3. Состояние
Он чувствовал себя не в своей тарелке. Всё умиротворение прошедших месяцев как ветром сдуло. Жизнь после турнира с Маиасом протекала размеренно, без особых происшествий, и вдруг.
Лейфон пришёл в отчаяние.
— Ох, что делать? Взял и сбежал.
Злость от разговора с Ниной уже прошла. Теперь больше терзало чувство вины за то, что бросил работу и кричал на Нину, а звук своих нетвёрдых шагов в безлюдном переулке многократно усиливал одиночество. Можно было просто уйти в общежитие, но почему-то сложилось впечатление, что она и там готова преследовать, и Лейфон не пошёл. Хотя нет, к нему-то Нина вряд ли придёт…
Бесцельно слоняясь по кварталу в окрестностях общежития, Лейфон заметил какой-то свет. И пошёл на него, как мотылёк.
Это оказался комплекс торговых автоматов. Такие точки стояли в нескольких местах жилого района. Здесь продавались не только напитки, но и еда — от кондитерских изделий до полуфабрикатов — и моющие средства. Территорию закрывал лишь навес, и дул лёгкий сквозняк. Здесь часто собирались те, кто не спит допоздна, но сегодня никого не было. Лейфон сел на стоявшую рядом скамейку.
Он сделал долгий выдох. Хотелось таким образом выпустить всё скопившиеся внутри неприятные чувства, но, конечно, не вышло.
Взять катану. То есть право наследовать школу Сайхарденов. Не могло быть большего счастья. Следовало радоваться.
Он был ещё маленьким. Таким маленьким, что только начал что-то понимать — из памяти удавалось извлечь лишь отдельные картины. Вспоминался приёмный отец, отрабатывающий удары в додзё. Обнажившись по пояс, он молча, без выкриков, совершал взмахи деревянным мечом. В мече была железная вставка, чтобы воспроизвести вес настоящего дайта.
От каждого взмаха содрогался воздух, и маленький Лейфон, откинутый волной, с размаху сел на пол. Кажется, он не плакал. Лишь смотрел, как играют мышцы отца — напоминающие сплетённые канаты — и как что-то вокруг дрожит от ударов. Лейфон ещё не знал, что это кэй.
Отец закончил упражнение, посмотрел на Лейфона и улыбнулся. Больше в додзё никого не было. В те дни оно чуть не закрылось — учеников можно было сосчитать по пальцам. Да и те приходили далеко не каждый день — одновременно занимались и в других додзё. Отец уже не ходил в бой.
«Хочешь подержать? — спросил он. — Ты единственный военный в приюте. Однажды ты возьмёшь дайт и встанешь на защиту народа Грендана».
Что значит «военный», Лейфон тоже не знал.
Он взял меч отца двумя руками. Пропитанный потом деревянный меч и впрямь оказался тяжёлым. Лейфон чуть снова не шлёпнулся, но удержался. Сжав рукоять, он напряг все силы, чтобы занести меч над головой, но не удалось и этого — Лейфон упал вперёд. Отец, смеясь, взял его на руки.
— Ничего, — успокоил отец готового заплакать Лейфона. — Пока ты не вырастешь, я буду вас защищать. Потом твоя очередь.
С того дня он решил, что катана будет в его руках. Хотелось стать как отец.
Следовало радоваться. Он думал, что больше не возьмёт катану — но отец разрешил.
Но нельзя же так взять и вычеркнуть собственное деяние. Пятно на имени Небесного Клинка, предательство народа Грендана… Всё это Лейфона не волновало, но нельзя впутывать сюда стиль Сайхарденов. Нельзя позорить отца, защищавшего их детьми.
Лейфон сражался мечом, и военные, изначально заинтересованные в школе Сайхардена, пришли к выводу, что Лейфон с ней порвал. Благодаря этому, хоть на время в додзё просто не осталось свободных мест, позже туда вернулось прежнее запустение. Чувство вины присутствовало, но он решил, что так лучше. Все хотели освоить школу Сайхардена лишь из-за принятия Лейфоном Небесного Клинка. Но Лейфон не верил, что с таким отношением в ней можно преуспеть. Он тогда не знал подробностей, но слышал, что костяк прославившихся в других городах Салинванских Наёмников составляют военные, прошедшие школу Сайхардена — их слава докатилась и до Грендана. Лейфон и представить не мог, что предводитель окажется боевым братом приёмного отца.
Некоторые, услышав о таком, тоже приходили в додзё — но в итоге тоже перестали.
— Всё-таки это стиль для наёмников, — сказал один из них напоследок, бросив обучение.
Лейфону стало очень обидно.
Что стало с тем человеком? Кажется, они встретились в одном из официальных боёв. Что потом, Лейфон не знал. Если жив — наверное, воюет в Грендане. И тогда, может, уже понял, что учение Сайхарденов не обман?
Кто-то говорил, что Лейфон бросил Сайхарденов, потому что учение не пришлось ему по душе. Настоящий Обладатель, предпочёл классический стиль, ошибочно хвалили некоторые. Злость брала, но Лейфон сдерживался. Ничего другого не оставалось.
Драться означает выживать. В драке глупо кричать о нечестности и капризничать. Чтобы драться, надо выжить — защищать может только рука живого. А мертвец способен лишь вернуться в землю. Что тут не так? В минуты боя наверняка так мыслит каждый. Однако, когда бой уже позади, те же военные воротят нос от учения Сайхарденов.
— Я понимаю, о чём они… — говорил Лейфон, но кривил душой.
Хотелось сказать, что они неправы. Он как бы воспринял понятия честности и справедливости, они позволили сохранить самообладание. В критической же ситуации они лишь толкнут на какое-нибудь идиотское безумство. И он шёл в бой, всегда помня об этом. Лейфон хотел жить. Он не отказался от этого желания. Просто учение Сайхарденов жило в сердце Лейфона и без катаны в руке.
Донеслись приближающиеся шаги, он поднял голову, засуетился и, отыскав платёжную карточку, двинулся к автоматам. Шаги, кажется, направлялись сюда. Человек, сидящий, понурившись, на скамейке в ночи, выглядит подозрительно. Возникшее чувство неловкости и толкнуло Лейфона к автоматам.
— Что ты здесь делаешь? — окликнули его, когда он застыл перед автоматом с напитками, выбирая.
— А?
Фелли. Несмотря на ночное время, она была в опрятной гражданской одежде.
— Сама-то куда так поздно?
— Никуда, зачиталась немного, и уже такой час. Проголодалась слегка.
— Да? Но ты…
— Не в пижаме же выходить, — отрезала Фелли и быстро купила напиток и десерт.
Лейфон полагал, что она уйдёт, но Фелли выбрала скамейку возле столика и, усевшись, распаковала десерт.
— Фелли?
— Ты очень кстати. Удели мне минутку.
— Э, хорошо, — кивнул Лейфон и растерянно нажал кнопку.
Взяв банку в руку, он понял, что заказал горячий напиток.
— Фонфон, ты окончательно настроен отказаться?
— Вот ты о чём.
Фелли задала тот же вопрос, и это уже немного утомляло.
— И командир? Впрочем, я тебя в чём-то понимаю.
— Угу…
— Но её сомнения естественны. Ей казалось, что ты ищешь прощения, и не так легко принять, что ты его отвергаешь. К тому же Лирин-сан и нас попросила выслушать. Думаю, она хочет, чтобы рассудили и мы.
— …
— Я считаю, тебе надо взять.
— Почему?
— Потому что дерёшься.
Она провела пальцем по влажной поверхности банки.
— Если бы ты больше не был военным и не дрался, наверное, лучше бы и не брать клинок. Иначе ты бы точно начал сожалеть.
Сожалеть. От этого слова на душе потяжелело. Хотелось возразить. Но с дайтом в руке комфортно, это факт. Сперва оказывал давление президент школьного совета, и Лейфон даже противился, но теперь подумывал, что всё не так уж и плохо. Не чувствует он себя несчастным, сражаясь вместе с Ниной и остальным семнадцатым взводом. Неприязни к Кариану тоже не осталось. Когда Нина без вести пропала, а Целни сошёл с ума, Кариан — человек небоеспособный — встретился лицом к лицу с разумной старой особью, могущественным Харпе. Тогда Лейфон увидел, что Кариан по-своему — иначе, чем Нина — борется за Целни. И даже зауважал Кариана.
— Но если так будет и дальше, то есть если ты и дальше предпочтёшь сражаться с гряземонстрами, надо брать катану.
— Да я и без неё…
На многое способен.
— Но у тебя в руках не Небесный Клинок, а обычный дайт. Разве его хватает? Тебе-то?
— Э…
Не поспоришь. В отличие от Небесного Клинка, другие дайты не выдержат полного напора кэй Лейфона. До сих пор он ни с кем об этом не разговаривал. Ведь поначалу особых проблем не возникало. До принятия Небесного Клинка были такие же трудности. Интересно, кто заметил?
— Что сказала командир?
— Ч-чего это ты вдруг?
— Ты как-то пал духом, а её мнение, скорее всего, совпадает с моим. Мне интересно, как она довела тебя до такого. Не хотелось ввязываться, но, видимо, придётся её поддержать.
— П-пал духом…
А ведь и с этим не поспоришь. Отчего Лейфон пал духом… нет, чем разозлили слова Нины?
Вот.
«Я не могу прикрыть твой тыл». Всё из-за этих слов. А говорила, что сильными станем вместе.
— А ты чего ждал?
— Что?!
Он, кажется, услышал смешок.
— Зная собственную силу, ещё удивляешься?
— Что? Нет, я…
— Да я бы сказала, тебе извиниться надо.
— За что…
— Я слышала. Это ведь ты в последнюю секунду снёс флаг в бою с Маиасом?
— А, да.
Бой с Маиасом. Фелли похитили, и пришлось выйти на поединок с Хаиа. Группа Нины в качестве диверсионного отряда двинулась захватывать флаг. И всё бы хорошо, если бы каждый безупречно исполнил свою задачу.
В конечном итоге победа осталась за Целни.
— Вряд ли Хаиа оказался лёгким противником. Он же предводитель знаменитой группы наёмников, пусть и бывший. Кроме тебя в Целни не найдётся военного, способного одолеть Хаиа. А ты в бою с ним успел помочь группе.
Тут Лейфон понял, что хочет сказать Фелли.
— Конечно, всё началось с моего похищения, за что я чувствую большую вину.
— Что ты, ты вовсе не…
Если кто виноват, так это он. Хаиа был помешан на Лейфоне из-за их принадлежности к одной школе. Своего рода внутренняя распря, в которую Фелли просто втянули.
Кариан вознамерился одержать победу в военном турнире и перевёл Лейфона на военный факультет. И Лейфон чувствовал вину за то, что подводит Кариана. Притом, конечно же, воспринимал Хаиа всерьёз. И не зря, как показало ранение левой руки.
— Проблема в твоей раненой руке.
— Да это же…
— Если бы ты, например, узнал, что я или командир из-за тебя ранены, сохранил бы спокойствие?
— У…
— Ты сильный. Настолько, что можешь драться с Хаиа и одновременно помочь командиру. Нам тебя никак не прикрыть. Я психокинетик и смотрю на это иначе, чем она, но командир, сражаясь на фронте, должна чувствовать это сильнее. И в случае чего, наверное, тебя не спасёт. А так недалеко и до вывода, что это она виновата. Чего она, в таком случае, от тебя хочет? И почему? Не задумывался?
— Работа с катаной не решит проблему дайта.
— Но с ней ты наверняка сможешь больше.
Да, это так.
— Если это повысит вероятность твоего выживания хоть на сотую или миллионную долю, я хочу, чтобы ты взял катану.
— Такие шансы ничего не дадут. Придёт время умирать, и умрёшь. Я часто такое видел, — подыскивал отговорки Лейфон, загнанный доводами в угол.
В следующую секунду Лейфон почувствовал взгляд Фелли — она встала и занесла правую руку. Он мог уклониться. Но выражение лица Фелли в тот момент заставило обо всём забыть. Чуть покрасневшие щёки, сузившиеся глаза... В таком лице любой увидит ярость.
Что-то звонко хлестнуло по щеке.
— Тебе не понять, — произнесла Фелли чуть дрогнувшим голосом. Чувствовалось, что вспышка удивила и её саму. — В жизни не понять, как это тяжело — сознавать свою беспомощность.
Фелли не стала садиться — просто ушла.
— Раскусила? — пробормотал Лейфон, оставшись в одиночестве.
Если морально не готов, но упрямо пытаешься отбиваться, в итоге всегда останешься в дураках. В таких случаях только убегать. Но что делать, когда понял, что бежать некуда?
***
Она очнулась ночью. Сразу поняла, что в больнице. Чуть позже вспомнила, почему здесь оказалась.
— Ясно, в обморок упала.
Вспомнила, как уходило сознание, и вздохнула. С Лирин такое впервые. Её впервые госпитализировали, хотя с визитом в больницу ходить доводилось. К Лейфону — по приезде в Целни — и в Грендане к приёмному отцу, когда тот попал в больницу после нападения гряземонстра.
Лирин рассеянно смотрела в потолок. Она и представить не могла, что попадёт в больницу сама. Первый выезд, первый раз вне города. Многое впервые, но Лирин держалась — и вот скопившаяся усталость разом выплеснулась.
В руку была вставлена капельница. Ворочаться нельзя — неудобно, подумала Лирин.
— Я-то думала, что только здоровьем и могу похвастать, — прошептала она и уставилась в окно.
За окном раскинулся ночной город. Три месяца. За такое время вполне можно приспособиться, но было до сих пор неуютно. Может, цвет неба какой-то другой? Улицы точно другие. Грендан выглядел как-то проще. Может, звёзды другие?
Люди другие. Здесь нет высшей школы, в которую поступила Лирин, нет Синолы-сэмпай, нет одноклассниц, с которыми Лирин сдружилась. Нет приюта, нет отца. Только Лейфон. Лейфон, которого теперь нет в Грендане.
— Как мне быть? — растерянно прошептала она и услышала робкий стук.
Судя по часам на стене палаты, стояла глубокая ночь. Кто пришёл в такой час? Кто-то из персонала? Лирин замешкалась с ответом, и дверь открылась. Дверь была раздвижная, открылась тихо.
— Лейфон?
Ночной свет из коридора осветил силуэт Лейфона.
— Прости, не спишь?
— Н-нет, — поспешно мотнула головой Лирин и жестом подозвала к койке.
— Как ты?
— Нормально. Устала, наверное.
— Командир сказала, переутомление.
— Ну да.
Ночной свет не позволял разглядеть лица Лейфона. Но тон речи передавал его неловкость. Что теперь делать? Раньше такой серьёзной ссоры не случалось. Обычно объектом гнева был Лейфон, а сердиться полагалось Лирин. Он просил прощения, она прощала. Так что на этот раз? Она считала, что Лейфон и сейчас неправ. Но вправе ли она злиться?
Когда он отказался от присланного отцом дайта, Лирин очень расстроилась. Тем самым Лейфон будто сказал, что ему больше не нужны те, кого он оставил в Грендане. Лейфон уехал окончательно, и складывалось впечатление, что рассчитался с Гренданом как с безвозвратно ушедшим прошлым. И с точки зрения Лейфона это, может, и правильно. Раз возврата нет, надо ставить точку. И тогда привезённый дайт может, напротив, стать обузой.
— Скажи, Лейфон. Я зря старалась?
— Вовсе нет, — чуть заметно покачал головой Лейфон. — Я счастлив. В самом деле счастлив. Отец простил меня. Нет большего счастья.
— Но тогда…
— Но мне дозволили взять то, что я уже решил не брать, и это непросто. Чтобы разобраться в себе, нужно время.
— Вот как…
Они снова умолкли.
Но правда ли дело лишь в этом? Сомнения остались. Хочет ли он забыть Грендан? Лирин хотела спросить. Хотела услышать ответ. Казалось, что тогда её путешествие по-настоящему завершится. Что она сможет решить, верны невысказанные ею чувства или нет.
Но она произнесла другое.
— Скажи, сколько раз ты попадал в больницу после приезда сюда?
— Что?
— Нина говорит, ты часто оказывался в больнице?
Нападение личинок после поступления, экспедиция в разрушенный город, обрушение в Целни и бой с Хаиа. Четыре раза.
— Угу.
— А в Грендане лишь раз? Часто бывал ранен, но до госпитализации не доходило.
Да и тот раз не в бою с гряземонстрами, а вскоре после Небесного Клинка, несчастный случай на тренировке.
— Угу.
— Скажи, ты знаешь, почему стал получать такие травмы, приехав в Целни?
В Маиасе, увидев хаос, который вызвало само появление гряземонстра, Лирин поняла. Насколько необычно положение Грендана. И насколько Грендан безопасен.
Иметь сильных военных — счастье для города. Не говоря уже о Грендане, где было двенадцать — считая Лейфона — Обладателей Небесного Клинка с их запредельными способностями. Нет более удачливого города. Но счастьем это, несомненно, было и для самих Обладателей. Потому что с каждым делят нагрузку военные его уровня. Нет нужды взваливать проблему на одного. Даже если не справишься, за твоей спиной наготове сравнимые по силе военные. Иначе говоря, нет нужды перенапрягаться.
Есть, конечно, и другие причины. Например, Лейфон теперь не Обладатель, Небесного Клинка у него нет. Не существует дайта, адекватного полной силе Лейфона. Тоже проблема.
— Угу, — чуть кивнул он.
Лирин не знала, понял он или нет. Но торопить не стала. Это ведь он к ней пришёл.
— Верно. В Грендане не требовались безумные действия. Достаточно было драться с врагом, подходящим по силе. Был Небесный Клинок. Да. Ты права, я не видел лучшего дайта, — медленно подбирал он слова. — Был Учитель, Саварис-сан, другие Клинки. Наверное, нет окружения лучше. Думаю, я, как военный, был в идеальных условиях. Знаю, именно поэтому теперь надо принимать решения, которые сделают меня хоть немного сильнее. Я обязан выбрать катану.
— Значит…
— Угу. Знаю. Я правда обрадовался. Я же, всё-таки, военный школы Сайхарденов. Нет большего счастья, чем прощение отца. Я не мог избавиться от зависти к Хаиа. Ненавидел его за то, что он мог спокойно драться катаной.
Она уже знала, что Хаиа — предводитель Салинванских Наёмников.
— Скажи, мне правда можно взять катану?
Голос Лейфона дрогнул. И Лирин поняла, отчего он не взял сразу. Боялся.
А когда поняла, из глаз хлынули слёзы. Он боялся. Сомневался, правда ли, что отец простил. Может даже думал, что в коробочке не дайт, а письмо об отлучении. Может, думал, что снова будет отвергнут. Хотя такого быть не могло. Но однажды весь приют оттолкнул Лейфона. Его назвали предателем, подлецом. И приёмный отец тогда не сказал ничего. Ни слова утешения. Он тоже был потрясён.
— Отец вот что сказал. «Я стал слишком далёк от боя. Стал учить в додзё и не успел оглянуться, как превратился в чистоплюя. Сайхарден — боевое искусство для катаны. Я забыл, что бьются за выживание».
— Отец…
В слабом ночном свете Лирин увидела, как вздрагивают плечи Лейфона. Дрожал и голос. Неестественно высокий голос.
Она не заметила, когда и собственный голос начал дрожать.
— Твой путь станет ещё труднее, и эта вещь понадобится — неважно, наследуешь ли ты что-либо. Ему больше нечего тебе дать. Он сказал, что хочет дать хотя бы свободу, хочет, чтобы тебя ничего не держало.
Она вспомнила. В детстве, когда отец ещё не занялся по-настоящему обучением Лейфона. В саду приюта он пытался махать деревянным мечом, который утащил из додзё. Она смотрела, как Лейфон, которого мотало из-за тяжести и центробежной силы, отчаянно старается подражать отцу.
— Нравится? — спросила Лирин.
Она ещё не понимала, чем военные отличаются от гражданских. Думала, что военным можно стать, если очень постараться. Но мальчишки приюта бегали с мечами, изготовленными из бумаги для рисования и каких-то веток, и мешали играть Лирин и другим девочкам, так что она не любила военных. И никак не понимала, зачем мальчики хотят ими стать.
Лейфон хочет стать военным. Так она думала. Ну вот, такой же мальчишка. Всегда задумчивый, с другими мальчиками особо не играет, но мальчишка. Это как-то разочаровывало. Она так хотела поиграть с ним в куклы…
— Угу.
Упав под весом деревянного меча, Лейфон, смеясь, посмотрел на неё. С этой улыбкой он не был похож на обычного Лейфона, он просто сиял — Лирин хорошо помнила.
Потом узнала, чем отличаются военные от гражданских, и что Лейфон военный. Отец начал с ним тренировки и изготовил для него деревянный меч. Он часто ломался у неё на глазах. Она всегда смотрела, как Лейфон отрабатывает удары.
Потом он стал Обладателем. Потом… потом уехал из Грендана и теперь в Целни.
— Я счастлив. По-настоящему счастлив.
— Да…
Они даже не глядя друг на друга знали, что плачут оба. Она ощутила слезу Лейфона возле своего уха. Слеза Лирин же скатилась на его затылок. Она не знала, кто первый раскрыл объятия. Просто слёзы лишили их сил, и они обнялись, чтобы поддержать друг друга.
Хорошо. Лейфон не отбросил Грендан. Не рассчитался с прошлым. Не утопил существование Лирин в глубинах памяти как дело уже минувших дней. Это невероятное счастье.
— Не забывай нас.
— Как вас забыть?
Они в упор посмотрели на заплаканные лица друг друга.
Их губы будто сами соединились.
***
В это время Альсейла сидела в хорошо знакомом баре в качестве Синолы.
— Хм? — подняла она мутный взгляд к потолку.
В полумраке мало что было видно, но стилизацию под дерево исполнили как следует, под потолком тянулись балки. От табачных смол и масла для жарки они поменяли цвет, словно под стать времени года.
— Что такое? — поинтересовался хозяин у странно ведущей себя Синолы — прежде они учились в одной школе.
Впрочем, Синола всегда была эксцентрична. Он просто полюбопытствовал.
Она лишь бессвязно простонала и снова подняла взгляд.
— Похоже, скучаешь. Это из-за той девочки?
— Да уж. Не надо было отпускать. Ох, стресс сплошной…
— Из твоих пылких объятий почти любой сбежит. А жаль, ты красавица.
— Чего это ты? Ко мне подкатываешь?
— Не беспокойся, я давно отказался от этой затеи.
— Фи…
Она со скучающим видом прижалась щекой к стойке. Хозяин с грустной улыбкой налил приготовленный для другого посетителя коктейль в стакан и отошёл. Синола, казалось бы, уже задремав, издала ещё один стон и тихо прошептала:
— Грендан всё шагает в ту же сторону, с чего бы?
Курс города. Сначала Грендан шёл в сторону старой особи, которую упустили Каунтия с Реверсом. Впрочем, хоть и упустили, но прогнали. Полагалось дать гряземонстру имя, но ещё не дали. Но это проблема решаемая, а вот город после разрешения конфликта, пусть и временного, должен бы вернуться на прежний курс — так подсказывал весь прошлый опыт. Весь мир считает Грендан безумным, но и он подчиняется основному принципу движения региосов — зависимости от расположения серниевых шахт.
— Крупную рыбу упустили? Нее, вряд ли.
Да, упустили, но сам бой оставлял впечатление, что эта старая особь «ну вроде как сильнее» других. Не так выглядит гряземонстр, на которого пойдёт Грендан, с которым захочет схватиться королева.
— В таком случае, нет ли здесь связи с недавним нарушителем?
Эти рассуждения вызывали определённое беспокойство. Она покинула бар.
Бармелин придёт в ярость, если узнает, что во внутренние палаты можно попасть ещё одним путём. Но это королевская привилегия — Клинкам в случае чего и дальше придётся терпеть вонь. А наглых нарушителей пускай давит лабиринт.
Синола пришла к дверям внутренних палат. Нарушитель добрался сюда больше недели назад. Благодаря восстановительным механизмам самого города следов боя уже не осталось.
Нетвёрдой от алкоголя походкой она подошла к воротам. Видимого способа вскрыть огромную печать не было. Между створками проходил неглубокий желоб с плотным стыком на дне. Словно пазл, выступы которого сходятся с точностью до молекул. Сломать, наверное, можно, хоть Синола и не пробовала. Но открыть не могла даже она.
Внутри дремала Истинная Воля Грендана. Врата откроются, когда она проснётся.
Зачем приходил нарушитель? Может, надо было прийти самой, а не полагаться на Бармелин? Но если он связан с Волколикими, Синола не может вступить в бой напрямую. Если даже её перетянут на ту сторону, противостоять Ему будет невозможно. А тот, кто знает о внутренних палатах, с большой вероятностью Волколикий.
— Никакой свободы действий, — прошептала она так, что эхо не подхватило слов. — Думала, что-то поменялось, но нет.
Она ждала перемен и почувствовала себя преданной.
Среда и наследственность. Сочетание этих невероятных факторов произвели на свет монстра по имени Альсейла Альмонис. Потом она собрала первоклассных бойцов, более чем достойных Небесного Клинка. Не собрала, к сожалению, все двенадцать, но надеяться на такое — непозволительная роскошь. Однако Истинная Воля не пробуждалась, и тот, кто должен быть где-то рядом, тоже не давал указаний. Что они все задумали?
— Сейчас не уступишь, значит? — попробовала заговорить Синола, и, конечно, не получила ответа.
В этом не было ничего удивительного, но тишина казалась зловещей.
— Впрочем, о шагах города, наверное, лучше у Грендана спросить?
Мысли пошли в другое русло, и Синола, отвернувшись от дверей, задумалась о Свергнутом, который стал волей этого города. Давно, кстати, не появлялся. Впрочем, даже Синола не видела Свергнутого регулярно. Последние разы объяснялись грозившей Лирин опасностью.
Грендан реагирует на угрозу Лирин. Синола с их первой встречи подозревала, что так будет. Лирин её увидела, и потекли слёзы. И Синола увидела, что отразилось в глазу Лирин…
И подумала не только о жестокости судьбы, но и о том, что пришла, наконец, та, кого так долго ждала Синола… Альсейла Альмонис. Пришло время. Пришло время Грендану исполнить своё предназначение, подумала она. Да, она поняла. Альсейла и двенадцать Обладателей Небесного Клинка. Этого мало. Не хватает того, что на самом деле должны наследовать королевские семьи Грендана. Но неужели… почему он появился именно у Лирин, именно у неё?
Кровь трёх королевских домов, составляющих правящий род Грендана, не так уж редко уходила в народ. У города долгая история, а экономика не позволяла обеспечить безбедную жизнь внебрачным детям трёх семей. Их сила проявлялась среди простого народа — такое случалось редко, но случалось.
Ну почему? Синола мучительно размышляла, снова и снова задаваясь этим вопросом.
— Хочу, чтобы девочка стала счастливой — если это возможно.
Чтобы противостоять этому миру, есть военные. Так зачем же такой груз на гражданском, на Лирин? Потому Синола и подтолкнула Лирин к решению уехать из города. И по возможности лучше ей не возвращаться. Пусть они с Лейфоном живут счастливо, подальше отсюда. В Грендане она непременно окажется вовлечена в нечто дурное.
Синола шла к отделению центрального механизма, а для этого требовалось вернуться в королевский дворец по тайному ходу из внутренних палат. Такой крюк порождал соблазн срезать через лабиринт, но она предпочла всё же вернуться во дворец. Пользование удобным проходом для избранных создавало ощущение, что она издевается над Бармелин. Напевая под нос песенку собственного сочинения о девочке, ворчащей как старая бабка, и потому несчастной, Синола вышла во дворец. Дальше пришлось остановиться.
— Ваше Величество.
Проход вёл в личную комнату королевы, но на выходе из комнаты уже поджидала Канарис. Будучи двойником, она всегда ждала указаний во дворце — обладала королевской красотой, но стояла, как неприметная тень.
— Куда ходить изволили? Я спрашивала госпожу Дельбоне, но она не известила, а я вас искала.
— Это одна из семи тайн королевы.
— Как скажете, — вздохнула Канарис, не воспринимая шутливого тона.
Скучная, как всегда. А хотелось, чтобы иногда попадалась на удочку. Спросила бы про другие шесть, например.
— Ну, так что стряслось среди ночи?
— Имею доложить, — протянула лист бумаги Канарис.
— Оо, что это? — пробежалась глазами Синола.
Сообщение о результатах генетической экспертизы. Имя объекта не указывалось. Но приводились данные ещё на одного человека, с именем — видимо, того, с кем сопоставляли.
— Ты чего задумала? — спросила Синола — Альсейла, не поднимая взгляда от документа.
— Прошу простить, развлечения Вашего Величества под видом студентки меня не интересовали. Но после известного вам случая я посмотрела на вещи иначе.
— Хмм.
— Зачем Грендан явился той девочке? Из-за гряземонстра? Но Ваше Величество держит Свергнутого под контролем. Он не мог появиться по вашему недосмотру. Ведь вы и сами там были. И могло статься, что разделались бы с гряземонстром ещё до Грендана. Девочка ничего бы не заметила. И тем не менее, Грендан первым встал перед ней. Словно встал на её защиту.
Альсейла не отрывала взгляда от листа. Смотрела на вписанное туда имя.
— Тогда у меня появился интерес. Я взяла у неё волос и в строжайшей тайне приказала сделать анализ. Результат перед вами.
Канарис вряд ли составит труда заполучить волос гражданского. Теперь она знает. Вот девица.
— Вашему Величеству изве…
Альсейла не дала договорить. Она и так позволила сказать слишком много.
— Канарис, я понимаю. Это никак не злоупотребление.
Она держала Канарис в воздухе, за шею. Беспомощная Обладательница с зажатым горлом хрипела и корчилась в муках.
— Ты лишь старательно исполняешь обязанности. Речь не о преданности. Сойди я с трона, ты и при следующем правителе будешь играть свою роль.
— А… уа… х! Х!
Альсейла холодно смотрела на болтающиеся и дёргающиеся ноги. Может, сейчас и убить? Искушение было велико. Девка знает.
Знает то, что нормально знать отпрыску королевских семей. И что это знание имеет к ней отношение.
— Но сейчас ты служишь мне. И обязанности свои исполняешь при мне. Поэтому не следует делать того, чего я не желаю, не считаешь? Предусмотрительность — твоя сильная сторона, но не задумывалась ли ты, что можешь меня огорчить?
Канарис, похоже, уже и звуков издавать не могла. Ноги дёргались всё слабее.
Тогда Альсейла разжала руку.
— Если думаешь, что я не могу вас убить — лучше осознай глубину своего заблуждения. Следующего раза не будет.
— Прошу меня простить.
Альсейла нахмурилась — в сдавленном ответе Канарис послышались торжествующие нотки. Неужто так и задумывала?
Забыв о своих планах, Альсейла скомкала документ в руке и вернулась к себе. Внешняя кэй мгновенно стёрла смятую бумагу в порошок, который Альсейла рассыпала на пол. Завтра служанки уберут. Склонив голову набок, она смотрела на частицы бумаги, не подлежащие восстановлению. И вспоминала написанное там имя.
Хердер Ютнол. Старший сын Ютнолов, одной из трёх королевских семей. Бывший жених Альсейлы. Его кровь должна была соединиться с её кровью, и тогда судьба Лирин постигла бы их ребёнка. Вместо этого чёртов недоумок сбежал с гражданской женщиной.
— Зачем в Грендане-то остался? Вот дурак…
Год побега сходился с возрастом Лирин. Альсейла это знала. Она не то чтобы не думала о такой возможности. Просто не хотела думать. |