2. Враг

Предупреждение поступило утром предыдущего дня. В случае большинства гряземонстров опередить восприятие Дельбоне можно, лишь узнав об их наличии и приближении больше чем за неделю. Из этого следует, что нынешний гряземонстр обладает превосходными средствами маскировки.

— Ну что, посмотрим, каков он в бою?

Грендан. Стоявшая на краю обода Каунтия весело прищурилась. Сильный ветер подхватывал и трепал длинные белые волосы, спадавшие почти до пояса.

Она была облачена в защищающий от загрязнителей костюм. Сделанный по спецзаказу костюм Обладателя — который не только позволял свободно двигать конечностями, но и был на удивление лёгким — плотно облегал тело. То есть выставлял стройную женскую фигуру напоказ. У неё была довольно высокая талия и невероятно длинные руки и ноги.

Иначе как хрупким такое телосложение не назовёшь, но рука Каунтии сжимала толстую длинную рукоять, заканчивающуюся широким односторонним лезвием — оружие из класса тяжёлых клинков. В основании лезвия разинула пасть голова мифического дракона, будто извергая пламя в форме клинка.

Лунный Клинок Голубого Дракона. Оружие Каунтии. Большое оружие производило гнетущее впечатление, которое, впрочем, несколько смягчалось маленьким игрушечным зверьком, привязанным к клинку.

— Повеселимся. Правда ведь, скажи?

Каунтия, чьи накрашенные губы расплылись в счастливой улыбке, обернулась. Ото лба к челюсти наискосок шёл глубокий шрам, делая красивое и немного грозное лицо ещё более зловещим. Это лицо изображало детский восторг, когда Каунтия улыбнулась тому, кто стоял сзади.

— Грустно это всё.

Её взгляд был встречен взглядом и впрямь невесёлым, в противовес её выражению лица. Собеседник стоял отдельно, в стороне. Большая голова доходила лишь до пояса Каунтии. Черты лица выглядели грубыми — и глаза, и нос, и рот. Руки и ноги короткие, будто хозяин их, повзрослев, сохранил детские пропорции. Кожа была гладкой, а лицо круглым, что делало его очень похожим на сладкую лепёшку.

— Ты чего? Реверс. Как всегда, не в духе.

— Нас ждёт бой. Мне кажется, серьёзность в таких случаях нормальна.

— Что-то ты соооовсем о своём, — вздохнула Каунтия при виде такого малодушия, положив свободную руку на пояс. — Никогда не думал, что нам бы надо сойтись во мнениях?

— То есть и ты мою точку зрения готова принять?

Они чуть помолчали.

— А это исключено! — одновременно воскликнули оба, и Каунтия расхохоталась, а Реверс чуть заметно, но искренне улыбнулся.

— Но всё будет хорошо, — шепнул он. — Я буду тебя защищать.

Услышав такое, Каунтия не удержалась и обняла его, прижавшись губами к покрасневшей щеке.

— Посмотрим же на сегодняшнюю жертву, — ласково проворковала Каунтия.

Обладатели Небесного Клинка, Каунтия и Реверс. Эта необычная для Обладателей парочка одновременно усилила зрение, чтобы рассмотреть добычу.

Далеко за пределами Грендана — в районе тридцати килумелов — возвышалась причудливая скала. Она напоминала гигантского льва. Большой, обращённый в сторону Грендана силуэт покачивался — оно приближалось.

— Сбросил крылья.

— Похоже, довольно старый.

На спине льва, там, где, видимо, раньше были крылья, теперь располагались два холмика. Два Обладателя знали, что у гряземонстров, которые уже старыми провели немало лет и слишком увеличились в размерах, принято сбрасывать крылья. Возможно, не хотят тратить немалую долю своей массы на способность удерживать сильно выросшее туловище в воздухе.

— Хорошая будет охота, — облизнулась Каунтия от одного вида гиганта.

— Выглядит сильным, — поёжился Реверс. — И крепким.

— Не поэтому. Докуда я его рассеку? Хи-хи-хи, всегда у меня так, на первом ударе сердце колотится сильнее всего. Добивать гораздо скучнее. Просто рутина.

— И я вначале больше всего напряжён.

Пока они переговаривались, старая особь мчалась в их сторону. Дистанция сокращалась на удивление быстро. Если смотреть пристально, покажется, что нарушена перспектива.

— Действуем как обычно, что-нибудь да получится, — беззаботно бросила Каунтия, и побледневший Реверс кивнул.

Они надели шлемы и занялись финальными приготовлениями к бою. Каунтия проверила крепление шлема Реверса. Его защитный костюм словно разрабатывался как полная противоположность костюма Каунтии. В различные места были вшиты дайтовые пластины в избыточном на первый взгляд количестве, и вместе с надетым шлемом это всё походило на железную куклу. А весило столько, что затруднит движения любому военному. Снаряжение крайне бессмысленное в бою с гряземонстрами, где преобладают высокие скорости, а пропуск атаки мгновенно ведёт к смерти. В этом плане к идеалу ближе костюм Каунтии, заточенный исключительно под изоляцию от загрязнителей.

Но нет смысла и в таком костюме, ведь в нём совершенно не предусмотрена защита. Даже если уклониться от атак гряземонстров, бой сопровождается разрушительными ударными волнами, и летящие во все стороны камешки могут порезать костюм. А порез костюма означает контакт тела с загрязнителями. Появится острая, вполне ощутимая боль, и даже если дух военного позволит её стерпеть, она неизбежно затруднит движения. А заторможенного военного, конечно же, ждёт смерть. Либо настигнет гряземонстр, либо, находясь вне города, истлеешь заживо.

К Каунтии это не относится. К Реверсу это не относится. Она думает лишь об атаке. Он думает лишь о защите. Их снаряжение разработано специально с учётом особенностей этой пары.

— Всё хорошо, ты всегда под моей защитой, — сказал Реверс, и его взгляд из шлема встретился со взглядом Каунтии.

Она смотрела с усмешкой.

— Спасибо. Благодаря тебе я всегда могу выложиться на полную.

— Я тоже.

Они обменялись словами, обменялись взглядами, открыли друг другу души.

Невиданная среди Обладателей команда. Идеальная комбинация нескладной пары.

— Ну что, поохотимся?

— Давай.

И они двинулись к месту сражения. Как всегда, вдвоём.

***

Я-то при чём?

Дурацкое положение, и Фелли некуда деться. Почему у неё настроение портится так, что отдаётся болью в животе?

С тех пор прошла неделя. Лейфон неделю ходил с хмурым видом.

Тем вечером Лирин показала Лейфону коробочку — в которой, скорее всего, что-то, связанное со школой Сайхарденов — тот отказался её взять, и разразилась ссора. Лирин сперва удивилась и мягко пыталась его убедить, но в конце концов упрямство Лейфона разозлило её, а от её злости и Лейфон стал отвечать всё резче… Когда Фелли с Ниной поняли, что происходит, вмешиваться стало уже поздно. Не имея возможности и слова вставить, они с неловким чувством наблюдали за происходящим и могли лишь проводить Лирин взглядом, когда она, не выдержав, убежала.

Нина бросилась её догонять, Фелли пришлось догонять Лейфона. Выбора особого не было. Всё определялось местами проживания.

Лейфон её подождал. Хотя Фелли предпочла бы, чтобы он в порыве чувств ушёл домой. Они молча шли до следующей остановки.

Фелли казалось, что в такую минуту она должна его поддержать. Такая мысль возникла. Но не получалось — Фелли чувствовала, что на этот раз он неправ. Лирин… Девушка приехала сюда. Преодолела опасный путь из Грендана в Целни.

На это можно возразить, что и десяткам тысяч здешних студентов, да и студентам всех школьных городов этого мира пришлось не легче. Как и самой Фелли. Она приехала, рискуя оказаться жертвой гряземонстров, проведя немало времени в тесном хоробусе. Проблема заключалась в другом.

У приезжающих в школьный город студентов могли быть какие угодно обстоятельства. Но в конечном счёте можно сказать, что приезжают они для себя.

Но не Лирин. Она приехала в Целни ради Лейфона. И не встретила понимания.

Фелли сознавала, что сочувствует ей. И не испытывала по этому поводу дискомфорта. Фелли считала, что Лейфон всё-таки неправ, чувствовала, что аргументы Лирин гораздо убедительнее.

А раз так, надо что-то делать. Она, наверное, для того их тогда и попросила остаться, чтобы они могли рассудить. Лирин человек гражданский и может лишь строить предположения — и, очевидно, для оценки правильности своих выводов попросила остаться двух военных, знающих тайну Лейфона. И Фелли считала, что Лирин права.

«Мы же не в Грендане!» — неоднократно подчёркивала она в ходе спора.

Фелли была с ней согласна. Но Лейфон не уступал. Отказывался брать предложенное со словами, что для него это черта.

Заставить его взять. Вот, наверное, их нынешняя задача. Но из-за этого…

— Я пойду, если вы не против, — холодно объявил он и закрыл дверь тренировочного зала.

Остальные вслушивались в удаляющиеся шаги и, когда звуки стихли, невольно выдохнули.

Да, живот болел. Фелли машинально положила на него руку.

— Настроение у него ничуть не улучшилось, — устало пробормотал Харли, пришедший настроить дайты.

Шарнид сбежал раньше всех. Остальные поначалу смотрели обеспокоенно, но теперь были просто утомлены происходящим. Весь семнадцатый взвод уже был в курсе положения дел.

— Лейфон-то, оказывается, тоже умеет сердиться, — заметила Наруки.

— Для него это, похоже, дело принципа — а кто не заупрямится, если посягнуть на принципы? — ответила, вздыхая, Дальшена. — А вот то, что он зарыл свою настоящую способность и по-прежнему так силён, просто слов нет… это нечто.

— Но я бы не сказал, что переход на катану даст ему гигантский скачок в силе, — возразил Харли.

Его пальцы забегали по переносному терминалу, и на экране отобразились показатели трёх используемых Лейфоном дайтов: сапфирового, лёгкого адамантового и адамантового.

— Не ахти какое открытие, но с точки зрения боевого применения возможности меча и катаны может, и сильно отличались в далёкие годы их создания, но не сейчас.

— Что это значит? — не поняла Нина.

— Конечно, в силу своей геометрии катана должна резать лучше меча. Но меч, сравнимый по остроте с катаной, вполне возможен. Технологии шагнули вперёд, — продолжал Харли, а на мониторе появился ломаный график. — Хотя Лейфону, конечно, лучше работать с катаной. В основе его движений всё-таки стиль катаны — так не я, а Кирик считает. Суть движений такова, что позволяет наиболее эффективно применить форму катаны. В недавнем бою с использованием лёгкого адамантового дайта амортизация оказалась значительно меньше. С мечом больше нагрузка на дайт, а значит, с большой вероятностью, и на организм.

— Хм…

Нагрузка на организм. От этих слов Нина помрачнела.

— Но говорят, что Лейфон стал Обладателем в десять лет. Значит, тогда и от катаны отказался? Разве исключено, что организм уже приспособился? — усомнилась Дальшена, и Харли усмехнулся.

— Может и так. Я не врач, утверждать ничего не могу. Но как инженер сказал бы, что Лейфону лучше работать с катаной. Не будет лишних усилий, и динамические нагрузки это должно хоть как-то снизить. Вот доказательство, — ткнул он пальцем в монитор.

Меч и катана. Фелли не понимала разницы. Она, психокинетик, привыкла к хрустальному дайту и иного варианта не представляла. Однако даже форма терминалов в какой-то степени влияет на проводимость психокинеза и может облегчить движение по воздушным потокам. Фелли как психокинетика трудно было заподозрить в излишнем усердии, но при отсутствии должной настройки такая мелочь даже у неё будет создавать дискомфорт. И Фелли по возможности формулировала требования к регулировке дайта.

— А ещё Лейфон как-то безразличен к настройкам дайта. И я не думаю, что это вызвано излишней самоуверенностью. Он очень точно вспомнил цифры, когда настраивали стальные нити, да и во время регулировок к нитям очень требователен, а к мечу так себе.

— Правда? — удивилась Нина.

— Угу. Всё-таки он к мечу так относится. Равнодушен к дайту, от которого зависит собственная жизнь. Что крайне необычно для военного.

— Эм…

Она, к недоумению Фелли, вдруг как-то растерялась.

— А я… на свои дайты вроде тоже особо не жаловалась? — выпалила Нина — её, кажется, даже пот прошиб.

— Так это потому, что твоими дайтами мы с папой всю жизнь занимались, — грустно улыбнулся Харли.

***

— Харли, ты любишь командира? — спросила Фелли, работая шваброй.

— Чтооо?! — взвизгнул Харли.

Сегодня по залу дежурила Фелли. Она небрежно прошлась пылесосом и теперь мыла пол. И в разгар уборки ни с того ни с сего задала вдруг вопрос, который возник в ходе услышанного разговора.

В зале оставались лишь Фелли и Харли. Он, напевая под нос, складывал использованное для регулировки оборудование.

— Т-ты чего это? — уронил прибор Харли и посмотрел на Фелли так, будто уронили его самого.

— Да подумалось, когда разговор ваш слушала.

Почти без расспросов готовить для Нины дайт так, чтобы она оставалась довольна — не слишком ли много стараний, если нет таких чувств?

— Ну… было дело, — откровенно признался Харли, отчего растерялась уже Фелли. — Но это в прошлом. В прошлом. Сейчас ничего подобного не испытываю, вообще.

— Правда?

— Это как бы первая любовь, знаешь? Среди знакомых мне девочек она была самая красивая. Сейчас у неё волосы короткие, а тогда были длинные, и когда подобающе наряжалась, чувствовалось благородное происхождение. Девочки из моей начальной школы воспринимались иначе. Наверное, это первая представительница противоположного пола, которую я осознал как таковую.

— Ты специально всё усложняешь, чтобы меня с толку сбить?

— У…

— Так что, сейчас всё иначе?

— Да. Её пол меня не особо заботит. Хотя, когда дружишь с детства, разве бывает иначе?

— Неужели?

— Да, наверное, бывает. Как бы то ни было, так уж вышло, что мы всегда вместе, понимаешь? Очевидные аспекты разнополости учитываем, а в остальном не особо. Если я увижу её с такой стороны, это меня, наверное, даже оттолкнёт.

— Как это…

— В смысле, я уже не хочу видеть в ней противоположный пол. Наверное, это такая степень близости? Без романтического интереса. Я же не против того, что она девушка, и не игнорирую этого факта.

— Ага… — кивнула Фелли, затрудняясь сказать, поняла она или нет.

Нормально такое для давних друзей?

— Не знаю точно, как у других. Но с Ниной всё именно так, верно? Я к ней привык, для меня она вот такая, и мне вряд ли понравится видеть, как она станет по-девчоночьи вести себя со своим парнем.

— То есть ты хочешь сказать, что углублять ваши отношения не собираешься?

— Как с женщиной — нет. Как друг и дайт-техник для военного — сколько угодно.

У неё таких друзей не было, и она не знала, характерны ли такие чувства только для Харли, или же подобные отношения распространены среди разнополых друзей детства вообще.

— За образец не особо возьмёшь.

Нина и Харли. А есть Лейфон и Лирин. Тоже друзья детства, но, в конечном счёте, наверное, другие люди. Насчёт Лейфона Фелли не знала, но уж Лирин-то наверняка хочет отношений больше, чем дружеских. Да и вряд ли она бы в противном случае специально приехала из Грендана.

Тут Фелли почувствовала, что проигрывает ей. Фелли стала задаваться вопросом — смогла бы она пойти на такое? Наверное, не смогла бы поехать следом и лишь молилась бы, чтобы Лейфон вернулся невредимым. Так она решила. А когда решила, поняла, что проигрывает. Хоть и не хотелось прямо этого признавать. Не хотелось ещё и так подтверждать бесплодность своих чувств. Не хотелось проигрывать.

— Ну и ладно, — прошептала она, возвращаясь домой в одиночестве.

Это не значит, что её радует нынешнее положение дел. Пожалуй, надо что-то делать. Но что? Может, поднять им настроение, и всё как-нибудь решится само? Но так Лирин не осуществит своей цели. Похоже, надо что-то решать именно с вопросом Лирин. К тому же Харли сказал ещё одну вещь, которая показалась важной.

— Да, кстати. Думаю, может быть ещё одна причина равнодушия Лейфона к настройке дайта.

— Какая?

Наверное, ему было неловко после разговора об отношениях с Ниной. И Харли попытался сменить тему.

— Однажды я дал ему срочно сконструированный прототип, и тот взорвался от перегрузки. Ну, это неудивительно, ведь работа была реально спешной.

— Ага…

— Так вот, анализ сломанного дайта показал, что максимальный объём выпущенной Лейфоном кэй вроде как превысил тот, что бывает обычно. Я думаю, что он не привык работать с превращённой кэй и потому хуже себя контролировал.

Что это значит? Фелли с трудом понимала.

— Прощё говоря, обычно он сдерживает объём кэй. И не только с мечом и катаной. Лейфона, видимо, не удовлетворяет сам материал дайта. Наверное, даже адамантового ему мало?

Благодаря чему, впрочем, продвинулась работа над созданием новых материалов… заключил он.

Фелли прекрасно знала, что Лейфон чудовищно силён. Но лишь теперь поняла, зачем Обладателю так нужен Небесный Клинок.

— Так что же всё-таки делать? — вздохнула она.

***

И не только она.

В доносящемся с кухни стуке ножа ощущалась резкая ярость, и Нина застыла в столовой.

Лирин готовила ужин. С самого заселения почти вся готовка оказалась на ней. За это Селина, комендант общежития, попробовала договориться об уменьшении для Лирин платы за проживание, и вроде как преуспела.

Так или иначе, Лирин оказалась на кухне одна. Хотелось поговорить, но Нина почему-то не находила сил подойти ближе и бесцельно шаталась в столовой.

Доводы Лирин казались верными. Но и доводы Лейфона Нина тоже отчасти понимала. Он бросил катану, чтобы не порочить стиль воспитавшего его приёмного отца. Наверное, Лейфон считает, что отказаться от такого решения по причине высылки из Грендана было бы слишком просто. И Лейфона можно понять. Но отец простил ему прошлое, и Лирин приехала. Эти чувства тоже нельзя просто отбросить.

Лейфон — загадочный человек. Обладал силой, которой Нине не достичь, но вырос в более жестокой среде, сделал выбор, который ни за что не сделала бы Нина, и продолжал сражаться. Быть может, самым ужасным для него были не битвы с гряземонстрами и не обременительный статус Обладателя, а ощущение, что, пачкая руки на благо приюта, Лейфон его же и предаёт? Что думал Лейфон, когда его разоблачили, когда весь приют его осудил? Чувствовал себя непонятым? Злился? А что думала Лирин?

— Что ты делаешь?

Похоже, пока Нина размышляла, Лирин закончила. Скорость её готовки потрясала даже Селину.

— Ну, я… тут…

— Всё о том же?

В голосе чувствовалось спокойствие, но лицо оставалось напряжено — было заметно, что Лирин тяжело.

— У…гу.

— Что мне с ним делать? С дураком этим…

В словах появились злость и усталость.

— Мне кажется, у него свои доводы.

— Да я понимаю.

Она начала раскладывать приборы, Нина помогала. Леу уже пришла, но осталась у себя. Скорее всего либо занимается, либо читает. Она может увлечься и забыть обо всём на свете. Селина на доске объявлений в коридоре написала, что будет поздно. На широком столе раскладывали приборы на троих. Нина поставила в центр большое блюдо с салатом и принесла жаркое в котле. Лирин разогрела выпеченные утром булочки и, положив в корзинку, тоже понесла к столу.

— Но если так, он и правда…

— Лирин? — обернулась Нина, когда Лирин вдруг замолкла.

Она пошатнулась. Нина тут же бросила жаркое и подхватила Лирин. Раздался грохот упавшего котла, булочки скатились со стола на пол.

— Лирин?!

Она обмякла на руках у Нины. На лице Лирин не было ни кровинки — она была такой мертвенно-бледной, что у Нины перехватило дыхание. Из чуть приоткрытого рта с сухим шелестом выходил воздух.

— Лирин?! — громко крикнула она.

После Нина попросила прибежавшую на шум Леу прибраться в столовой и бросилась в больницу. Лирин госпитализировали. Её уложили в койку и поставили капельницу, а Нина, глядя на лицо спящей, почувствовала вскипающую волну гнева.

Поэтому Нина ушла из больницы и направилась к нему.

Сила необходима. Лейфону необходима ещё большая сила. Нина думала об этом давно — всё это время. Думала с самого приезда Лирин.

Нина не забыла Маиас. Саварис теперь здесь. Обладатель Небесного Клинка. Вместо наёмников Грендан прислал за Свергнутым Обладателя. Если бы этим всё ограничивалось, и если существовал бы способ захватить Свергнутого без жертв, против не выступили бы ни Нина, ни Кариан, ни кто-либо ещё. Да отдали бы с радостью. Наверное, она даже была бы не против, если жертвовать пришлось бы только собой. Но не знала, чем всё обернётся. Как с Дином. К тому же у Савариса есть и другая цель. Сразиться с Лейфоном. Для чего? Заранее убрать помеху? Или же…

Лейфону надо стать сильнее. С самого приезда Лирин Нина жила напряжённым ожиданием. Когда — сегодня, завтра? В таком ожидании как-то пролетели три месяца. Она убедила себя, что всё обошлось, но беспокойство в душе осталось. Военный, равный Лейфону по силе, приехал из Грендана сразиться с ним. И у Нины не было уверенности в победе Лейфона.

Ему надо стать сильнее. Но Нина не знала как. Как сделать сильнее того, кто уже сильнее тебя самой? Он ведь не на нуле. Это как находясь на десятом уровне придумать, как с сотого перейти на сто первый.

Возможно, стоит всё сказать как есть. Но что ответить, когда Лейфон спросит, откуда она знает? Что ей было видение? Как рассказать о Маиасе? Всё так сложилось из-за того, что она связалась с Диком. Связалась самым невероятным образом. Кругом одни загадки, она бы с кем угодно посоветовалась. Но вдруг таким образом станет вовлечён и советчик? Такого допускать нельзя. Что она может себе позволить? Поскольку Нина не знала, пришлось выбрать бездействие. Особенно в отношении Лейфона. Он дерётся не по своей воле, Нина не может втянуть его в битву, которую сама толком не понимает. Однако…

Нина нажала кнопку лифта и начала спуск под землю. В отделение центрального механизма Целни. Сегодня не её смена, но работники внутри лишь беззаботно окликали Нину. Она отмахивалась и искала Лейфона.

Они вошли в летний пояс, отчего в отделении было ещё жарче. Повысилась влажность. От простой ходьбы на лбу выступал пот. Нина шла вперёд в этой духоте.

Есть. Этой ночью Лейфон работал довольно близко к ядру. Он стоял неподвижно, сжимая швабру. Не похоже было, что специально отлынивает. Скорее всего, глубоко о чём-то задумался.

— Лейфон.

— Что? — удивлённо посмотрел Лейфон на окликнувшую его Нину. — Командир? Ты здесь откуда?

— Лирин в обморок упала.

— Что? — растерялся он.

— Видимо, от долгой поездки и смены обстановки накопилась усталость — сегодня её срочно госпитализировали.

— В-вот как? — побледнел Лейфон и задрожал.

Однако мчаться в больницу, кажется, не собирался.

— Не пойдёшь?

— Я…

— Почему отказываешься от предложенного?

Вот из-за чего он колеблется. Нина чувствовала.

— Ты же слышала? Я предал отца. Что я могу взять после такого?

— Дело и правда в этом?

— Да.

— И не в затаённой обиде? Ведь столько времени прошло…

— Да откуда ей быть?!

Ручка швабры с треском сломалась в его руках. Сухой треск влился в грохот центрального механизма и, отдаваясь эхом, затих. Вцепившиеся в обломки руки тряслись.

— Ты не знаешь, о чём говоришь! На что шёл отец ради нас…

— Так почему же ты безразличен к его воле?

Нельзя заражаться эмоциями Лейфона. После недавней ссоры Нина это понимала. Да и Лирин поняла бы, в иных обстоятельствах. Но тогда, наверное, хотела дать выход и собственным эмоциям. Ведь с этими чувствами она приехала в Целни.

— Твой отец признал свою неправоту. Так зачем отвергать? Получается, тебе нет дела до его воли.

— Да я… Да знаю я.

Лейфон смотрел в пол. Нина протянула к понурившемуся Лейфону руку.

— Я хочу, чтобы ты стал сильнее.

— Командир…

— Не знаю, какой выбор ты сделаешь дальше. Но если не вернёшься в Грендан, если какое-то время будешь у нас военным, я хочу, чтобы ты стал хоть немного сильнее. Лирин правильно говорит. Здесь не Грендан. Я не могу прикрыть твой тыл. Мне сейчас за тобой не угнаться.

Он попытался что-то сказать. Но слов не прозвучало. По взгляду Нина поняла — Лейфон в ней разочарован. Она не знала, почему.

В чём дело? Этот взгляд её потряс. Почему Лейфон… выглядит брошенным?

— Лейфон… я…

— От тебя…

Продолжить он не смог. Лейфон проскочил мимо неё.

— Постой!

Но он не остановился. А она не погналась. Осталась лишь сломанная швабра.

***

Сражённый тяжёлым ударом, Горнео со стоном опустился на колени.

Стояла глубокая ночь. Тренировочным комплексом в такое время не пользовались. Свет горел лишь в помещении, отведённом пятому взводу. Но оно не примыкало ко внешним стенам, и свет не просачивался наружу.

— Ещё слабоват. Я думал, что внешний мир хоть немного научит тебя уму-разуму, а ты всё там же?

Боль грозила опустошить содержимое желудка, хотелось кататься по полу, свернувшись в клубок. Но голос не проявит снисхождения к подобной слабости.

— Ещё не всё… — прохрипел Горнео, напрягая онемевшее горло.

— Да-да, хоть хребет покажи.

Он пересилил онемевшее тело и посмотрел снизу вверх. На старшего брата. Саварис Кёллафин Люкенс. Зачем он здесь?

Сначала, когда брат вдруг появился в комнате Горнео, тот растерялся. Для Обладателя Небесного Клинка и защитника города выезд из Грендана казался немыслимым поступком. Но Саварис и в самом деле стоял перед Горнео.

Целью Савариса, как оказалось, был захват Свергнутого.

Это бред. Так полагал Горнео. Он знал о Свергнутом. Но считал, что это лишь сказки для военных. Но чтобы такой легендарный военный, как брат, возжелал его настолько, что покинул Грендан… Горнео не понимал.

Но Саварис сказал:

— Это, видишь ли, приказ Её Королевского Величества.

И пришлось поверить. Ведь когда говорит королева — чьё положение значительно выше даже Обладателей — иного не остаётся. Пришлось принять факт, как бы он ни потрясал. Вот что значила королева.

А когда Горнео поверил, стали проясняться некоторые возникшие у него вопросы. Странный доклад семнадцатого взвода в разрушенном городе. Внезапный роспуск десятого. Непонятный бой взводов, предшествовавший роспуску. Объявившиеся в то же время наёмники. И необъяснимое безумие Целни. Что, если всё это имеет отношение к Свергнутому? В таком случае он — яд в теле города. Особенно если связан с безумием Целни.

А что, если… подумал Горнео. Грендан. Безумный город бродит по опасным районам. Что, если это тоже из-за Свергнутого? Зачем Свергнутый Грендану, королеве? Впрочем…

С их невероятной встречи прошло три месяца.

— Ну, долго тут пошатываться будешь?

А что делал эти три месяца брат? Горнео поднялся и, тяжело дыша, посмотрел на него. Всё та же вечная улыбка, что и до расставания в Грендане. Выглядит уже чуть старше. С приезда в Целни прошло уже пять лет. Время достаточное, чтобы оставить свой отпечаток на чертах лица. У Савариса, наверное, сложилось аналогичное впечатление. Хотя нет, не исключено, что он вообще не помнит, каким был Горнео пять лет назад.

И, тем не менее, время от времени приходил к нему и таким образом тренировал. Регулярности в визитах не было — случались перерывы в два-три дня, бывало, что не показывался неделю. И явно не собирался рассказывать, чем занимался в дни своего отсутствия. Ночевал, скорее всего, в хоробусе Салинванских Наёмников. В ходе недавнего военного турнира против Маиаса предводитель Хаиа, что-то задумав, устроил поединок с Лейфоном — уж не замешан ли Саварис и здесь? А если так, уж не собрался ли драться с Лейфоном?

— Очень на тебя надеюсь. Думаю, как вернёшься, тут же сделаю помощником инструктора в додзё.

— Чт…

От услышанного Горнео лишился дара речи.

— Вообще, думаю, ещё пять лет реального боевого опыта — и будешь отцовским наследником.

— Нет, подожди. Так сразу помощником инструктора… Есть же другие, сильнее меня. Парсель-сан, Дельниц-сан. А уж наследовать род Люкенсов…

— Эти двое уже помощники. К тому же, Гор, половина тех, кто были помощниками при тебе, уже мертвы.

— Как…

Саварис беззаботно упомянул смерть родственников. Как с Гахардом. Тогда Саварис сообщил в той же манере. Беспечно, словно и не задумываясь о чувствах брата.

— Вот ведь, сколько ни тренируйся, а умрёшь мгновенно. Мы в этом мире лишь временные гости.

— Брат.

— Впрочем, в этом своё веселье.

От вида Савариса по спине пробежал холодок. Не удавалось отделаться от чувства, что Саварис… старший брат… это существо видело жизнь в совсем иных красках. Горнео вспомнил себя в Грендане. На Савариса, Обладателя Небесного Клинка, все смотрели с уважением — кроме Горнео. Он испытывал лишь страх. При взгляде на Савариса неудержимо тревожило чувство, будто это некое чужеродное существо изображает человека.

— Брат! — громко крикнул Горнео, чтобы унять дрожь. — Ты должен наследовать род. Разве может быть иначе?

— Не выйдет. У меня ни малейшего интереса к существам женского пола.

— Что?!

— Ага. Ну и к своему полу тоже не особо. У меня просто нет половых желаний. Я не обследовался, но у меня, может, и семени-то нет. Глава рода, неспособный произвести детей — это к несчастью.

Что может сказать младший брат, когда старший спокойно делает такие заявления?

— Так что мне остались лишь битвы. Только они меня радуют. Ух, скучно! А как там Лейфон, совсем расслабился? Я на него так надеялся. Думал, Свергнутый будет с ума сходить. Думал хоть одним глазком увидеть силу Грендана, хоть долю этой силы!

Саварис глядел в потолок, а Горнео потрясённо наблюдал за Саварисом.

— Вот скука-то! Вот спокойствие! Блин! Неужто нет в мире места лучше Грендана? Потому Линтенс-сан и приехал, что больше некуда, так, что ли?!

Горнео не понимал негодования брата.

Сразиться с сильным. Будь то гряземонстр или военный. Это желание Савариса не изменилось с отъезда Горнео. В других додзё такой настрой Савариса воспринимали как естественное для Обладателя стремление развиваться. Это его и выделяло. Но Горнео, вынужденного жить с этим существом как член семьи, такой брат лишь пугал. Горнео понимал, что военный обязан развивать свою силу, но в желаниях брата крылось нечто большее. Стремление забыть обо всём и броситься в пучину боя, подобное безумию самого Грендана — вот что ощущалось в Саварисе. Вот почему Горнео его боялся.

Когда Саварис закончил рычать в потолок и опустил взгляд, от ярости не осталось и следа.

— Итак, ради этого тебе надо освоить по крайней мере семьдесят два таинства. Потом выберем коронный приём. Что до секретных техник, тут уж сам постарайся.

Горнео сам не заметил, как восстановилось дыхание. Сам не заметил, как тело сгруппировалось.

— Когда в Грендан уедешь, девочку захватишь? — произнёс Саварис ровно в ту секунду, когда Горнео пустил кэй и занял стойку.

— А?

Перед глазами встало лицо Шанте.

— Слабость.

Кулак Савариса мягко ударил в нос.

***

Шлем упал на пол и раскололся. Группа медиков, ожидавших у нижнего входа Грендана для лэндроллеров, забыли о своих обязанностях и застыли, напуганные грохотом и ощутимой волной ярости. Бушующая кэй развевала длинные женские волосы. Бетонный пол под ногами покрылся странными трещинами. Свидетельство того, что хлеставшая из Каунтии кэй сразу превращается во внешнюю. С закушенной губы потекла струйка крови. Перед этим стоявший рядом Реверс слышал глухой хруст. Видимо, коренной зуб сломался.

— Как же я… — простонала Каунтия, выплюнув зуб.

Костюм был изорван. Порвался в нескольких местах от первого сверхскоростного удара, второй и третий увеличили разрывы. Для защиты от загрязнителей Каунтия заказывала сверхлёгкий костюм, и при его создании пожертвовали прочностью. Очевидная закономерность. Впрочем, и обычный костюм рано или поздно постигла бы та же участь. Такую отдачу порождала бурная кэй, не предусматривающая защиты. По этой причине пребывание Каунтии в бою ограничивалось. Десять ударов. Дальнейшее выполнение приёмов окончательно разрушит костюм.

Сейчас её тело местами было обнажено, кожа почернела от сжигавших её загрязнителей. Медики хотели оказать помощь, но не могли приблизиться, пока бушевала кэй.

— Каунтия… Тия, довольно. Всё конечно.

Реверс приблизился, не обращая внимания на волны свирепствующей вокруг кэй. На поверхности жёсткого костюма раздался звук удара, но и костюм, и большая голова — не защищённая больше шлемом — остались невредимы.

— Кончено?

Взгляд широко раскрытых глаз опустился на Реверса. Налитые кровью глаза пылали гневом.

— Что? Бой? Или смысл моей жизни?

— Тия.

— Или я уродина, неспособная одержать победу, и Небесный Клинок не для меня?

— Тия! — коснулся он руки Каунтии. — Мы и победили.

— Он ушёл. Ушёл ведь?!

Её рука дрожала. От гнева? От презрения к себе? Свою чрезмерную агрессию Каунтия обрушивала не только на окружающих, но и на себя.

— Ушёл, но к Грендану уже не сунется. А значит, победа за нами. Ведь мы защитили Грендан.

— Это не…

Она набрала в грудь воздуха, чтобы заорать. Но гнев утонул в искреннем взгляде Реверса. Каунтия зарычала, стоя на месте. Но испускать кэй прекратила. Медики обступили Каунтию и, обрабатывая раны, повели в медпункт.

— Отличная работа, — окликнули Реверса, пока тот провожал взглядом ковыляющую к медпункту Каунтию.

Заговоривший не уступал ей ростом.

— Тройатт-сан. Чем кончилось? — спросил Реверс, глядя снизу вверх.

— Госпожа говорит, сбежал. Выходит, ты не соврал.

От услышанного на его лице появилось облегчение. Он уверял Каунтию безо всяких на то оснований, просто успокаивал.

— Мне сказали прикрывать с тыла. Но я уже не догоню. Бармелин могла бы что-нибудь сделать, но она после недавних событий не в духе.

Пресекая вторжение во внутренние палаты, Бармелин прошла через жуткую вонь и с тех пор, говорят, не выходит из дома.

— Линтенса бегущий противник вообще не интересует. Он официально получит имя.

Получит имя. Старая особь пережила бой с Гренданом.

— Он был и правда силён, — серьёзно кивнул Реверс, хотя заметных повреждений, не считая комьев земли, на нём не было.

При этом он, защищая Каунтию, принимал на себя клыки огромной старой особи, останавливал удар собственным телом.

— От тебя звучит не очень убедительно.

— Вовсе не…

— Впрочем, ты сильнейший рыцарь, гордость нашего города. Уж на такое тебя должно хватать.

В это время из коридора, в котором скрылась Каунтия, послышался шум.

— Вон, принцесса зовёт рыцаря.

— А, да. Ну, я тогда…

Высокий красавец, прищурившись, провожал Реверса взглядом.

— Ох, мне бы такую невинную любовь найти. Надоело, когда одна постель, — пробормотал Тройатт и вдруг задумчиво склонил голову набок. — Стоп, уж не моя ли в том вина?

Само предположение выглядело бредовым, и Тройатт, почёсывая голову, вышел.