Здравствуйте, странник
29.03.2024, Пятница, 09:51

Логин:
Пароль:
Запомнить
Регистрация



Меню сайта
Последние темы форума
Последнее смотренное. Делимся впечатлениями :) [1079] | Nimue
Бар "Type-moon" [11848] | Timekiller
Переводчику на заметку [63] | Bobbi86
Поздравления [1443] | Nimue
Что сегодня снилось? [96] | Timekiller
Фотографии. [3] | Bobbi86
Интересное видео [140] | Silence
Угадай аниме [5038] | Silence
Вступление в команду. Набор желающих. [418] | qppak
Какую мангу читаем в данный момент [578] | Mor
Статистика

 

Всего онлайн: 1
Из них гостей: 1
Пользователей: 0
Твиттер
 
N/A
 

Пролог первый

Восемь лет назад.


Давайте, я расскажу вам историю одного человека.
Историю человека, который больше чем другие верил в свои идеалы, и ими же был ввергнут в пучину отчаянья.
Он хотел, чтобы все в этом мире были счастливы – это было его единственным желанием.
Это инфантильное желание является мечтой всех маленьких детей, но они отказываются от неё, когда вырастают и привыкают к жестокости реального мира.
Любое счастье требует жертв; все дети познают это, когда становятся взрослыми.
Но этот человек был другим.
Может быть, он был просто очень глупым. Или в нём был какой-то душевный надлом. Или может быть, он был одним из так называемых «Святых», которым была вверена Воля Божья - то, чего обычным людям не дано понять.
Он видел существование мира только в одном - в альтернативе: жертвовать или спасать.
Когда он понял, что так и не удастся обнулить одну из этих мер…
С того дня он решил для себя, что будет руководствовать мерой «Спасение».
Чтобы уменьшить горе в этом мире, не было другого, более эффективного пути.
Чтобы спасти одну жизнь, ему приходилось стирать другую.
Вот так, чтобы спасти множество людей, ему приходилось убивать меньшее их количество.
Поэтому, его искусство убивать намного превзошло те навыки, с помощью которых он спасал людей.
Снова и снова, он окроплял свои руки кровью, но он ни разу не вздрогнул.
Никогда не задумываясь о справедливости своих действий, не сомневаясь в своей цели, он заставлял себя следить лишь за одной мерой.
Он никогда не недооценивал значение жизни.
Вне зависимости от статуса, не смотря на возраст, все жизни одинаково ценны. Не делая различий, он спасал жизни, и так же, не делая различий, он убивал.
Но он слишком поздно осознал одну вещь.
Если не делать никаких различий и ценить всех одинаково, то это будет ничем иным, как не любить никого вообще.
Если бы он высек это нерушимое правило у себя в душе хоть немного раньше, он бы достиг спасения.
Заморозив своё сердце, сделав из себя «оценочную машину», без крови и слёз, он продолжал жить, сортируя людские жизни на те, кто должен остаться жить, и на те, кому предстояло умереть. Возможно, он думал, что таким образом избавится от страданий.
Но он ошибался.
Любая радостная улыбка наполняла его грудь гордостью, любой печальный голос вызывал боль в сердце.
Гнев добавлялся к негодованию, что было полно сожалений, и его слёзы одиночества нуждались в человеке, который протянул бы ему руку.
Даже если он преследовал идеалы, которые людям было не понять – он сам оставался человеком.
Как много раз он был наказан этим противоречием.
Он знал дружбу. Он знал любовь.
Даже когда он положил жизнь своей любимой и несчётное количество жизней незнакомых ему людей на разные чаши весов…
Он определённо не ошибся.
Больше чем любить кого-то, чтобы одинаково решать за другие жизни, ему приходилось оценивать жизни других людей беспристрастно, и беспристрастно эти жизни отнимать.
И даже если он был с теми, кто был ему действительно дорог, он всегда был печален.
И сейчас, он был подвергнут величайшему наказанию.
Снежный вихрь, что бушевал за окном, заморозил всё. Зимняя ночь заморозила даже почву в лесу.
Комната старого замка, который находился в сердце снежной бури, была защищена мягким пламенем камина.
В тепле этой комнаты он держал в своих руках новую жизнь.
 
Она была действительно очень маленькой – такое маленькое тельце, что могло показаться несуществующим, и не было тяжести, которая означала бы то, что он кого-то держит.
Аккуратное прикосновение может быть опасно, словно это был первый снег, подхваченный рукой, который распадётся и растает от любого прикосновения.
В своём хрупком желании жить, у малышки повышалась температура, хотя дыхание было беззвучно. Всё что он видел в этот момент, было едва заметное пульсирование грудной клетки.
- Не волнуйся, она спит.
Он поднял ребёнка на руки, и её мать, отдыхая лежа на диване, улыбнулась им.
Как было видно из её изможденного взгляда, что был прикован к ребёнку, ей всё ещё было не хорошо, и её состояние ещё не пришло в норму, но даже сейчас, её красивое лицо как обычно напоминает сверкающий брильянт.
И её улыбка, что светиться счастьем, стирает утомление из её взгляда.
- Ей всегда было трудно, и она плакала, даже когда за ней присматривают медсестры. Впервые она ведёт себя так тихо… она понимает, разве нет? Ей спокойно, потому что она чувствует - ты хороший человек.
- …
Не ответив, ошеломлённый, он сравнивает мать лежащую на кровати, и ребёнка в его руках.
Была ли когда-нибудь улыбка Ирисфиль такой же сияющей?
Она определённо была женщиной, которой досталось незавидная доля. Никто даже не задумывался о том, чтобы дать её счастье в жизни. Она не была созданием от Бога, её создали люди. Гомункул, клон – вот правильное слово, которое нужно использовать для этой женщины. У Ирисфиль никогда не было никаких желаний.
Созданная как марионетка, выращенная как марионетка, возможно, она никогда не знала и приблизительного значения слова «счастье».
И сейчас – она сияет.
- Я очень рада, что у меня появился ребёнок.
Спокойно выражая свою любовь, Ирисфиль фон Айнцберн сказала это, глядя на спящую девочку.
- С этого момента, она будет первой и лучшей имитацией человека. Возможно, это будет трудно, и она может возненавидеть свою мать, которая подарила ей жизнь полную боли. Но даже если так – я счастлива. Это девочка так мила, она прекрасна.
В её появлении не было ничего необычного, глядя на нее, вы не увидите ничего кроме как прелестную маленькую девочку, но…
Внутри материнского чрева, над ещё не рождённой девочкой был проведён ряд магических операций, которые изменили её настолько, что она будет похожа на людей даже меньше чем её собственная мать. И хотя она родилась, её полезность будет ограничена, и эта девочка будет ничем иным, как телом, состоящим из сгустка магических цепей. Такова была истинная природа любимой дочери Ирисфиль.
И, несмотря на такое жесткое рождение, Ирисфиль говорит – «пускай». Дать жизнь чему-то подобному, сама, являясь практически тем же, она любит это существо, рада за него и улыбается.
И причиной этому сияющему сердцу, было то, что она, без всякого сомнения – мать. Девушка, которая могла быть лишь марионеткой, нашла любовь и стала женщиной, и приобрела непоколебимую стойкость, став матерью. Казалось, ничто не могло поколебать её счастья. Прямо сейчас, спальня матери и ребёнка была защищена теплом камина, что было так отлично от его отчаянья и печали.
Но – он знал. Он был частью того мира, частью снежной бури за окном – то место для него было более подходящим.
- Ири… я…
Сказав лишь одно слово, его грудная клетка словно оказалась проткнута клинком. Этим клинком были мирное, спящее лицо младенца и сверкающая улыбка матери.
- Я буду тем, кто однажды убьет тебя.
Он почувствовал, как его кровь вскипела, когда он увидел, как его жена восприняла это – со спокойным выражением на лице.
- Я понимаю. Это долг любого, кто принадлежит семье Айнцберн. Для этого я и была создана.
Будущее было уже определенно.
По прошествии шести лет, он привёз свою жену в то место, где она должна была погибнуть. Всего одна жертва, чтобы спасти Мир. Ирисфиль принесёт себя в жертву, преданная его идеалам.
Это было решение, о котором они много говорили, и всегда они приходили к соглашению.
Он уже хотел себе вырвать сердце за это решение, проклинал себя за это, и каждый раз Ирисфиль прощала его, и подбадривала.
- Я знаю твои мечты, я выросла на твоих молитвах, вот почему я здесь. Ты вёл меня вперёд. Ты дал мне жизнь, которая определённо не была жизнью марионетки.
По той же причине она жертвовала собой. Таким образом, она стала частью его. Такую форму приняла любовь Ирисфиль. Только с помощью неё, он смог бы совершить задуманное.
- Ты не должен печалиться обо мне. Я уже часть тебя. Мне нужно лишь вынести боль, что разрывает тебя на части. Я смогу.
- Но как насчёт её?
Тело девочки было лёгким как пёрышко, но то, как изменился вес, заставляло его дрожать.
Он не мог этого понять, он просто не был к этому подготовлен; что он будет делать, когда на меру его измерений будет положен его ребёнок?
Он не осудил или прощал – таков был его образ жизни. У него просто не оставалось на это сил.
Но по отношению к такой невинной жизни, его мечта – безжалостна.
Не взирая на статус, не взирая на возраст, не взирая ни на что…
- Я не… достоин того, чтобы держать её на руках.
Он буквально выдавил это из себя, и, не смотря на нежность, что проскальзывала в его голосе, ему казалось, что он погружается в безумие.
Капля слезы падает на пухленькую, розовенькую щёчку девочки, которую он держит в руках.
Тихо плача, он опускается на одно колено.
После того, как он был поражён бессердечием мира, он достиг более высокого бессердечия. Но для человека, у которого оставались те, кого он действительно любил, это было наивысшим наказанием.
Те, кого он любил больше всех на свете…
Если даже для этого нужно будет разрушить мир, он хотел их защитить.
Но он понимает. Когда придёт время, когда та Справедливость, в которую он верит, потребует жертвы подобной этой чистой жизни, какой выбор человек по имени Эмия Киритцугу сделает?
Киритцугу плакал, боялся этого дня, боялся этой возможности, даже если шанс этого был один из тысячи.
Его грудная клетка напряглась, чувствуя теплоту тельца прижатого к груди.
Ирисфиль поднялась с дивана, и нежно положила руку на плечо своего мужа, которого душили слёзы.
- Никогда не забывай. Не это ли была твоя мечта? Мир, в котором никому не придётся плакать, как ты сейчас. Ещё восемь лет. И твоя битва будет закончена. Мы позаботимся о твоей мечте. Я уверена, Грааль спасёт тебя.
Его жена, которая полностью понимала его агонию, вытерла слёзы Киритцугу, так нежно, как только это было возможно.
- И после этого дня, ты будешь должен взять на руки этого ребёнка - Илиясфиль – ещё раз. Прижать к своей груди как настоящий отец.



 К оглавлению