Из левой руки текла кровь. Саварис её лизнул. В ране остались вонзившиеся ногти Лейфона. Саварис извлёк их зубами и сплюнул. Он измазался в собственной крови, отчего улыбка стала ещё жутче.

— А в конце всё равно человек на человека. Наверное, меня лишь это удовлетворит. Не тот бой, где лупить со всей дури. А искусный, где смерть ходит рядом.

— Плевать, — процедил Лейфон.

И вернул катану в прежнюю позицию. Он забыл о боли в левой руке. Натренированный разум эту боль тут же прогнал.

— Ты сейчас лишь преграда, которую надо одолеть.

— Высокие у тебя преграды, и не обойти. Завидую. Может, встань я на твою сторону, было бы интереснее.

— С таким-то мотивом, — прошипел Лейфон и двинулся.

Три колющих. В голову, в сердце, снова в голову. Саварис уворачивался. Но полностью не увернулся. На плече и щеке остались мелкие порезы. Волны кэй схлестнулись и взорвались, возмутив атмосферу. Он откинулся назад, делая сальто. Лейфон почувствовал что-то нехорошее перед челюстью. Он изогнулся. Щёку свела судорога. По ней чиркнул кончик ботинка. Судя по боли, царапнуло.

Саварис в воздухе. Внешняя кэй, Режущая Молния. Полетела линия разреза. Но прыжок Савариса не был лишь отступлением. Переворот превратился в боковое вращение. Выставленная в развороте нога рассекла воздух. Превращённая внешняя кэй, Кэй Бушующих Ветров. Вращение затянуло бушевавшие вокруг потоки воздуха и выстрелило ими. Снаряд из сжатого воздуха перехватил Режущую Молнию, и они погасили друг друга. Что в свою очередь породило новое возмущение. И кэй с обеих сторон его усилила. Внешняя кэй, кэй-смерч. Приём Лейфона обуздал завихрения и скрыл в них множество кэй-снарядов. Превращённая внешняя кэй, Воздушная Бомба. Приём Савариса сжал воздух перед ним и взорвал. Кэй-снаряды смело. Взрывная волна шла на Лейфона. Комбинированная кэй, Пируэт Дракона. Лейфон тоже закружился. Порождённый вихрь отразил волну и вовлёк ещё больше окружающих воздушных потоков.

Саварис поплыл в воздухе, затягиваемый вихрем. На мгновение, лишь на мгновение, Саварис утратил контроль над своими перемещениями. Чего и ждал Лейфон. Внешняя кэй, Режущая Молния. Лейфон пустил её, не прекращая кружиться. Сжатая внешняя кэй вылетела из вихря, чтобы рассечь Савариса надвое. Он успел заметить.

— Хаа!

Внешняя кэй, секрет Люкенсов, кэй-рёв. От изданного Саварисом клича завибрировал воздух. Взметнувшаяся в ходе боя пыль дробилась. Молекулярные вибрации, какие сам человек произвести не может, крошили её ещё мельче. Кэй-приёмы с двух сторон подняли пыль, собрал её исполненный Лейфоном Пируэт Дракона, а также сжавшая воздух плёнка превращённой кэй Савариса — от его Воздушной Бомбы — и теперь пыль раскрошилась и рассыпалась во все стороны. От их столкновений возникли искры. И взрывы. Взрывы окружили его. Режущая Молния прошла сквозь взрывы и ушла дальше, прорезав тонкую канавку в ободе.

Чувства попадания не было. Взрывы лишили обзора. Пылевые взрывы. Примерно так Лейфон это понял. Но само по себе возгорание пыли не должно вызвать такой детонации. Было заложено что-то ещё. Зачем?

— Тх…

Он распустил Пируэт Дракона и отступил. Если ловушка, то она где-то здесь. Лейфон ушёл на несколько сотен мелтров, не ступая на землю — использовал отдачу внешней кэй. В этой дуэли кэй-приёмов превосходство чуть склонилось на сторону Лейфона. От этого мелькнуло подозрение, что Саварис, возможно, что-то заготовил.

Приземлился. Взрывы уже угасли. Они сдули воздушные потоки, буйствовавшие в ходе столкновения приёмов. Но всё скрывало тянущееся вверх густое облако. Видеть сквозь него не получалось. Кэй? Не чувствовалась. Кэй-глушение? Значит, откуда-то придёт внезапный удар. Откуда? Когда речь о Саварисе, о Небесном Клинке — откуда угодно. Даже из земли, из-под ног. Секундная потеря внимания будет стоить победы. Надо встретить его, откуда бы он ни пришёл. С этой мыслью Лейфон стал прикидывать, откуда. Мысли порой сковывают движения. Решив, что нельзя слишком в них погружаться, и решив, что следует пока полагаться на давно отработанные действия, он думал. Взрыв. Вот что тревожило. Хорошая завеса, чтобы исчезнуть. Для полного сокрытия кэй-потока мало кэй-глушения. Надо погасить саму кэй. С учётом этого, откуда Саварис сможет поймать момент для контакта?

Сверху. Взрыв. Использовал. Подбросило.

Слова пронеслись в голове, и Лейфон двинулся. Сверху. Так и есть. Практически в свободном падении. Но взгляды их встретились. На перемазанном сажей и кровью лице появилась жуткая улыбка. Саварис сбросил кэй-глушение. Кэй заполонила округу. Сосредоточилась в левом кулаке. Лейфон занял стойку для быстрого выхватывания.

Решится. Здесь всё решится. Хватило секунды, чтобы понять. Никаких сомнений. Никаких колебаний. Тело само двинулось и изменило стойку для врага сверху. Стиль Сайхарденов, Секущее Пламя, Летящее Лезвие. Прыгнул, пересекаясь. Одновременно выполнил приём. Объятый пламенем клинок прочертил дугу, и они с Саварисом прошли мимо друг друга. Кэй встретила кэй. Столкновение длилось лишь миг. Траектории прошли рядом, нападавшие поменялись местами.

Убить не вышло. Удар сотряс тело. Разные места вспыхнули болью. Перед глазами плясали красные пятна, и не от пламени. Не обращая ни на что внимания, Лейфон поменял стойку. Саварис приземлился и тоже готовил новый приём. Но до того…

Стиль Сайхарденов, Вторичное Пламя, Красное Полотно. Внешняя кэй, Взмывающий Молот. Лейфон обратил внешнюю кэй в пламя и бросил вниз, на Савариса. Оно обрушилось красным водопадом и встретило мощный снаряд внешней кэй. Взрыв. Удар. Лейфона до приземления отнесло ещё на пару десятков мелтров. Саварис принял волну сверху и выстоял. Он застыл.

Стиль Сайхарденов. Зеркальная Переправа. Перемещение быстрее кэй-вихря. Резкое сближение. Взгляды сошлись друг на друге. Саварис не зафиксировал стойки, но нога пришла в движение. Круговой удар. Приближающаяся справа нога несла смерть. Но это не имело значения. Лейфон без колебаний нанёс колющий удар. Острие летело убивать. Летело в горло.

Время ужасно замедлилось. Смерть приближалась к Лейфону, смерть нёс сам Лейфон. Кто первый — или одновременно? Он ничего не противопоставил удару Савариса. Успей Лейфон хоть на миг раньше, сопутствующий противнику ангел смерти уйдёт восвояси. Если же опоздает, сгинет его собственный.

Смерть. Лейфон и Гахарда хотел убить. Но не смог. Тот принадлежал к военному роду Люкенсов. А теперь Лейфон пытается убить взращенного Люкенсами Небесного Клинка. Сможет ли? Остановиться теперь не выйдет при всём желании. Убей или умрёшь.

Острие не дрогнуло. Пошло в самое горло. Коснулось кожи. Рука чувствовала, как взрезается плоть. Но в следующее мгновение по плечу пошла жуткая волна. Время возобновило свой бег. Лейфона отшвырнуло. Протащило по ободу, на чём-то подбросило, закрутило. Катана выпала из рук и, судя по звуку, воткнулась в землю.

— Кх…

Боль охватила всё тело. Правое плечо вышло из сустава. Кое-где появились рваные раны. Под разодранным доспехом что-то сочилось. Лейфон вправил плечо. Снова простонал от боли. Дайт оказался совсем рядом. Забрал.

Саварис лежал. Он вообще не шевелился. Из шеи обильно шла кровь, расползаясь под ним алым пятном. Умер. Или вот-вот умрёт. Глаза были открыты. Блестели. Наверное, жив. Глаза смотрели на Лейфона. Губы чуть шевельнулись, но звука не последовало. Горло ведь перерезано. Хотел пронзить насквозь, но помешал отбросивший Лейфона удар. Но и тот пришёлся не коленом, а бедром. В противном случае плечо бы раздробилось, а ударная волна, быть может, разорвала бы лёгкие. Всё было на волоске. А главное, если бы Саварис мог свободно работать правой, всё вряд ли кончилось бы так быстро.

Лейфон не нашёл, что сказать. Он молча покинул Савариса, приступая к восстановлению кэй. Ещё многих предстоит одолеть.

***

Умру. Так он думал, чувствуя, как вместе с кровью уходит что-то ещё. Сожалений не было. Мыслей «а работала бы правая» — тоже. Драться решил он сам и только он сам. Жалеть о непослушной руке после поражения было бы стыдно.

Лейфон ушёл, со всеми своими ранами. Будет воевать дальше. Сейчас на его пути окажется Жуймэй, если одолеет его, путь преградит Тройатт. Так Лейфон сойдётся с каждым Небесным Клинком. Где он падёт — или же не падёт? Саварис завидовал открывшимся Лейфону возможностям. Сам Саварис думал лишь бросить вызов королеве. Бросил однажды и проиграл. Она поддалась, а Саварис потерпел сокрушительное поражение. С тех пор постоянные бои с гряземонстрами стали своего рода ожиданием реванша. Когда-нибудь Саварис её превзойдёт. Он думал лишь об этом.

Но в отчаянной драке, как у Лейфона, наверное, тоже своя прелесть. Если о чём жалеть, то об этом. Быть может, когда ни на кого, кроме себя, надежды не остаётся, тогда и проявляется нечто большее, чем просто боеспособность. Наверное, Лейфон только что пребывал именно в таком состоянии. Хотелось обнаружить что-то такое и в себе. Но Савариса не волновало ничто, кроме боёв, и к этому состоянию ему, наверное, даже не приблизиться. Вряд ли он найдёт удовлетворение при жизни. А значит, такого рода финал плохим вовсе не назовёшь.

— Так и умрёшь?

От потери крови сознание заметно помутилось. Но слух ещё работал. Приближались шаги. Светило Тройатта бросило на Савариса длинную тень.

— Бестолочь ты. До такой смерти доигрался.

В глазах уже потемнело. Но по голосу он узнал Линтенса. Открыл рот. Хотелось весело поприветствовать пришедшего, но изо рта вышла лишь пена.

— Есть указание королевы.

По телу прошло неприятное ощущение. Острая боль. Потом что-то горячо обожгло. Слабость не исчезла. Но кровопотеря больше не чувствовалась. Саварис зашёлся кашлем. Он раз за разом отхаркивал кровь, а затем перестал. Пошёл воздух. Удалось вдохнуть.

— У нас и так одного не хватает, терять здесь ещё человека нельзя. Когда можно — решать королеве.

Стальные нити Линтенса. Они зашили рану, а горячая кэй прижгла шов. Идеальная остановка кровотечения. И сонную артерию, наверное, ровно подогнал.

— Вино… ват, — зазвучал голос. Слабый, хриплый. — Однако что там за переполох?

— Ад на подходе, говорят. Радуйся, и тебя не забыли.

Тень Линтенса отступила. Его спина удалялась. Он направлялся в сторону центра города, а Саварис, глядя вслед, уже всерьёз позавидовал Лейфону. Вместе с жизнью вернулось и желание драться. Но сейчас, конечно, Саварис вряд ли на что-то способен.

О чём мог лишь горько сожалеть.

***

Лирин переделала всё, что только можно было сделать. Помогла с готовкой риса, помогла на раздаче. Казалось, что людей никогда не будет хватать, но уже вскоре их стало слишком много. Все хотели чем-то заняться. Наверное, поняли, что это поможет успокоиться. Лирин сразу осталась без дела.

— Слушай, ты за Мэй не присмотришь? — попросила Наруки, когда Лирин разносила еду раненым, неспособным ходить военным.

Наруки тоже пострадала, но ходить могла. Не могла, однако, тут же вернуться в строй. Потому и оказывала помощь городской полиции. Где-то должна быть Мифи, но её позвали несколько знакомых, и она занялась непонятными делами.

— Придумала что-то увеселительное.

Идея показалась хорошей. Даже если настроение не позволит веселиться, будет хоть на что отвлечься.

Лирин в одиночестве шла по коридору, направляясь к палате Мэйшэн. Осторожно коснулась лица. Правый глаз оставался закрыт. Но никто не заметил.

Нет… один человек заметил. Обратил внимание. Нина. Лишь она обратила внимание на закрытый глаз. Почему заметила лишь она? И кажется, не придала особого значения тому, что глаз закрыт. Но ведь остальные не замечали даже самого факта. Если так посмотреть, у Нины что-то есть. Что-то, объединяющее её с Лирин. И она полагала, что это, скорее всего, связано с произошедшим в Маиасе.

Но что там вообще произошло? Таинственная группа «Волколиких» пыталась захватить электронный дух Маиаса. Поверхностный взгляд иного не выявил. Если у случившегося и была другая сторона, некий глубинный смысл, Лирин не понимала. Слишком всё отрывочно. Если их попытка в Маиасе была лишь одним из средств достижения цели, каковы будут дальнейшие действия? Должно ли в результате этой серии действий нечто произойти? Послужил ли этой цели и правый глаз Лирин? Кто она вообще такая? Мысли пребывали в смятении, отказываясь приходить в порядок. Точнее, она не знала, в какой порядок их надо привести.

За пределами убежища всё ещё что-то творилось. Зашли военные, но тревогу не отменили. Иначе выпустили бы. Кроме фактов было и некое предчувствие — непрерывное, зловещее, давящее.

Да кто она такая? Вопрос беспрестанно крутился в голове. Не сказать, что прежде Лирин о таком не размышляла. Когда там, среди приютских, у одного-двоих находились приёмные родители или опекуны, она задумывалась. Детей приюта брали не только в качестве приёмных, нужны были и работники. Особенно мастерам. Некоторые искали таких в приютах, чтобы с молодости привить навыки.

Для Лирин таких родителей не находилось. Она не испытывала обиды. Хотелось лишь понять, отчего у них родителей нет. Делк на эту тему говорить отказывался. Сиротами становятся по разным причинам. Есть такие, о которых говорить можно, и есть те, о которых нельзя. Если разгласить лишь первые, те, кому не расскажут, сделаются ещё несчастнее. Поэтому Делк не говорил никому. Сказал, что таково его решение. Лирин вняла доводу. Так что спросить не могла. Но хотелось. Впрочем, может, Делк и сам не знает. И вообще, в рождении ли дело? Она и этого толком не знала.

Но любое явление откуда-то проистекает. А значит, причина существования её глаза — показывающего то, чего не видит обычный глаз, и делающего то, чего не видит обычный глаз — должна быть в самой Лирин. Ещё совсем недавно, в Грендане, подобного не наблюдалось. Но при встрече с Синолой проявились симптомы. Значит, причина не в отъезде из Грендана. Отъезд, возможно, пробудил нечто, что уже было, но это не объясняло, почему оно было.

На голове местами будто покалывало. Лирин на ходу прислушалась к ощущениям. Нечто, чувствовавшееся всё время, слегка изменилось. Что-то происходит наверху. Есть ли связь? Что следует делать?

Та девушка сказала, что Лирин не сделает ничего. Девушка в чёрном. Точно такая же, как девушка в памяти — и совсем другая.

Но в памяти сохранилась лишь фигура. Тогда логично предположить, что это один человек. А ощущение разницы можно объяснить тем, что внешность заставила вообразить более чистую натуру. Но объяснение почему-то не устраивало.

Вспомнились слова девушки. Почему Лирин ничего не сделает? Чувствовалось, что это скорее не подначивание, а констатация факта. Казалось, то, что в правом глазу Лирин, плотно связано с творящимся хаосом. Почему же она, несмотря на это, ничего не сделает? Что бы она ни делала, как бы ни делала, сможет лишь следить за предопределённым развитием событий. Не таков ли смысл? Но если так, то это, наверное, очень жестоко. Всё будто бы по её воле, но вопреки. Даже если сама выбрала, как поступить — каково будет узнать, что всё предрешено изначально? Она не знала. И незнание тревожило. Но и как это знание обрести, тоже не знала.

Так тревожась, она и дошла до палаты. Легко хлопнула себя по щекам, смягчила застывшее выражение лица.

Мэйшэн не спала.

Одиночных палат не было. Помещение на группу. Лирин заглянула за разделяющую занавеску и увидела, что Мэйшэн сидит и не знает, чем себя занять. От вида Лирин на лице Мэйшэн появилось некоторое облегчение.

— Тебе лучше?

— Угу. Врач осмотрит, и если всё хорошо, отпустят. Извини.

— Ну, раз надо.

Лирин села рядом. Так они друг на друга почти не смотрели. Обычно при общении с Мэйшэн рядом оказывалась Наруки или Мифи. Такой у Мэйшэн характер. Не любит быть одной. Лирин не считала это недостатком.

Признаков, что Мэйшэн отторгает сидящую рядом или осторожничает, не было. Уже это свидетельствует, что к лучшему изменилась и Мэйшэн, и сами их отношения.

— Похоже, снаружи пока плохо.

— Трудно сказать. Наруки с Мифи видела?

— Ми видела. Накки ранена?

— Угу. Но вроде не страшно. Полицейской работой занимается.

Так Лирин рассказала, что знала сама. Время текло ровно и как-то неспешно. Но при этом ощущалось и безмолвное напряжение. Шло оно сверху, от происходящего в Целни — но, казалось, не только оттуда. Глядя в лицо Мэйшэн, Лирин поняла, что дело не только в ней самой — ей и напряжённость девушки передаётся. У неё привычка смотреть на людей снизу вверх. Боязнь межличностных отношений[1] вынуждает, наверное. Если смотреть в пол, можно не встречаться взглядом напрямую. Но Мэйшэн борется. Потому и покинула родной город и оказалась здесь. Познакомилась с Лейфоном, с Лирин вот общается. Она считала, что в этом сила Мэйшэн. В борьбе с собой нынешней. Разве такая битва не самая жёсткая?

Лейфон тоже пытается работать над собой. Первым шагом был отказ от жизни военного, но теперь Лейфон, казалось, к этому всё не сводит. Впрочем, появились опасения, что он просто плывёт по течению.

Есть такое и в Нине, и в других соседках по общежитию. Будто какая-то внутренняя борьба. Наверное, в школьном городе так со всеми. Иначе откуда такая потребность сесть на хоробус и, переживая опасности, покинуть город? Но если так, в этом мире очень уж много сражений.

— Лей…тон… Лейфон ещё не вернулся?

И значит, за эти, произнесённые с мучительным видом слова в душе Мэйшэн тоже шла борьба. Для другого, может, и пустяк, а для Мэйшэн — явно то, за что стоит биться.

— Угу. Похоже, ещё нет.

Да, что-то не слышно о возвращении Лейфона. А остальной взвод уже прибыл.

— Не волнуешься?

Вопрос заставил растеряться. Лирин считала, что Лейфон жив. И не получил тяжёлых ран. На раздаче она встретила Нину. А она не из тех, кто смог бы хладнокровно промолчать, если бы что случилось. А значит, он цел. Лирин верила. Это всё, что ей оставалось.

— Но я же ничего не сделаю. Так надо хотя бы верить.

Она приехала в город вручить катану от Делка. Тогда Лирин пребывала в смятении. И высказала то, что думает. Да, Лейфон сейчас в тяжёлом бою. И, она была уверена, дерётся на самом тяжёлом участке. Потому что в Грендане можно на кого-то положиться, а в Целни нет. Потому она и хотела, чтобы Лейфон взял катану. Лирин не против, если он останется военным. Если это кажется самым подходящим для него делом, она того и желает. Но если останется, пусть возьмёт катану. Если Лейфон там, где хочет быть, пусть у него будет вся его сила.

И он решил взять катану. Согласился с доводами Лирин. Принял прощение Делка. Похоже, жизнь в Грендане не стала зачёркнутым в душе Лейфона прошлым. Можно было и сам отказ от катаны воспринимать как зацикленность на прошлом, но такое объяснение никак не удовлетворяло. Лирин стала счастлива, лишь по-настоящему убедившись.

И потому её веру не пошатнуть. Лейфон вернётся живым, как возвращался в Грендане.

Что?

— Сильная ты, — прошептала Мэйшэн, опустив голову.

Лирин посмотрела на неё, стараясь не замечать, как в груди что-то чуть заметно ёкнуло. Вид у той был явно пристыженный. Опущенный взгляд устремлён на собственные, свешенные с койки ноги.

— Мне вот не быть такой сильной. Я вечно… вечно беспокоюсь, как будто что-то могу.

На юбке появились тёмные пятна. Влага… от падающих слёз. Их понемногу становилось всё больше.

А ей случалось беспокоиться так, чтоб до слёз? Лирин спросила себя. Когда она вновь увидела Лейфона, всего израненного, слёзы пошли. В гренданских боях до такого не доходило. Ведь там многие могли выступить наравне с ним. Так она рассуждала. И знала, что он непременно вернётся.

— Я, конечно, за Накки беспокоюсь, но и за других, за тех, кого знаю, за военных из класса, думаю, что, если завтра их не будет, и переживаю — но за Лейтона больше. Беспокоюсь как за Накки, а может и сильнее.

— Угу, — беспомощно промычала Лирин в знак согласия.

Какой смысл она сама вложила в этот звук? Схожесть мнения? Понимание? Или всего лишь поддержала беседу?

— Я люблю Лейто… Лейфона. Это, наверное, первый парень, которого я смогла полюбить.

— Угу.

Беспомощно.

Читая письма Лейфона, Лирин быстро поняла Мэйшэн. Лирин была уверена, что эта девушка любит его. Заинтересовали и две другие, Нина и Фелли, но их сложнее понять. Можно было предположить, что они просто с ним как военные. Личная встреча заставила поверить, что и у Фелли те же чувства. С Ниной не так просто. Даже если и с ней так же, она будто ищет что-то ещё и не в силах заметить собственных чувств.

Мэйшэн девушка инициативная — это стало понятно ещё из писем. Они даже заставили подозревать, что застенчивость — лишь притворство. Но она и правда стеснительная. И любым способом хочет это преодолеть. Подруги, наверное, тоже подталкивали — но именно из-за этого она, видимо, пыталась действовать активно, хотя бы в поступках. Лирин даже подумала, что полюби Мэйшэн кого другого, борьба с застенчивостью могла бы идти стремительнее. Он чересчур толстокож во всём, кроме Военного Искусства. Надо совсем дураком быть, чтобы не реагировать на такое внимание девушки. Это по-настоящему злило. «Тупица неизлечимый», хотелось на него заорать. Такое у Лирин сделалось настроение.

— Ты сильная. Я вот не знаю, как мне быть.

Мэйшэн, закрыв лицо руками, чуть слышно всхлипывала, а Лирин положила руку её на спину и поглаживала. И чувствовала вздрагивание спины. Слов утешения в голову не приходило. Что сказать, что объяснить? Мэйшэн думала о Лейфоне, боялась за его жизнь и плакала, а Лирин понятия не имела, что тут сделать.

Не появись Мифи, Лирин так и сидела бы в бессилии. Она оставила Мэйшэн на попечении Мифи. Та настояла. Какое счастье, подумала Лирин. И в то же время чувствовала, будто очень виновата. Ведь и правда испытала облегчение.

Были и другие вещи, которые требовалось обдумать. Та девушка, никем не замеченный правый глаз — более важные вопросы. Но это лишь отговорка. Больше потрясли замеченные в ходе разговора собственные чувства. На секунду Лирин забыла о себе. Пока она сидела с Мэйшэн, разве не отступила немного из памяти проблема глаза?

Лирин снова шла по коридору. Она вновь почувствовала себя на чужой земле. Как и в хоробусной поездке. И по приезде в Целни какое-то время. Но по прошествии трёх месяцев чувство куда-то ушло. А сейчас вернулось. Здесь чужая земля. Не Грендан. И Лирин здесь, возможно, нет места. Её желания, её намерения, всё будто закончилось, как только она передала Лейфону волю Делка — в виде дайта. Потому Лирин здесь больше ничего не нужно. Вроде бы ещё многому в школьном городе можно учиться, но сейчас уже хотелось ступить на землю Грендана — хоть немного быстрее. Хотелось домой. Хоть издали взглянуть на приют. Приготовить Делку ужин. Окунуться в шумную атмосферу класса — не такого, как в Целни, более тесного. Посмотреть на дурацкие выходки Синолы-сэмпай. Желания вдруг захлестнули. Слёз не пошло, но в голове что-то горело.

Лирин шла. Не останавливалась. Только идти было некуда, негде перевести дух. Она в убежище для чрезвычайных ситуаций и вообще в Целни. Будь она в Грендане, сгодилось бы и убежище. С малых лет поход туда был практически ежемесячным мероприятием. Этот мир был шире приютского, и дети с районов устраивали территориальные стычки. Как-то и камнями кидались — и она участвовала. Получила нагоняй, быстро перешла на позицию усмиряющей — но был у Лирин и такой период. Когда она стала жить самостоятельно, сменилась и точка спуска в убежище, и местом, где можно перевести дух, стала столовая во время раздачи риса. Там завязывались знакомства, и по возвращении в общежитие, на поверхности, с Лирин стали заговаривать. Подсказывали, к примеру, где купить дешёвых продуктов.

Там у неё как у человека была опора. А Лирин она сейчас по-настоящему нужна. Хотелось на что-то опереться. Она понимала, что слаба. И ненавидела такую слабость. Лирин колебалась. Долго колебалась с приездом сюда. Покончила с колебаниями. Потому что хотела увидеть Лейфона. А что хочет сделать, увидев, сама себе не могла заранее сказать. Думала, что знает себя, но чувствовала, что ещё шаг, и уже станет понятно не всё.

Хотела всё выяснить точно. Свои чувства, чувства Лейфона, и что будет дальше.

И всё уже выяснила. Вечером, до спуска в убежище, она, казалось, всё выяснила.

Глаз болел. Хотелось это кому-то рассказать. История Мэйшэн тяжёлая. Хотелось это от кого-то услышать. Чтобы ответил кто-то другой, третья сторона. Чтобы открыто указал Лирин её желания.

Слабость.

Лирин вдруг поняла, что вернулась на то место. Здесь, конечно, никого не было. Вся стая глазных яблок куда-то делась. То ли просто стали невидимыми, то ли и правда все исчезли — Лирин попыталась открыть правый глаз, но боль не позволила. Казалось, он не согласен открываться.

— Какое-то время не сможешь, — прошелестел голос, будто мягко растолкнув воздух.

Она стояла рядом. Тоже смотрела на закрытую переборку. Всё-таки другая, не та, подумала Лирин. Красавица цвета ночи стояла рядом. Стояла так, будто это самое обычное дело.

«Ты кто такая?» — хотела спросить Лирин.

Но спросила другое:

— Скажи, что с тобой было?

Почему-то казалось, что девушка видит Лирин насквозь.

— Я просто хотела спать. Всё время хотела спать, — прошептала девушка.

Лирин показалось, что это не ответ, который ей нужен. Но она ошиблась.

— Спать можно везде. Но теперь я хочу спать рядом с ним.

— Да?

Она почувствовала, что это очень важно.

— Как тебя зовут?

— Сая.

Простой ответ удовлетворил. Хотелось спросить о девушке по имени Нильфилия, с которой они похожи как две капли воды, но слова не давались.

— Будет тяжело, — кратко добавила Сая.

Что ждёт впереди, что ждёт в будущем. Не открывающийся глаз. Что теперь будет с Лирин. Эти слова как бы выразили всё сразу. Тяжело. Хотелось с кем-то поговорить. На кого-то положиться. В мыслях явился человек. На таких рассеянных не полагаются, но он единственный, на кого захотелось положиться. Единственный, кому хотелось довериться.

— И всё же…

Сейчас глаз не болел. Она решила, что это из-за Саи. Глаз — настоящий хозяин правого глаза — ищет её. Он всегда был у Лирин, но на деле является чем-то, что должно находиться в другом месте.

На своём месте. Есть такое и у неё. Место, где она жила всегда, место, где она хотела бы жить. Туда…

— Раз можно вернуться.

Надо возвращаться. Здесь она уже сделала всё, что могла. К тому же считала, что возникшие здесь вопросы, сомнения, можно разрешить только по возвращении в Грендан. Лишь вернувшись, она разберётся в своих чувствах к Лейфону. Лирин была уверена.

***

Проблема в рассредоточении.

— М?

Изначально он счёт не вёл, но средняя степень достигнутого утомления подталкивала к такому выводу.

Жуймэй вернул шар на плечо и окинул местность грозным взглядом. Великаны до сих пор стягивались. В непосредственной близости их не было. Можно всех скосить одним махом, но город понесёт серьёзный ущерб. Нынешней тактикой было приманивать и сшибать. Но число приближавшихся великанов снижалось до крайней степени.

— Что там? Старуха?

«Да, да».

Паривший рядом терминал Дельбоне спроецировал изображение. Появившуюся карту Целни покрывали бесчисленные светящиеся точки.

«Неплохо район почистил. Блестяще, Жуймэй».

— Само собой, — выпятил грудь Жуймэй. — Только вот что. Не нравится мне. Новые не идут. С чего бы?

Перепады в густоте точек становились более отчётливыми. Возле Жуймэя и Тройатта — сейчас оказавшегося далеко отсюда — их мало. Вместо этого сгущалось другое пятно. Они не тянулись в бой. Возможно, обнаружили иную цель.

— На ободе дураки расшалились. Впрочем, похоже, это не к ним.

«Это же Саварис-сан и Лейфон-сан».

— Проиграл значит, сопляк.

Жуймэй знал кэй обоих. И чувствовал, что бой однозначно закончен. Но оба живы. Отсюда Жуймэй сделал вывод, что проиграл Саварис.

«У Савариса-сана, похоже, была ранена правая рука».

— Наивна ты для своего возраста. Как вышел в бой — похрен всем на твои раны. Или сам виноват, что вышел.

Терминал Дельбоне лишь источал атмосферу улыбки. Жуймэй цокнул языком и снова обратил внимание на экран.

— Неважно. Эти, похоже, не просто всё подряд крушат — может, надо бы двигаться?

«Сейчас выдвинется Тройатт-сан, и ещё Бармелин-сан. Может и Линтенс-сан пойдёт».

— Чего, у них там целое пиршество? А я?

«Ты же мелочевку не любишь?»

Жуймэй смачно сплюнул, и весёлый смех Дельбоне прокатился по полю боя.

К нему явилась одинокая фигура.

— Аа? — обернулся Жуймэй.

***

«У входа A10 сосредотачиваются г-гряземонстры!» — донёс срочную новость психокинетик.

Группа Нины до сих пор находилась в подземной лаборатории. Остальные только встали на ноги, и от услышанного бледные лица стали ещё бледнее.

— А что Небесные Клинки… военные Грендана? — уточнил Кариан, приложив руку ко лбу — наверное, сознание ещё не прояснилось.

«Зачищают центр города. Делали потрясающие успехи, пока гряземонстры вдруг не сменили курс — на нас».

— А Ванс?

«Командующий Ванс собрал боеспособных военных, дал указания на перегруппировку и на эвакуацию студентов из сектора A. Сами ворота ещё не под ударом, но это дело времени».

— По окончании эвакуации закрыть весь сектор A. Наш отход предусматривать не надо. Если не вернусь, все полномочия у Ванса.

«Понял. Передам».

Психокинетик замолчал.

— Итак, путь назад отрезан, — прошептал Шарнид.

— Меня беспокоят Горнео с Шанте. Да и надо их в курсе держать, — сказала Нина.

— Если смогут отойти сюда, получат хотя бы время, — согласился Кариан. — Вперёд.

Глава алхимического факультета растерянно смотрел на опустевшую капсулу. Стоявший рядом Кариан кивнул. Нина с Шарнидом бросились к выходу. Настрой Нины совершенно поменялся. Не время сейчас для долгих размышлений об исчезнувшей девушке.

Они прошли через полуразвалившееся здание и вышли наружу. Багрянец заливал всё вокруг. Деревья горели. Нина поняла, что это превращённая кэй Шанте. Сад перед зданием был весь под сухими листьями, пламя расползалось. В эпицентре огня были несколько великанов — и двое военных.

— Шарнид, на крышу, — кратко скомандовала Нина, взмахом хлыста сбила пламя и встала рядом со сражающимися.

— Вы как?

— Нормально, — последовал короткий ответ.

Но «нормально» Горнео никак не выглядел. Весь в мелких ранениях, сочится кровь. У Шанте ран как таковых заметно не было. И кэй вроде не слабела. Но чувствовалось, что беспокойство за Горнео ослабляет концентрацию Шанте.

— Убивать не выходит. Регенерируют так, что тошнит уже.

Вокруг замыкалось кольцо из восьми великанов. Невредимых не наблюдалось. Пламя их жгло, на кого-то перекинулось. У кого-то глубокие выемки в боках от кулаков Горнео, у кого-то из плеча вырван целый кусок плоти — видимо, копьём Шанте, у кого-то жуткие, как от взрывов, раны.

Но на всех ранах, покрывая их, выступила пена. Утомления среди великанов не наблюдалось. А Горнео и Шанте, пусть духом ещё не падали, но усталости не скрывали. Бой шёл беспрерывно.

— Гряземонстры начали стягиваться к убежищу. Назад нельзя.

— Вот как? — спокойно воспринял новость Горнео.

— Военные Грендана ведут зачистку от центра. Похоже, оттого эти и сменили направление.

— Сомнительно, что это бегство. Скорее возникла другая цель. Как бы там ни было, к нам уже не прибывает, вроде бы.

Один приблизился. Шанте прыгнула, Горнео двинулся, пригибаясь к земле. Нина, как по команде, двинулась к другому противнику. Понимала, что не сможет вклиниться в совместную работу пары. Увидев приближение угрозы и сверху, и снизу, великан замешкался. Горнео воспользовался моментом и врезал кулаком по колену. Раздался хруст. Пока великан, потеряв равновесие, опрокидывался, Шанте вонзила копье в пасть. Влитая внутрь огненная кэй выплеснулась меж клыков.

Нина в это время сблизилась с другим великаном. Он занёс похожее на пластину оружие. Почти меч, но, похоже, без лезвия. Но размеры давали великану сверхчеловеческую силу, и Нина подозревала, что взмах этой штуки запросто разобьёт её тело.

Нина, пригнувшись, сближалась, и великан смотрел лишь на неё. Внезапно он вздрогнул. Пуля Шарнида проделала дыру в голове. Нина, не теряя времени, подскочила к самой груди и тоже сломала колено. Со стороны, на которую великан завалился, командир изо всех сил ударила хлыстами вверх, поднимая врага в воздух. Добить… Но другие великаны пришли в движение, и пришлось отступить на прежнюю позицию, отстреливаясь внешней кэй. Прикрывал и Шарнид. Нина для начала отправила его на крышу разрушенного здания, но чувствовала, что после нескольких выстрелов там обзора не будет. Возможно, уже сместился. Опасался ли, что точку вычислят и придут уничтожать? Поступил ли так, увидев слаженные действия противников?

Это не обычные гряземонстры. И не только формой, как стало видно после первого же столкновения. Когда из кольца вошло только двое, это казалось лишь свидетельством их безмозглости. Но появилась мысль, что они, быть может, так проверяют, чего стоит новое подкрепление.

— Так просто не возьмёшь.

— Ага, пытаются работать слаженно, пусть и не на нашем уровне.

Окружение из восьмерых. Пусть новых и не ожидается, но если не пробиться, эти рано или поздно раздавят.

Заваленный великан поднялся. Из разбитого Горнео колена и обожжённого Шанте рта шла пена. С тем, кого сбила Нина, всё происходило так же.

— Пока не уничтожим по-настоящему, конца не будет.

— Но если попытаться, остальные начинают молотить по виновникам. Один раз подловили.

Раны Горнео, наверное, с того раза.

— Затяжной бой не в нашу пользу.

— Превосходство военных лишь в скорости, — тут же поняла его Нина. — Так и есть.

Вместо двоих стало четверо. Трое в наступлении. Шарнид подавляет остальных. Терминала Фелли не было. Назначенный им психокинетик связывал Кариана с Вансом. То есть здесь отсутствовал. Подстроится ли Шарнид? Беспокоило лишь это, но придётся довериться.

Первой двинулась Шанте. Взревела и высоко прыгнула. Побежал и Горнео. Они держали курс на поднявшегося и ждавшего регенерации великана. Опробуют на том, чьи движения наиболее притуплены. Последовала такая же атака, и великан проигнорировал летевшую сверху Шанте. Не понравилось, когда бьют по ногам? Он явно сосредоточился на Горнео и махнул оружием горизонтально. Бежавший, пригнувшись к самой земле, Горнео прыгнул. Боковой удар взрыл и разбросал землю.

Горнео оказался в воздухе. К нему присоединилась Шанте. Большие руки вытянулись к небу, ладони с растопыренными пальцами обратились вверх, и на них встала миниатюрная девушка. Взаимодействие происходило без слов. Горнео бросил её. Запущенная силачом Шанте выставила вперёд копьё и раздула на острие огненную кэй.

— Снаряд Огненной Кэй!

Оно пронзило сгорбленную спину великана. От пламени окружающая плоть горела, лопалась, плавилась. Копьё вошло так глубоко, что кончик вышел из груди. Шанте, не пытаясь вытащить оружие, отпрыгнула.

Затем, словно вдогонку, упал Горнео. Внешняя кэй, Силач-разрушитель: Укол. Нога ударила в торчащее из спины копьё Шанте. Оно выскочило из груди великана. В то же время кэй проникающего разрушения, перейдя по копью, пошла по внутренностям. По телу великана пошли трещины.

— Нина! — крикнул Горнео, отпрыгивая от великана.

Нина к тому времени тоже закончила приготовления. Земля, взметнувшаяся вначале. Нина решила, что если исчезнуть, то в ней. Да и Шарнид умело вёл хаотичный огонь, отвлекая других тварей. Сдержал их. Это важно. Иначе и Горнео с Шанте пришлось бы опасаться других великанов, и они не смогли бы устроить такую решительную атаку. Их парная комбинация завершилась прежде, чем осела взметнувшаяся пыль. Поджёгшее округу пламя создавало восходящие потоки, и те не давали облаку так просто опуститься. На время Нина полностью скрылась из виду. Обнаружить её без способности видеть кэй вряд ли было возможно.

Старт.

Комбинированная кэй, Гром-вспышка. Нина побежала. Грудь приближающегося к земле великана уже пыталась восстановиться. Жизнеспособность ужасала. Возможно ли их убить? Колебания длились лишь мгновение и были тут же отброшены. Нина уже бежала в объятиях Гром-вспышки. Исход теперь сидит в железном хлысте.

Мощный удар по голове уничтожил её. Лопнув, она словно испарилась, а окутывавшая Нину внешняя кэй отбросила то, что осталось. Падавший ничком великан теперь отлетел от удара и сотряс землю в нескольких мелтрах дальше.

Нина выпустила остаточную кэй из организма и пинком отправила воткнувшееся в землю копьё в сторону Шанте. Вроде невежливо, но остаться посреди боя безоружным мало кто захочет. Та без возражений кувыркнулась в воздухе и поймала оружие.

Подтвердить уничтожение возможности не представилось. Не оставляя времени на проверку, другие великаны прорвались сквозь заградительный огонь Шарнида и напали всем скопом. Видимо, поняли, что бросаться поодиночке опасно. Оставшиеся семеро атаковали единовременно. Выглядело это как надвигающаяся стена.

Но огромные размеры играли свою роль. Число особей, которые могут окружить одного человека и притом махать оружием, ограничено. Они и сами большие, и оружие у них длинное. А люди маленькие. Если двигаться с умом, можно не попадать под атаку более двух великанов или скоординированное нападение.

Какое-то время Нина лишь ускользала. В ходе перебежек убедилась, что заваленный великан уже не встаёт. Горнео занимался тем же. Шанте, пользуясь своим проворством, прыгала по головам великанов и тыкала копьём.

Не забывала Нина и наблюдать. Большие, сила нечеловеческая, но в сравнении с военными неповоротливые. По сути всё-таки гряземонстры.

Шанте привлекала внимание. Похоже, движение сверху их всё же раздражает больше. Нина заметила, что великаны легко отвлекаются на Шанте. Горнео сообразил и время от времени наносил решительные удары, рассредоточивая внимание.

Нельзя ли воспользоваться, задумалась Нина. Но как сообщить Горнео? Обстановка не позволяла. Само отсутствие психокинетика затрудняет взаимодействие. Нина поняла, как на них полагалась. Нельзя ли чего сделать? Та мощнейшая комбинация теперь вряд ли сработает. Да если и сработает, мало что даст, если число противников не сократит хотя бы вдвое. А вдвое значит… требуется придумать нечто, что уничтожит троих. Если драться с каждым отдельно, сомнут.

— Нельзя ли чего… — думала Нина, водя великанов кругами.

Уточнила расположение всех противников. Двое с ней, двое с Горнео, трое бегают за Шанте. Пули Шарнида беспрерывно свистят между тремя людьми, не позволяя расстановке сил стать ещё менее выгодной. Пули не наносили крупных ран, но как будто серьёзно беспокоили. Возможно, он нащупал слабое место. Будь здесь психокинетический терминал, Нина бы спросила…

Её мгновенно осенило. Но… догадается ли?

— Придётся попробовать, да?

Некоторое время она лишь отступала. Горнео либо Шанте, один из них должен будет заметить атаку Нины и присоединиться.

И вот желаемый расклад. Из великанов перед нею один будто чуть приотстал. За ним была Шанте. Она сама занималась троими. Лучше бы Горнео. Но чувствовалось, что такого момента придётся ждать долго. Придётся так.

Нина двинулась. Изобразила дальнейшее отступление и резко сократила дистанцию. Нога явно не рассчитывавшего на такое великана дёрнулась. На вид она была толще самой Нины. Если бы случайно попала по девушке, она бы, наверное, улетела.

Левый хлыст подсёк ногу. Великан оказался в воздухе, падал на спину. Нина занесла правый хлыст над головой. За сбитым великаном показался другой, и он приближался. Нина без паники собрала кэй в хлысте.

Прилетел снаряд Шарнида. Слабая атака для такого тела, но эффект оказался такой, будто задета, к примеру, узловая точка периферических нервов. Ноги застыли, тело скорчилось. Свободная рука от боли схватилась за грудь. В которой сидели похожие на глаза шары. Именно нечто подобное Нина очень хотела увидеть.

— Хаа!

Она со всей силы врезала упавшему великану хлыстом по такому же участку. Из большой пасти раздался странный вопль. Все шары разбились. Восстанавливающая пена их тут же заволокла. Но великан не спешил вставать. Не органы чувств ли там сосредотачивались? Оно так в целом и казалось. Но понаблюдав воочию регенеративные способности великанов, как-то не верилось в возможность такого эффекта. Да и схожесть с человеческим телом заставляла считать голову слабым местом.

Шарнид вёл снайперскую атаку. Искал эффективный выстрел, и наверняка тут же зацепился взглядом за шары. Здесь проявилась разница между ближним и дальним боем.

Остановленный стрельбой Шарнида великан собрался вновь двинуться. Нина ударила его таким же образом. Полностью разбила шары. Но смерть не последовала. Решающего удара, напрочь обрывающего жизнь, не вышло.

Никак? Пока Нина думала, сверху прилетела Шанте. Копьё пронзило грудь. Она взревела. Взорвалась огненная кэй. Великан подёргал конечностями и замер.

— Шары! Грудь! — крикнула Нина.

Сообщить о слабом месте Горнео и Шанте. Но обстановка никак не позволяла.

— Прыгай! — всё пыталась докричаться Нина.

Копьё Шанте застряло в груди великана. Вынуть оказалось непросто. Второй великан приближался сзади. Нина прыгнула, не прекращая орать. Великан уже занёс оружие и готовился обрушить. Кэй-блок защитит. Она верила. Шанте обернулась. Смотреть, как она меняется в лице, было некогда. Скрестить хлысты, защитная стойка, кэй-блок.

На руки обрушилась жуткая тяжесть. Но Нина держалась. Десять с лишним секунд. Мозг тут же спокойно выдал цифры. Долго сдерживать давление не хватит кэй-силы. Нина отлично понимала.

Что-то пульсировало в груди. Там, где исчезла, будто растворившись, маска — которую Нильфилия бросила, а Нина поймала. Там ли маска, мысленно спросила себя Нина. Но ответа не было.

— Гх…

Она чувствовала, как трещат кости. Боль вернулась в запястья. Отведённое время истекало. Сзади достала копьё Шанте. Действовал и Горнео. Вогнал кулак в грудь пытавшегося раздавить Нину великана. Тот с воем откинулся. Она отскочила назад. Шанте с гневным рёвом ударила копьём в оставшуюся после Горнео вмятину.

— Отходи! — крикнул он.

И правда, если не дать внутренней кэй восстановиться, можно потерять свободу маневра.

От груди, от маски исходило биение.

— Куда отходить?! — крикнула Нина.

Удивилась собственному крику. Но не замолкла.

— Некуда нам отступать! Путь можно лишь пробить!

Слова рвались из груди, сопровождавшие эти слова чувства одно за другим переполняли Нину, не успевая обрести форму. Нетерпение, горе, ненависть — эти негативные эмоции в итоге все перетекали в ярость. Потому и кричала.

Чьи это эмоции? Вряд ли самой Нины. Свергнутого. Чьи же ещё?

— Беда здесь. Нам бежать некуда. Можно лишь драться. Чтобы всё защитить, можно лишь драться.

Выдавленные из глубины груди эмоции превратились в слова. Это голос Нины. Но вряд ли её мысли. Вряд ли что-то в ней самой заставляет так говорить. Звучащие в словах чувства никак не казались своими. Свергнутый. Но не только.

В мыслях на секунду появилась картина. Совершенно незнакомое место. Но такая же битва. Окружённый, разбитый город. Сражались в нём не военные в доспехах Целни. Сражались и взрослые, и старики, и дети. Сборище военных без единообразия. Люди города, пребывавшего под защитой Свергнутого. Воспоминания того, кто за ними присматривал. И это кто-то там, в ярости, выкрикивал эти слова.

— Можно лишь драться. Бежать некуда. Драться, драться, драться, пусть нас лишь горстка, ведь если на что и есть надежда, то лишь на военных! — кричали военные в обречённом городе и дрались.

А Свергнутый мог лишь смотреть. И он себя не простил. Потому что мог лишь наблюдать. В ту минуту он проклял себя — того, кто был и собственным телом, и любимыми жителями, но оказался беспомощен. Так и возник этот Свергнутый.

«Диксерио возложил на маску идею мести. Ему требовалось что-то простое для понимания. Потому и маска такая. Ну а ты?» — вспомнились вдруг слова Нильфилии.

Свергнутого рождает месть. Значит и Дик воюет, чтобы его месть свершилась? Ради этого дерётся с Волколикими?

Свергнутый пылает жаждой мести здесь и сейчас. А Нина? Что внутри у неё? Нельзя просто примкнуть к этой жажде. Тогда Нина лишится того, что ей важно. Так она чувствовала. Она будет действовать, исполняя чужую волю к мести. Это всё равно, что уничтожить свою личность.

Стоило так подумать, и Нину в ту же секунду как громом поразило. А Лейфон не такой? Кариан как-то сказал. После того, как Нина вернулась из Маиаса и увиделась с Лейфоном. Что причины сражаться он возложил на неё. Дерётся не по каким-то внутренним причинам. Она не знала, как сейчас, но тогда он был таким. Дрался, привлечённый её мотивами. То, что она сейчас приравняла к смерти. Так Нина думала о сражении за чужие мотивы. Лишь теперь, когда её саму постигла такая участь, Нина по-настоящему поняла Лейфона. И она такая же?

Чаши весов чуть качнулись. Если город этим спасётся… Она подавила едва зародившиеся сомнения. Приди в себя. Нельзя. Но и так нельзя. Инстинкт протестующе вопил. Это черта. Нина стоит на ней. Один раз заступив, можно и не вернуться.

Она вспомнила. Как обрела превращённого в маску Свергнутого. Будто душу вскрыли. Так показалось. Связана обещаниями. Так было сказано. Обещание электронным духам. Обещание защиты. И Целни, и маленькому, безымянному. В Шнайбеле обещание не сдержала. Дух в обмен за жизнь Нины. Первое поражение. С тех пор она жила так, чтобы непременно исполнять данные обещания. Так и живёт. Встретила Целни. Пообещала защитить. И защитит. Встретила Лейфона. Узнала его силу и слабость. И чтобы он мог драться свободно, пообещала защитить Лирин. Те, кого обязана защищать. Вот источник военной гордости Нины.

— Я… это я, — выдавила она. На этот раз без крика. — Я дерусь, чтобы защищать. Это я. Это и есть я!

Великаны шли. Горнео и Шанте приходилось их сдерживать. Военные не подпускали их к упавшей на колени Нине, но долго это продолжаться не могло. Один приблизился. Шарнид пустил пулю, стараясь его обездвижить. Но серьёзного воздействия она тоже не оказала.

— Я дерусь, чтобы быть собой!

Великан обрушил своё оружие. Но удар выглядел жутко медленным. Нина подставила левый хлыст. Запястье не болело. Тяжесть не давила. Не пришлось даже поднимать правый. И она, парируя, ударила в ответ. Великан подлетел, опрокидываясь, и верхняя половина туловища взорвалась.

Нина замешкалась. Что-то произошло.

— Нет, это же…

Она поняла, что окутана чем-то вроде голубой кэй.

— Это Свергнутый?

Показалось, что где-то смеётся Нильфилия. Нет, сейчас не до растерянности. Впереди ещё великаны. И множество возле убежища. А там студенты-гражданские. И Лирин.

— Дай мне силу, — воззвала Нина к Свергнутому.

Из глубины тела пошло биение. Ответ. Нина прыгнула. Ворвалась прямо в группу великанов. И свободно замахала хлыстами. Те, на кого приходились удары, отлетали. Падали. Разрушались. Страшная сила. Изумляла и саму Нину. Оставшихся великанов она смела почти мгновенно.

Она видела и чувствовала на себе потрясённые взгляды. Голубая кэй до сих пор её окутывала. Покрывала всю. Знак, что бой не закончен. Защитить Лирин.

Нина не стала задерживаться. Прыгнула. Цель — скопление врагов. Они между Ниной и Лирин. Обещание надо сдержать.

— Что это? — только и прошептал Горнео, когда внезапно наступила тишина.

Нину вдруг обволокла мощнейшая кэй. И девушка в мгновение ока уничтожила гряземонстров. Это всё, что он понял. А из этого можно было делать выводы.

— Это Свергнутый?

Когда он жил в Грендане, когда жив был дед, он рассказал. О том, что рождается, когда гряземонстры рушат всё, но выживает электронный дух. О существовании безумных духов, в которых живёт острая жажда мстить гряземонстрам, и которые ищут, куда направить городскую энергию.

— Такая сила и правда существует?

Абсурд. Так считал Горнео. Эта сила лишит тренировки до кровавых мозолей всякого смысла. Но если задуматься о том, каков путь к этому безумию, становится ясно, что так говорить нельзя. Если представить чувства духа, потерявшего десятки тысяч людей, покажется, что говорил ерунду. А у Горнео на это фантазии хватило.

Но и ощущение абсурда не покидало. Вселился в Нину, а к Горнео и подходить не думал. Хотелось спросить, в чём разница? Особенно вспомнив, как беспомощно стоял столбом.

— Ну что, для начала убедимся, что президент в безопасности? — обратился он к Шанте, затем поискал Шарнида. — Шарнид, ты здесь?

Командир ушла. Неизвестно, идёт бой или нет, но подчинённому лучше не влезать.

Но ответа не последовало. В Целни Шарнид лучший по кэй-глушению. Если он того захочет, Горнео будет сложно его отыскать.

— Ушёл?

Догоняет Нину. Так решил Горнео. Парень на удивление преданный. Так Горнео тоже решил.

— Шанте?

Тогда он и заметил перемену в стоящей рядом напарнице. Она стояла. Стояла с безжизненным видом, что для неё немыслимо. Казалось, что от усталости выронит копьё — но не выронила. Смотрела куда-то в одну точку. Горнео проследил за её взглядом. Но в пределах возможностей своего зрения ничего заметного не нашёл. Тянулось множество тонких струек дыма. Заметные, конечно, но не так, чтобы взгляд притянуть. Такого-то здесь много чего.

— Ты чего? — спросил Горнео, но она не ответила.

Возникло дурное предчувствие. Перенапрягла кэй-артерию? В поисках угрозы он мыслил реалистично. Протянул руку, опасаясь, что Шанте упадёт.

Но не успел — она прыгнула. Действие было внезапным, и он замешкался. Шанте вылетела из леса и продолжила куда-то удаляться.

— Шанте! — окликнул Горнео.

Но ответа не было. Обычно она не такая. Горнео растерялся, не зная, как реагировать на внезапное развитие событий. В разрушенном здании сопровождаемые. Мозги города. Нельзя их лишиться. Но ведь Шанте.

— Блин! — взвыл Горнео и бросился следом за ней.

Он старался не замечать возвышающегося в той стороне огромного мрачного силуэта Грендана.

Примечания

1. Речь о характерном для японского общества синдроме, связанном со страхом оскорбить окружающих и потерять положительное отношение и расположение к себе